Он попытался пошевелиться. Не удалось. Точнее, получилось лишь отчасти. Руки как будто что-то удерживало. Бросив взгляд в сторону, он обнаружил, что не ошибся. Кисти фиксировали металлические скобы, крепко прикрученные к стене. Оторвать их от неё не получалось. Он посмотрел вниз. Тело тоже держала похожая скоба, только больше и шире. Значит, он в плену. У кого? Зачем?
Дверь с шуршанием ушла в стену. За ней стоял робот-помощник модели Н101. Образ сработал триггером, вскрыв заблокированные глубины памяти. При виде его воспоминания обрушились на узника, и тот, наконец-то, понял, кто он и зачем нужны оковы…
— Какая же ты гадина… — плюнул словами Друг. — Ой, прости, давай по-другому. Здравствуй, Этот! Я так не рад тебя видеть!
Глава 11
Рязань, 2349 год.
Занимаясь сразу двумя проектами, Толик и уставал в двойном объёме: и на работе, и на съёмочной площадке. Константин Эдуардович пытался выгнать Толика в отгулы, коих у того накопилось прилично, но молодой человек отверг его предложение.
— Поймите, это приятная усталость! — говорил он. — Я занимаюсь любимым делом и здесь, и там!
— Голубчик, — возражал ему начальник, — вы же перегорите, как зажиг… То есть спичка! Надо себя беречь!
— Да вы не переживайте! Скоро мы кино доснимем, и я возьму свои отгулы. Договорились?
На том коллеги и порешили.
Толик внёс корректировки в математическую модель. Теперь предполагались лётные испытания и стресс-тесты для космонавтов, а уже потом бросок до Венеры. Сроки подготовки он увеличил до пяти лет. За это время на лунной базе должны были отучиться и пройти слаживание четыре экипажа — два основных и два подменных. Толик отказался от варианта с единственным звёздным крейсером. После строительства и испытания первого требовалась постройка второго. Обходилось дороже, но имелся практический смысл: пока один корабль совершал свой манёвр в районе Венеры, где-то посередине расстояния от этой планеты до Земли дрейфовал второй крейсер, неся дежурство на случай нештатных ситуаций. Если всё проходило хорошо, звездолёты менялись местами. Второй летел к Венере, первый же его страховал.
Толик продумал и вопрос питания. Помимо базовых комплектов пищеблок укомплектовывался высококалорийными экстрактами и повышенным количеством воды. Без неё человек точно погибнет, голод же пережить реально. Поскольку испытательные полёты подразумевали, в первую очередь, формат «долетим — не долетим», а корабли гоняли фактически пустыми, найти место под дополнительный провиант не составляло труда.
И вот эта самая незаполненность крейсеров очень Толику не нравилась. Это как на самолёте за хлебом летать. Можно, но смысл? Тогда он решил, что первый корабль доставит на Венеру зонды-наблюдатели. Они спустятся с орбиты в атмосферу на те самые пятьдесят километров, тормозя парашютами, надуют воздушные шары и зависнут, периодически скидывая вниз рои мелких дронов-анализаторов. Будет выполнено сразу две задачи: проверка гипотезы о возможности строительстве в небесах Венеры научного городка и, в случае успеха, регулярное изучение атмосферы планеты. Второму крейсеру надлежало отбуксировать к Венере автоматизированную научную станцию. В дальнейшем ей предстояло стать одним из модулей станции орбитальной, но и в автономном режиме она могла снимать и передавать информацию с зондов на Землю.
Иногда Толика посещали мысли, что быстрее всё же отправить зонды и станцию своим ходом. С этим спорила экономика. Одно дело, когда кораблю требуется больше топлива из-за увеличения полезной нагрузки. Другое — когда он оснащён реактором, способным тянуть межпланетную махину с заполненными до предела грузовыми отсеками. К тому же при самостоятельном полёте, что у станции, что у зондов существовал шанс выйти из строя или поймать случайный метеор. Доставка крейсером до Венеры сводила вероятность инцидентов почти к нулю. Если, конечно, сам космический корабль долетит. А долететь он должен. Всё же крейсер — это не автомобиль, и пилот — не водитель, от которого зависит сохранность транспорта. Автоматика и компьютеры выполняют большинство задач, пилоты же принимают на себя управление при нештатных ситуациях. Здесь, конечно, присутствовали некоторые опасения, только никто и не собирался сажать за «штурвал» дилетантов. Тренировки, тренировки и ещё раз тренировки.
Машины, проанализировав такую матмодель, дали хороший прогноз, после чего Толик показал свои наработки Константину Эдуардовичу.
— Очень, очень хорошо! — руководитель обрадовался. — Я думаю, с этим уже можно идти к Павлову.
Соня не вышла на работу. Все привыкли, что она постоянно опаздывает, но прогулов Соня никогда не допускала. Связаться с ней тоже не удавалось, и Тамара Сергеевна попросила Марусю съездить домой к девушке.
— Вдруг чего случилось. Я волнуюсь, — Тамара Сергеевна теребила кончик косы.
Маруся взяла у неё увольнительную и отправилась к Соне. Та жила недалеко от института, поэтому появился отличный повод прогуляться. В другое время тёплый солнечный день порадовал бы Марусю, но чувство тревоги не давало насладиться ни погодой, ни пейзажем. Хотя наслаждаться было чем. Первые выпускники факультета ландшафтно-рекреационного дизайна уже трудились по профессии, продолжая создавать комфортную городскую среду и улучшать внешний вид улиц. Поскольку избавиться от неона и избыточного освещения не представлялось возможным, они оплетали фонари и светильники ползучими цветами-вьюнками. Ночью они приглушали свет, а днём радовали прохожих.
Раньше, когда все производства работали на полную мощность, города не были такими яркими. И вот почему. У атомной энергии имелся один минус: она вырабатывалась постоянно. Нельзя сделать сброс воды, как на гидроэлектростанции, или подать меньше топлива на тепловую. Бесконечно накапливать электричество в аккумуляторах повышенной ёмкости невозможно. Для решения этого вопроса в единой энергосистеме существовали так называемые перетоки, когда электричество перераспределялось туда, где оно сейчас требуется, и не подавалось туда, где оно не нужно. В нормальной ситуации днём больше энергии потребляли заводы и фабрики, вечером — обычные люди. В системе существовал баланс, и не требовалось думать, что делать с излишками. Сейчас большая часть производства работала по запросу, лишь изредка выходя из гибернации, поэтому всё, что накапливалось за день, сбрасывалось в городскую осветительную сеть в избыточном объёме. Нет, не в таком, чтобы лишить людей сна. Пара процентов, не более. Излишняя яркость, скорее, создавала дискомфорт для глаз, и решения от рекреационных дизайнеров оказались очень кстати.
Маруся поднялась на пятый этаж и позвонила в дверь. Долгое время никто не открывал, но она проявила настойчивость. Вскоре электронный замок зажужжал, и дверь открылась. На пороге стояла опухшая от слёз Соня.
— Что случилось? — ахнула Маруся.
— Он… Он умер… — зарыдала Соня.
— Кто умер? — обомлела Маруся.
— Тимошка…
— Да как? Он же ещё котёнок!
— Умудрился залезть в мусоропереработчик и там задохнулся! А я ничего не смогла сделать!
Маруся сдавила подругу в объятьях. По её щекам тоже катились слёзы.
Новосибирская область, 2349 год.
Мама вежливо постучалась и дождалась, когда её пригласят. Павлов, как обычно, сидел за столом со своим блокнотом и что-то туда переписывал с дисплея.
— Неужели так удобнее? — спросила Мама.
— Блокнот? В некотором роде. Но это, скорее, просто привычка, которую я перенял у своего учителя, а тот — у своего. Должен же быть у меня хоть какой-то атрибут чокнутого профессора⁈
— Я посоветоваться хотела, — Мама начала деликатно излагать свой вопрос. — Люди, вот, регулярно празднуют свои дни рождения и, главное, юбилеи…
— Не надо мне никаких празднований! Не отмечаю я! — замахал на неё руками Павлов.
Он прекрасно помнил, как у Стейнбека в «Квартале Тортилья-Флэт» друзья решили «устроить доку день рождения» и чем всё это закончилось.
— Да я не про тебя, — успокоила профессора Мама, — у Этого день рождения скоро. Сто лет как-никак.
— Ух ты! — удивился Павлов. — А на вид не скажешь. Молодой, красивый, шустрый.
— Как ты, — Мама подмигнула. — Мы думаем ему что-нибудь подарить, но не знаем, какой подарок сделать. Хотела узнать твоё мнение.
— Вещи дарить бессмысленно, сувениры тоже. Зачем они ему? — Павлов забарабанил пальцами по блокноту. — Я бы его наградил. Сделаем медаль «В благодарность от человечества», устроим торжественное вручение в актовом зале и трансляцию проведём, чтобы все знали.
— Гениально! — Мама подпрыгнула на месте. — Тогда за дело!
Рязань, 2349 год.
Съёмки на ближайшие дни отменили. Соне дали отгулы, чтобы прийти в себя, а помрачневшие кружковцы решили пока забросить свои занятия до Сониного возвращения. У них всё валилось из рук, проще было вообще не начинать что-то делать.
Толику и Марусе захотелось прогуляться. Требовалось как-то проветрить голову, развеяться.
— А что ты в институте делаешь? — спросил Толик. — Я понимаю, что генетические исследования, что конкретно?
— Наш отдел, — начала Маруся, — занимается рекомбинацией генов. Когда человек размножается обычным путём, особенно, при малой популяции и в ограниченном пространстве, возникает опасность близкородственного скрещивания. Вот ты, например, влюбишься в Соню, а она твоей сестрой окажется, просто вы об этом не знаете. И у ваших детей могут возникнуть серьёзные проблемы со здоровьем. Мы делаем так, чтобы люди были максимально разнообразными и на своих братьях-сёстрах не женились.
— Да это понятно, — перебил её Толик, — Я про тебя спрашивал, а не про весь отдел.
— Я ж ещё не закончила! — Маруся погрозила кулаком. — Моя задача — следить за уникальностью комбинаций. Проще говоря, перепроверяю за девчонками, как контролёр ОТК. Сверяюсь с базой и, если всё нормально, передаю материал в «роддом»… Ну, это у нас так отдел по созданию эмбрионов называют. И, само собой, когда кого-то