Рязань, 2349 год.
Маруся впервые опоздала на работу. Трансляция всё не заканчивалась, и они с Макаром совершенно забыли про время. Предвкушая нагоняй от Тамары Сергеевны, Маруся переступила порог лаборатории… И никого в ней не обнаружила. Сегодня опоздали все. Даже завотдела. Постепенно приходившие коллеги делали вид, что всё так и должно быть, и принялись за работу, иногда не выдерживая и срываясь на обсуждение главного события дня.
Ошибка Павлова заключалась в том, что он не объявил всеобщий выходной. Люди были настолько взбудоражены и переполнены эмоциями, что работали спустя рукава. Да и масштабные праздники следовало устраивать почаще, дабы граждане регулярно выпускали пар. Профессор, влюблённый в науку и получавший искреннее удовольствие от своей работы, не учёл молодости населения. Что ж, теперь он станет делать на это поправку.
Наступил обеденный перерыв, и девушки собрались идти в столовую.
— Сегодня пообедаем в комнате приёма пищи, — сказала Тамара Сергеевна.
Девчонки переглянулись.
— Пойдёмте! — подогнала их Тамара Сергеевна.
В комнате их ждал большой торт.
— Я подумала, — Тамара Сергеевна слегка покраснела, — что мы можем отпраздновать день рождения нашего любимого робота здесь, раз не попали туда лично. Чайник, кстати, горячий.
И все принялись есть торт без малейших угрызений совести. По такому поводу можно и слегка пополнеть.
Из-за командировки Толика и Константина Эдуардовича съёмок сегодня не было. Маруся решила пригласить Соню к себе в гости, но та сообщила, что завела нового котёнка, поэтому хочет быстрее попасть домой, раз появилась возможность.
— Пошли со мной, — предложила она.
Маруся согласилась. Она до сих пор видела котят исключительно в роликах да на картинках. Котёнок оказался рыжей кошечкой по имени Кицунэ.
— Это «лисица» на одном из древних языков, — объяснила Соня. — И созвучно с «кисуня», если ударение неправильно поставить. Мне показалось забавным, и я решила дать такое имя.
— Очень необычно, — Маруся протянула руку, но кошечка отбежал к Соне и начал тереться об её ноги.
— Пока не привыкла, — сказала Соня, — ещё и голодная.
В подтверждение её слов Кицунэ жалобно замяукала, словно последний раз ела в прошлом году, а потом снова замурчала и стала тереться. Соня наполнила миски и села за стол.
— Чаю? — предложила она. — Или сразу поужинаем?
— Чаю. Макар меня проклянёт, если я где-то ещё поем.
— Хорошо. А я всё-таки поужинаю.
Соня пошла к плите, а Кицунэ, опустошившая обе миски, уселась неподалёку и принялась вылизываться. Её мордочка была сосредоточенной и серьёзной. Закончив умывания, кошечка снова подошла к мискам, понюхала, убедилась, что они пустые, и повалилась рядом. Соня принесла чай для Маруси и свой ужин. Услышав стук тарелки о стол, Кицунэ подскочила, засеменив туда, где кто-то позволил себе есть что-то вкусное. Остановившись у стола, кошечка посмотрела на хозяйку полными печали глазами.
— Тебе это нельзя! — строго проговорила Соня.
— Мяу! — ответила Кицунэ.
— Говорю же, нельзя!
— Мя-а-а-а-у! — не согласилась кошечка.
— Я сейчас кому-то ушки отгрызу! — Соня сделала в сторону неё выпад, и та умчался под диван.
Марусю эта сцена развеселила. Она отхлебнула чай и собиралась что-то сказать, как вдруг у неё на коленях оказалась Кицунэ.
— Как она это сделала? — Маруся всплеснула руками. — Только что под диваном сидела.
— Это было десять секунд назад, — Соня откусила кусок огурца, — знаешь, сколько всего котёнок может успеть сделать за это время?
Кицунэ потопталась, понюхала чашку с чаем и свернулась у Маруси на коленях.
— Погладь, чего сидишь? — Соня пронзила вилкой маслину. — Думаешь, она просто так пришла?
Маруся осторожно коснулась пальцами шерсти кошечки.
— Смелее! — подбодрила Соня.
Маруся погладила уже как следует. Кицунэ зажмурилась и замурчала так громко, словно внутри неё находился генератор мурчания повышенной мощности.
— Ого! — удивилась Маруся.
— Я называю это «завести трактор».
Маруся почесала Кицунэ мордочку и занялась подбородком, и тут, совершенно неожиданно, в её палец впились маленькие зубки. Маруся ойкнула.
— О, а это — «внезапный кусь». Ты продолжай гладить, продолжай. Ещё не раз такое будет, — Соня закончила с едой и стала убирать со стола.
— Котята, оказывается, такие милые, хоть и кусачие, — Маруся снова стала гладить спинку — подальше от источника «внезапного куся».
— Она наелась, энергии через край, это нормально. Просто пока не решила, чего больше хочет — спать или поиграть, потому пробует совмещать. Котята, а потом и взрослые кошки неагрессивные. Но поохотиться, мячик погонять или цапнуть кого исподтишка — всегда пожалуйста.
— Интересно, — Маруся задумалась, — а дети такие же милые? И тёплые? Их так же хочется брать на руки и тискать до беспамятства?
— Подруга, — Соня вернулась за стол, — я считаю, что дети в сотню раз милее котиков! У меня будет трое детей. Я всё обдумала и решила. Сначала хотела пятерых, но тогда с работой будет сложно совмещать. А трое — оптимальный вариант.
— Ты ведь пока ни с кем даже не встречаешься!
— Какие мои годы? Мне двадцать два. Лет сто в запасе точно есть. Думаешь, не найду своего принца?
Маруся хотела что-то ответить, но снова случился «внезапный кусь». Кицунэ умела выждать момент.
Новосибирская область, 2349 год.
Первое стекло разбили, когда устроили гонки на роботах-пожарных со стрельбой из водомётов. Струя воды угодила в окно чьей-то квартиры в академгородке и выбила его напрочь. Кто и как сумел уговорить роботов, осталось тайной, но это и не имело значения. Параллельно выяснилось, что роботы-лесничие склонны к хоровому пению и у них отлично получается. Под руководством старичка-лесничка они устроили потрясающий концерт. Ещё одна группа людей, не удовлетворившись поливанием из брандспойтов, начала брызгаться питьевой водой, бутылок с которой вокруг хватало с запасом. Кто-то выпросил у лесничего трос и затеял состязания по перетягиванию каната. Участники соревнований, перемазанные смазкой, падали на землю, превратившуюся в грязь после обильного орошения, и валялись в ней с диким визгом.
На спортивной площадке академгородка крутились на турниках. Там же случились первые травмы, когда спортсмен, делая «солнышко», не удержался и улетел в толпу зрителей. К счастью, дальше ушибов и синяков дело не зашло. Чуть в стороне играли в «козла» с мячом. Прекратили только после очередного разбитого стекла. Заграждение во дворе института разобрали и стали строить из него лабиринт, чтобы потом бегать внутри него на скорость. Один из участников поскользнулся и разбил лоб о забор. Из леса, где встали лагерем те, кому не хватило места на территории НИИ, в небо взвился салют. Там роботы никого не досматривали.
Павлов стоял у себя в кабинете и наблюдал за происходящим в окно. Он ощущал себя помещиком, во дворе усадьбы которого в самом разгаре крестьянский бунт, и скоро сюда ворвутся разгневанные мужики с всклокоченными и нечёсаными бородами, чтобы «подпустить барину петуха». «Только бы не нашли вертолёт!» — подумал профессор. В креслах сидели Толик и Константин Эдуардович. Они готовились защищать проект. Защитить же территорию вокруг института было некому.
Глава 20
Новосибирская область, 2349 год.
Колун взметнулся вверх и безжалостно обрушился на полено, расколов его пополам. Брат Онуфрий, настоятель храма Пресвятого вознёсшегося на Марс Человека разумного, не чурался работать руками, ибо труд праведный приближает благостный день, когда люди простят роботов и вернутся на Землю. После трагической гибели брата Давида в битве за освобождение НИИ клонирования Онуфрий возглавил общину и стал руководить Вознесенским сообразно заветам из мудрых книг.
После появления новых людей, которым роботы-сектанты отказывали в божественной сущности, поселение разрасталось ещё медленнее, чем когда-то. Помощники, няни, ассистенты занимались своей непосредственной деятельностью и не спешили ударяться в религию. Даже мэр Новосибирска, узнавший про Вознесенское и наведавшийся сюда с визитом, не проникся религиозными догматами. «Простите, отче! — сказал он тогда. — Аскетизм и самоотречения чужды нашей публике. Насыщенная светская жизнь и веселье гораздо ближе горожанам, чем истовые молитвы и ежедневный труд». Что ж, придётся отдуваться самим, пытаясь заслужить прощение улетевших на Марс.
Покончив с дровами, брат Онуфрий накинул мантию и водрузил на голову чалму. Он снимал их на время рубки дров, чтобы не мешали, но теперь стоило придать себе достойный вид, как и положено настоятелю. Приближался час дневной проповеди. Пора вернуться в церковь.
По форме храм напоминал китайскую пагоду, к которой пристроили четыре минарета, а на крышу прилепили три православные «луковицы», правда, без крестов. Хотя прихожане точно знали время, в которое нужно собираться на молитву, каждый раз из репродукторов звучал колокольный звон, сменявшийся мелодией ситара. К сожалению, ни колоколов, ни индийского музыкального инструмента раздобыть не удалось, пришлось ограничиться записью.
Неподалёку от кафедры проповедника возвышался стеллаж, заполненный книгами. Что же почитать сегодня пастве? Онуфрий задумчиво поводил пальцем по корешкам. «Измышления брата Давида о греховной сути роботов», «Причины вознесения Человека разумного, изложенные смиренным братом Давидом для ищущих веру», «Брат Давид о божественности Создателя»… Все книги написал предыдущий настоятель, постигший великую мудрость, что не спасла его от искушения. Поддавшись на уговоры Павлова, Давид сложил голову в бою… Нет, брат Онуфрий никого не осуждал. Каждый имеет право выбирать или заблуждаться. Его охватывала печаль, когда робот вспоминал старые времена. Полно, их не вернуть.