Шеридан ненадолго замолчал, а потом резко придвинулся ко мне, пытливо заглядывая в глаза:
— Ты бы пережил это?
Я помедлил с ответом, внимательно рассматривая вздымающееся над горизонтом марево. Меня сложно было назвать академиком мистических искусств: я потратил куда больше времени на практические эксперименты и оттачивание искусства смерти, чем на теорию. Однако у меня был доступ к лучшим знаниям, и лучшим мастерам, и не сказать, что я им пренебрегал.
Поэтому я понимал, что находится впереди.
Они создали магическую аномалию. В научной среде мастеров Тиала это считалось теоретически возможным, но практически нереализуемым на практике: что-то из разряда вещи, которая, будучи потенциально возможна в более насыщенной энергией среде, становилась нереализуемой в имеющемся мире.
Впрочем, сам я уже сталкивался с тем, что напоминало исключения из этого правила. Дикие земли и пространственная аномалия… Шторм смерти, дело моих собственных рук, что уничтожило Таллистрию и создало проклятье теперь уже мёртвых земель…
Теперь передо мной стоял очередной пример. Сколько же силы они туда вложили? И, главное, как? Нет, я мог бы создать что-то подобное из смерти. Но это я: спустя годы накопивший океаны силы смерти, бессмертный, лучший мастер смерти, вероятно, не одного Тиала, но и многих иных миров, способный призывать древних богов и раскалывать континенты…
Согласно теориям мастеров Тиала, подобная вещь должна рассеяться сама собой, случись ей возникнуть. Привычного фона просто не хватит для самоподдержания. Но я знал, что возможны и иные варианты: создание из чистой смерти, что стало сердцем земли теней, было тому доказательством. Как знать, может и голос, что встречал меня в диких землях, был чём-то подобным…
Но лучше от этого не становилось. Меньше всего я хотел получить в собственной новой столице в центре своих земель подобную дрянь неизвестной природы, созданную ради моего уничтожения!
Авторство ловушки не оставляло сомнений: у Альянса остался только один великий маг. Но если он думал, что это меня остановит, он ошибается.
— Я бессмертен. А этот город должен пасть. Будь то секреты древних магов или магические аномалии, хитроумные ловушки или лучшие приёмы церкви: ничто и никто меня не остановит. — ответил, наконец я. — Что-нибудь уцелело во взрыве? Надо определить радиус воздействия и оцепить территорию. Обойдём её, и разбираться с этой дрянью будем позже.
Снаружи я остался невозмутим, хотя, самому себе можно признаться: сомнения были. Магическая аномалия — вещь совершенно непредсказуемая. Маловероятно, что её мощь способна сломать ритуал моего бессмертия, конечно: тут нужен совсем иной масштаб сил, несопоставимо… Однако легче от этого не было. Я мог провалиться в какую-нибудь складку пространства, петлю времени, магогравитационную аномалию, разрывающую меня на куски раз за разом и не дающую покинуть зону воздействия - что угодно! И это если не брать возможное непредсказуемое воздействие на разум и душу…
В общем, опасаться смерти повода не было, но и желания соваться в эту дрянь - тоже.
Шеридан невозмутимо кивнул, не меняясь в лице, и отвёл взгляд, смотря на город.
— Думаю, ударим одновременно вдоль стен, с двух сторон. — окинул сосредоточенным взглядом город герцог. — Не стоит давать им много времени, завтра к утру будут готовы первые штурмовые отряды. Что до уцелевших… На удивление, уцелел ваш меч. Несколько гвардейцев видел, как он с огромной скоростью, раскалённый, вылетел из эпицентра взрыва, где был Элдрих. Вонзился в камень рядом с телом короля Ренегона. Никто не решился его взять до вашего возвращения.
Совпадение? Или чья-то воля? Но кто мог повлиять на это, в момент взрыва, в эпицентре бушующего океана силы? Элдрих? Или кто-то ещё? Понятно, что слуги оставили королевское тело для меня нетронутым, но вот произошедшее с мечом…
Голос маршала моей армии выдернул меня из размышлений: остро, резко, неожиданно.
— Если вы желаете возглавить атаку, стоит выбрать один из флангов…
Если…
Герцог продолжал говорить, обрисовывая свой план, но я уже не слышал его, словно погрузившись в оцепенение. Я знал традиции людей этого мира хорошо — рождённый, выросший здесь… Пускай я и помнил предыдущую жизнь, десятилетия, проведённые на Тиале — они значили многое.
Люди Тиала были молоды, как и вся их цивилизация: и это несло свой отпечаток. Реальность вносила свои коррективы, конечно. Высокие замки и превосходная сталь, латные доспехи и могучие осадные машины: подсказки богов, церкви, и способность к первородной магии позволила людям здесь совершить немыслимый в обычных условиях скачок, пройдя и бронзовые, и железный век за считаные столетия.Но культура не всегда успевает за технологиями, и потому короли в высоких замках всё ещё вели своих людей в бой, жили как воины, мыслили как воины, пускай в это уже давно не было реальной нужды.
Вопроса о том, должен ли лорд вести своих людей в бой просто не стояло. Он либо может, либо нет. И во втором случае человек весьма быстро переставал быть властителем.
В тот миг, когда Шеридан сказал если, я понял, что сломал это в людях, здесь и сейчас. Заставив столкнуться их с обстоятельствами непреодолимой силы, с непобедимым противником в лице себя, став сам тем, кто не знает поражений… Я сделал это необязательным.
Кто-то счёл бы это хорошим знаком: возвращение мира в привычное людям русло. Проблема была в том, что я не был уверен, что это именно то, чего я хотел. Я не был великим воином, подобно королям-основателям прошлого: но всё же, я взял свою первую корону в этом мире мечом и магией, и мой разум: ныне холодный, беспристрастный, всё ещё помнил горячую кровь короля Ганатры, что брызнула мне в лицо…
В прошлой жизни я был подобен лидерам моего родного мира: всегда в тенях, всегда за чужими спинами - то, что никогда не поняли бы люди Тиала. Никогда раньше!
Я безучастным, пустым взглядом смотрел на марево магической аномалии впереди, и впервые за долгое время не знал, что делать. Разум спокойно, методично просчитывал всё: где и как противник может разместить нужные ловушки, как их избежать, куда какие отряды посылать, чем можно пожертвовать, а кого, из ценных кадров, лучше оттянуть в тыл…
Логика подсказывала, что шансов удержать город у Альянса королевств нет. Я могу положить здесь половину, две трети армии, но так или иначе, сколько бы ударов они ни подготовили, сколько остатков своей силы бросили в бой, какие бы новые фокусы не придумал глава церкви: им не удержаться, ведь на каждый их удар я могу бросить новые и новые тысячи мёртвых солдат, безудержным натиском, что не знает усталости.
Мне даже не было нужды участвовать в бою. И всё же я медлил, не отдавая приказ. Собственная свобода, способность принимать свои решения — то что я ценил, возможно, даже больше своей жизни — была ли она у меня сейчас?
Холодный, безучастный логик не пошёл бы никуда, наблюдая за битвой издали, независимо от личного могущества. Слишком ценна своя шкура, слишком много неучтённых факторов может возникнуть. Кто знает, где лежит очередная ловушка последнего из великих магов? Какие секреты таят в себе архивы церкви? Какой удар, специально подготовленный против бессмертного, в последнем, отчаянном рывке окажутся способны выдать их маги?
Рыцарь, воспитанный старым странником, пошёл бы первым. И я был таким рыцарем — когда-то. Наверно, это была самая ценная вещь, которой научил меня Кадоган: идти вперёд, не боясь ничего, побеждать, несмотря ни на что.
Он был всего лишь человеком, что даже не владел магией, и всё же оказался способен убить магистра смерти, пройдя сквозь целую армию напролом.
Несмотря на то что бессмертие спасло меня тогда, несмотря на то, что мне пришлось его убить, я всё ещё уважал старика за это. В нём была воля, сокрушающая саму реальность… Но осталась ли она во мне? Что вообще можно сказать о воле того, кто не чувствует ничего?Я напрягался, пытаясь всеми силами прислушаться к самому себе: но внутри была лишь пустота.
— Нет. — внезапно для самого себя сказал я, прерывая рассуждения герцога Шеридана о стратегии. — Мы поступим иначе. Собирай ту часть мёртвых легионов, что наиболее боеспособны, и труби общий созыв гвардии. Я пойду первым. За мной - мертвецы. Вторым эшелоном - гвардия и мастера, как отряд прорыва. Пусть держаться на расстоянии…
— Глупо. — усмехнулся наследник Ганатры. — Глупо и безрассудно.
Но в насмешливой улыбке потомка древних королей я видел одобрение. Он — понимал то, что не чувствовал я сейчас.
Если ты хочешь стать кем-то, кем ты не можешь быть, притворись им. Надень на себя маску — и убеди весь мир в том, что это и есть ты. И однажды, в один день, ты не заметишь, как превратился в того самого человека, которым хотел быть.
Когда-то я дал такой совет человеку, которому доверял больше всего в этом в мире. Своему первому ученику, простому старому слуге… Он был первым - из всех, кто пошёл за мной, узнав, кто я есть на самом деле.
Настало время воспользоваться своим же советом. Пока я ещё могу. Пока я ещё в своём уме.
Шагая по улицам горящего, избитого города, я отдавал себе чёткий и ясный отчёт в том, что медленно схожу с ума. Полное отсутствие чувств и эмоций - это определённо патология. Нет, я бы вряд ли записал себя в норму даже в прошлой жизни: однако, по моим собственным меркам, я был вполне обыкновенным человеком. В чём-то выдающимся, в чём-то заурядным - но человеком, психологически так точно. Я смеялся над хорошими шутками и любил отдавать должное неплохому вину, с удовольствием проводил время с женщинами и натурально злился, когда кто-то ломал мои инструменты: будь то люди или вещи. И не так много вещей было в мире, которые я ненавидел больше, чем чья-то власть надо мной…
Я не мог назвать себя хорошим человеком, но мог назвать себя человеком, и у меня отнюдь не было намерения отказываться от принадлежности к собственной расе. Однако случившееся изменило это, поставив под вопрос мою человечность как таковую. Было ли то следствие раны, которую я нанёс сам себе, раскалывая свой разум на две части в попытке вырваться из невозможной иллюзии хтонической твари? Следствием её влияния? Или тёмный бог просто вырвал из меня что-то без возврата? У меня не было ответа. Но моя память не пострадала, и потому одно я знал наверняка: я хочу это обратно. Вернее, хотел бы, если бы мог хотеть. В сущности, сейчас мне всё ещё не хотелось ничего. Но разум, холодный и безучастный, точно знал: если бы у меня была хоть тень эмоций сейчас, я бы яростно желал вернуть себя прошлого назад.