По моим меркам, они справились быстро - минут за десять. Граф Лотан показал себя очень неплохим полководцем. И достаточно разумным, чтобы не повестись на подначку.
Вперед выдвинулось ополчение. Простые мужики, многие, возможно, ещё вчерашние крестьяне. Их объединяли нехитрые, но добротные доспехи из плотной кожи: такие не остановят прямой удар моего длинного фламберга, но изрядно замедлят его, или выдержат скользящий. Среди них почти не было мечников: окованные грубым железом дубины, привычные крестьянским рукам топоры, короткие пики. Что было необычным, так это то, что я впервые увидел оружие, предназначенное для пробития лат: в королевствах оно не было распространенным, ибо войны в стиле старых традиций вообще не предполагали, что латников придётся убивать… Пожалуй, я бы назвал это клевцом: примитивным, но достаточно действенным, если нанести тяжелый удар.
Забавно - возможно, именно я послужил здесь неявным вдохновением к оружейному прогрессу. Но белую сталь таким не пробить - пожалуй я вообще не знал способен ли обычный человек в принципе всерьез повредить такие латы. Мой собственный удар с предельным усилением оставлял на этом полумагическом металле лишь крайне небольшие царапины: и как я подозревал, дело было отнюдь не в одних физических свойствах, учитывая, что ковать его умели только в красных башнях.
На бородатых, небритых лицах первых рядов застыла мрачная решимость. Я не знал их мотивов, но мог отдать им должное: они шли на смерть с осознанием этого факта.
Мне запомнилось лицо первого: немолодой, лет сорока, мужчина с короткой бородой где была видна легкая, первая проседь. Он имел большие, тяжелые надбровные дуги, небольшой шрам над правым глазом, большой прямой нос и небольшой, совершенно бесполезный кожаный шлем, к которому была привязана странная поделка из какой-то крестьянской веревки - словно её сделал ребенок. В спокойный, глубоко посаженных карих глаза застыл взгляд обреченного - но воина.
Я разрубил его от паха до плеча одним ударом, шагнув вперед, едва он успел замахнуться топором. Затем, шагнул в сторону, широкими рубящим ударом убил сразу двоих и ранил третьего, вспарывая глотки. Новый удар: и наступающий ряд валиться наземь, мешая пройти новым, зажимая вываливающиеся кишки.
Эти люди не были берсерками и не были безумцами. Они не бежали на меня в безумной ярости, и не кричали угрожающих кличей, а просто шагали вперед в молчаливой, уверенной в своей правоте смерти: и это дало мне возможность убить несколько десятков и ранить ещё больше, почти не получая ударов.
Большая часть рыцарей что я знал, могли бы сделать тоже самое. В конце-концов, что могут противопоставить обычные крестьяне тому, кто всю жизнь учился владеть мечом и латами?
Я крутанулся вокруг своей оси в последний раз, могучим, тяжелым ударом разрубая лица всех, кого видел сквозь прорези шлема. Но на место павших встали новые - и затем меня просто снесли. Ни один мечник, даже самый гениальный, не может фехтовать с толпой. Град тяжелых ударов обрушился на доспехи со всех сторон, и меня просто сбили с ног - и уже просто не дали встать.
– Руки! Ноги! – раздался из-за спины толпы чей-то резкий окрик
И на меня банально навалились - даже не пытаясь отобрать отобрать оружие, или опасаясь трогать артефакт, просто бросились телами на руки и ноги, один за другим. А затем снова и снова - погребая телами в образовавшейся куче мала так, что я просто не мог пошевелиться.
Крестьяне скверно умели сражаться и не могли противопоставить мне ничего по отдельности - но кто-то хорошо научил их, как можно обездвижить латника в доспехах именно так, толпой, за счёт абсолютного превосходства в численности. Чья-то крупная нога навалилась мне даже на шлем, перекрывая обзор, и я совершенно перестал видеть всё, что происходит вокруг, став обездвиженным.
Битва затихла. Лежащая на мне толпа боялась пошевелиться, а я же банально не мог. Мужики загалдели, кажется, даже удивленные своей победе: но кто-то сверху прокашлялся, и воцарилась почти идеальная тишина, перемежаемая лишь сопением и тяжелым дыханием запыхавшихся людей.
– Не желаете ли сдаться, Ваше Величество? – Кажется, вы это… Слегка лишены возможности драться дальше? – раздался сверху вежливый мужицкий голос.
– Вовсе нет. – легко и спокойно ответил я. – На самом деле, я просто даю вам время осознать, что вы не способны мне навредить. Я мог бы легко убить вас всех… Но вы же всего лишь простые крестьяне, посланные сюда на смерть. Уходите и возвращайтесь к привычной жизни, пока можете. Здесь будет бойня.
Они не поверили. Должно быть, от обездвиженного человека сообщение о грядущей бойне звучит не слишком убедительно. А ведь я говорил правду! Однако, что они могли сделать дальше? В том-то и дело, что ничего. Только продолжать держать меня обездвиженным. И послать за руководством…
Это заняло время. Пока вестовые добежали обратно до армейского лагеря, пока они приняли решение что делать, пока они прислали новую группу, что будет заниматься моим пленением - меч успел накопить сил.
Я пристально, до рези в ушах, сквозь сопение лежащей сверху толпы вслушивался в окружающий мир, стремясь уловить момент, пока остальные приглушенно переговаривались между собой. И поймал его.
Резкая, отрывистая, и тихая команда прозвучала неподалеку:
– Меч. Отберите у него меч, и как можно скорее.
Мужики вокруг завозились, и я почувствовал, как давление на правую руку, в которой он всё ещё был сжат, ослабело. Затем кто-то с силой попытался разжать мои пальцы - и я это позволил. Неподалеку послышались шумные вздохи облегчения.
– У вас был шанс сдаться. – холодно произнес я. – Вы действительно думаете, что именно меч делает воина - воином?
И я атаковал. В одном слитном, могучем движении, вкладывая всю силу в удар, ударил всем телом, всей сутью человека, так, как Колн научил меня.
Удар, способный крошить камень, прошел сквозь чужие тела, ещё недавно казавшиеся непреодолимой преградой, как сквозь воду.
На месте толпы мужиков взвился кровавый фонтан из плоти и костей, внутри которого стоял я. Они вокруг застыли на миг: позволяя мне оценить обстановку. Помимо ополчения, рядом появился небольшой отряд егерей с плотными сетям, предназначенным для ловли зверей - его возглавлял рыцарь-латник, который, похоже, и отдал приказ отобрать меч. Охотники неподалеку, кажется, смазывали оружие свежей сонной алхимией, и готовили колбы с сонными зельем…
Время замедлило свой бег. Было всего два приема, что я освоил в монастыре: сила и скорость. Рывок всем телом, позволяющий двигаться столь быстро, что превращал меня в смазанную тень: и удар, что может крушить почти всё.
Я снес голову рыцаря ударом латной перчатке прежде, чем он успел сделать что-то ещё. А затем - развернувшись вокруг своей оси со всей возможной скоростью - просто швырнул его тело в группу егерей, словно пушечный снаряд.
Подобное применение силы и скорости, пожалуй, убило бы даже мастера жизни. На миг я ощутил холод и чудовищную слабость - но только на миг.
Мое бессмертие питали иные силы, чем простая жизнь: само мироздание поддерживало меня, позволяя в мгновение ока восполнять силы. Некоторые люди, пришедшие сюда убить меня, возможно, задавались вопросом, сколько раз меня надо убить, чтобы эта сила иссякла. Но это был неправильный вопрос - эта сила была неистощима. В конце-концов, что такое жизнь всего одного человека в рамках даже всего лишь мира, не говоря уже о большем? Незначительная мелочь. Нет, правильным вопросом было то, сколько я смогу выдержать…
Полноценная смерть, требующая воскрешения, была неприятным, травмирующим, болезненным опытом, с которым, впрочем, я давно свыкся. Но пребывание на грани жизни и смерти было куда проще - это скорее походило на прилив тяжелой усталости, который тут же смывало, словно ты выпил крепчайшего кофе и хорошо выспался в один краткий миг.
Я даже делал так в дороге, когда не хотел останавливаться. И это значило, что я могу сражаться так хоть целую неделю…
Новый рывок: и в отряде егерей, едва успевших достать оружие, ввысь взметнулся кровавый фонтан. Я попытался бросить одного из них в других, но неудачно - сперва оторвал ему руку, а затем просто разорвал пополам, пытаясь схватить за туловище. Впрочем, его сосед был одет в броню получше - с ним вышло удачнее.
Воздух наполнил отвратительный хруст костей, крики, запах крови и вывернутых внутренностей. Ни егери, не простые ополченцы, ничего не могли противопоставить мастеру жизни в латах с неистощимым запасом сил: и я просто убивал их, иногда одного за удар, иногда нескольких, найдя подходящий снаряд.
Сложно сказать, сколько я убил. Несколько сотен, пожалуй. Егери погибли первыми - а простые мужики просто уже не умели применять то, чем меня собирались вырубить. И пуская первое время они пытались сражаться, пытаясь повторить первый успех - спустя сотню смертей даже до самых тупых дошло, что ситуация изменилась настолько, что ловить им стало нечего.
Я подобрал небольшой молот и метнул его в спину убегающих с такой силой, что он пробил двоих насквозь, вонзаясь в третьего. Может, будь снаряд поудачнее, получилось бы даже лучше…
Так я и остался вновь один: посреди мертвых и искалеченных тел, который продолжали наполнять поля своими стонами. Оглянувшись, я подобрал свой меч, лежащий неподалеку. А затем принялся ходить по полю боя, добивая раненых - одного за другим. И лишь когда оборвался последний стон, я вернулся к егерям, осматривая их экипировку.
Сети из крепких веревок - пожалуй, такие я даже мог бы и порвать. Сами веревки - и сонное снадобье. Часть в виде мази, что наносится на оружие, часть - в виде жидкости, что подмешивают в дичь для хищников.
Алхимики королевств умели готовить снотворные из различных трав - не слишком сильные, но ударная доза могла не то что человека, а даже многотонную зверюгу заставить спать. К счастью для меня, работало это до определенного предела - сон и паралич, всё же, разные вещи. Я планировал бороться с такими средствами огнем - поджигая самого себя в узкой точке. Как бы не было сильно снотворное, ты не сможешь спать, пока горишь заживо…