От такого заявление я лишился еще и голоса. Надеясь лишь на устранение увечий, я и не помышлял о новых возможностях. То, во что алхимик превратил собственное тело, поражало воображение, и я задумался. Теперь я вне закона, мне незачем беспокоиться о том, будет ли моя внешность вызывать у людей подозрение в чернокнижии. Некстати вспомнились вертикальные зрачки Магистра.
Змей смотрел на меня сверху вниз, я не смог бы дотянуться даже до кончика ветхой бороды. Я разглядел вживленные в старческую шею алхимические самоцветы. Подобные камни алхимики Кха выращивали в лабораториях и использовали для управления эфирными токами организма. Сейчас это искусство считается утраченным. Создал ли он эти энигмы самостоятельно или где-то раздобыл и смог применить – в любом случае это говорило о высочайшем мастерстве и могуществе. Я прочистил горло и сказал:
– Какой будет плата?
Старик закатил глаза.
– Никто в этом мире не способен оплатить мои услуги. Для меня ценен сам опыт.
Оставив меня в раздумьях, Змей плавно изогнулся и двинулся по своим делам. Мимо меня проплыло исполинское тело. Толщиной оно было как торс человека, но длина казалась бесконечной – хвоста я так и не увидел.
Я постарался выдумать самые фантастические способности для новых частей тела, и был готов к отказу, но алхимик после минутного раздумья кивнул. В сознании промелькнули сцены, как с новыми способностями я с легкостью расправляюсь с Магистром. Закралось подозрение, что это какая-то уловка, ведь мои пожелания были настоящей имбой. Алхимик же оставался уверенным в своих силах, как дьявол, у которого в обмен на душу попросили килограмм яблок.
Змей – так я про себя назвал нового знакомого – двигался по залу, собирая со столов и высоченных полок необходимые инструменты. Он растопил печь, в широком плоском тазу закипела вязкая субстанция неопределенного цвета. Змей капал туда что-то из флаконов, бросал пучки трав, сыпал искрящийся порошок. Движения были плавные и точные, как у пианиста.
Следующий этап вновь заставил меня волноваться. Чтобы изготовить новую руку, Змею понадобилась моя здоровая рука в качестве образца. Нависая над моим плечом, он подвел меня к бурлящей субстанции и велел опустить в нее обе руки по локоть.
– Будет больно? – спросил я.
– Да, – ответил он, и ничего больше не добавил, игнорируя мой возмущенный взгляд.
Я опустил руки в таз. Субстанция выглядела весьма необычно, но ощущения были самые обыкновенные: как будто я опустил руку в кипяток. Я дернулся, но подавил условный рефлекс усилием воли и мышц. Из таза повалил едкий пар, не дающий разглядеть, что происходит. В какой-то момент мои ноги подкосились, но Змей удержал меня. Боль достигла высшего предела, я уже не мог с уверенностью сказать, обжигает меня кипяток или лед. Жгучее ощущение сменилось покалыванием, а затем конечности онемели. В какой-то момент Змей тоже опустил руки в бурлящую жидкость и что-то воткнул в мою культю.
Очнулся я на полу. Я пошевелил пальцами и поднес руки к лицу. Они пульсировали болью и горели, словно я только что достал их из муравейника. Но их было две. Левая ничем не отличалась от обычной человеческой руки, лишь ногти были острые и черные. Я сжал ее в кулак и почувствовал, что кожа на ладони покрыта мелкими шипами, как кошачий язык. Я вопросительно посмотрел на Змея.
– Не на ком проверить новую способность, понимаю, – сказал тот. – С глазом будет сложнее.
Я представил, как сую голову в кипяток, и содрогнулся.
– Если тебя окунуть в раствор, то мозг растворится, – сказал Змей, словно в ответ на мои мысли. – Придется извлечь твой правый глаз. Временно.
– Ну уж нет! – воскликнул я.
Алхимик устало вздохнул, словно уговаривал ребенка на пломбирование зуба.
– Что тебя беспокоит? – спросил он.
– Я останусь без единственного глаза, вот что.
– В моих силах разобрать тебя по органам и собрать заново, а ты даже не заметишь.
Уверенный и будничный тон не оставлял сомнений, что в прошлом Змей уже проделывал подобное и что похлеще.
– Как долго будет идти… операция? – спросил я.
– Так же.
– А если…
– Я не намерен ни в чем тебя убеждать. Можешь идти прочь в любой момент.
Я согласился. В конце концов, я только что получил новую руку, вернул утраченные характеристики и получил новую способность. Все прошло отлично, и не было смысла отказываться от нового глаза.
Повинуясь указаниям, я лег на широкое каменное ложе, больше похожее на языческий жертвенник, чем на операционный стол. Змей поднес к моему лицу стеклянный шприц с металлическими кольцами для пальцев. Игла вошла под нижнее веко здорового глаза, лицо онемело.
Острый блестящий металл коснулся глаза, я хотел зажмуриться, но не мог. Изображение поплыло, кончиком уха и шеей я почувствовал теплую жидкость. Раздался влажный щелчок, и я перестал видеть. На лицо легла шелковая ткань, пропитанная едким запахом.
Кругом была темнота. Я услышал металлическое бряцание – это Змей положил инструмент на каменную поверхность. Легкое движение воздуха намекнуло, что алхимик устремился к печи.
Я судорожно перевел дыхание.
На этот раз я не испытывал боли, но минуты тянулись намного дольше. Сердце участило ритм, ладони вспотели.
– Ты здесь? – спросил я наконец.
Ожидание показалось вечностью.
– Не мешай, – сухо ответил алхимик. – Я создаю тебе око.
Слух обострился. Я прислушивался, как бурлит жидкость в алхимическом тазу, как раздаются всплески – то ли Змей добавляет ингредиенты, то ли помешивает свое мистическое зелье. Я напрягал слух и в каждую секунду надеялся услышать, как он достает из таза мои глаза. Ум рисовал картинки с половником, которым пытаются выловить из кастрюли последние пельмени.
Внезапно я услышал нечто другое и затаил дыхание.
Вне лаборатории, в коридоре, ворочалось что-то крупное и как будто доносились… голоса? Я внутренне напрягся.
– Все хорошо? – спросил я.
– Я же сказал…
Голос алхимика перешел в изумленное шипение, и в ту же секунду раздалась стрельба.
Обостренный слух наполнил голову громыханием взрывов, свистом пуль и топотом десятков ног. Звенело разбитое стекло, трещали упавшие полки, несколько голосов выкрикивали боевые команды, раздавались крики ярости и боли. Я лежал не шевелясь, в любую секунду ожидая, что на меня что-нибудь свалится или шальная пуля оборвет мои волнения.
Один голос показался знакомым. Между оглушительной пальбой я разобрал обрывки фраз:
– Не дай ему уползти, целься в голову!
– Осторожней с огнеметом!
И тут же:
– Берегись – он отбросил хвост, спасайся!
Со всех сторон раздались удары, словно кто-то размахивал осадным тараном, с потолка посыпалась каменная крошка. Даже лежа на каменной глыбе я ощутил, как трясутся стены. Затрещали деревянные подпорки, и глухо рухнули плашмя книжные полки. Пространство до предела наполнилось грохотом и криками, я зажал уши руками. О судьбе своих глаз я старался не думать, надежды не было.
Когда все стихло, рядом я услышал шаги подкованных ботфортов по битому стеклу. Прозвучал знакомый голос:
– Это же наш сэр Карахан! Ты только посмотри на него!
– Так ему и надо, – добавил второй голос, хриплый и тоже знакомый.
Доигрался, подумал я.
Глава 11. Прибытие в Сандарум
Поскольку в сознании у нас есть пространство и время, а в Бессознательном нет пространства и нет линейного времени (там оно циклическое), то Бессознательному в каком-то смысле все равно – это было или это будет.
Карл Густав Юнг
Размеренно и степенно море вздымалось и опускалось, словно дышало. Корабль скользил по его необъятной груди, а дыхание вечности наполняло паруса ветром. Изумрудные волны уходили вдаль сколько хватало видимости. Бесконечность простиралась по сторонам, зияла в высоком небе и скрывалась внизу – корабль казался щепкой, случайным осколком рациональной мысли посреди непостижимого хаоса первозданных форм.
Кирилл вглядывался в толщу воды, опасаясь и одновременно надеясь увидеть хтонических обитателей глубин бессознательного. Пальцы крепко сжимали борт, сердце прыгало в груди, не в состоянии поверить в происходящее. Свежий ветер раздувал полы пиджака, который теперь превратился в старинный сюртук.
После того, как к психологу присоединился Дедалов, все вещи в Психиконе изменили облик. Энергетический пистолет стал походить на музейный экспонат восемнадцатого века, компас, ранее напоминавший смарт-часы, обзавелся бронзовым корпусом, а идентификатор превратился в книгу-справочник с пергаментными страницами. Главное, что сохранился препарат для вывода Аркадия из комы: шприц стал архаичной пробиркой с восковой печатью на горлышке.
Когда Кирилл пришел на пирс вместе с геймдизайнером, то Капитан, оценив произошедшие перемены, без лишних разговоров согласился взять их на борт. Кирилл запомнил загадочную улыбку Капитана – она мелькнула всего на мгновение и сразу спряталась, словно родительский подарок, тщательно скрываемый до праздника.
Они приняли правила Психикона, и теперь Кирилл чувствовал, что утратил привычный контроль над происходящим. Прописанный заранее код более не мог помочь, и голосовая связь с Кристиной разорвалась, когда агенты вышли в море.
Дедалов выглядел настороженным и даже шокированным. В расширенных глазах читался восторг, но геймдизайнер воздерживался от комментариев, а на прямые вопросы отвечал медленно, обдумывая каждую фразу. Кирилл понимал его реакцию. Не каждый день попадаешь в сокровенный мир бессознательного, да еще и несущий отпечаток твоей игры. А ведь главное было еще впереди – корабль держал курс на континент Сандарум.
Кирилл обернулся и пробежал взглядом по палубе. Дедалов о чем-то разговаривал с Капитаном, который исполнял роль штурмана и по обыкновению стоял у штурвала. На рее свесив ноги сидел матрос, двое других у дальнего борта возились со снастями.
Остальные члены команды людьми не были. С мачты на мачту порхали огромные коричневые птицы величиной с барана и существенно облегчали труд матросам, превращая управление кораблем в забаву. Мощные лапы легко управлялись с такелажем, короткие треугольные клювы ловко хватали канаты, словно червяков. Время от времени слышалось отрывистое чириканье, и казалось, что птицы осмысленно переговариваются. Присмотревшись к оперению, можно было узнать воробьев.