Фантастика 2025-69 — страница 774 из 1444


Я махнул рукой ученику, чтобы спускался с дерева. С горящими, сияющими глазами, он подошёл ко мне, и захлёбывающимся, прерывистым от восторга и адреналина голосом сказал:

— Это… Это было невероятно, мастер Горд!


Лишь лёгкая, скупая улыбка была ему ответом. Теперь у меня было почти всё, что необходимо. Осталось лишь правильно применить это.

Глава 34

Говорят, что история любит повторяться. Что ошибки, совершённые однажды, часто обречены быть совершены вновь, ведь время порой стирает любые уроки, что могли бы вынесены из прошедших событий. Однако для каждого события, что повторяется в истории любого мира, всегда был момент, когда оно было совершено впервые. Порою подобная история первопроходца может затеряться во времени, быть стёртой из любых записей или памяти всех живущих — но следы, метки, шрамы на теле мира останутся навсегда, и даже будучи невидимыми для всех, зачастую именно они определят дальнейшие вехи бытия. И событие, что происходило в неприметном, глухом лесу на окраине земель людей, было именно таким.


Два человека было здесь — но лишь одному предстояло уйти живым. Многие, впрочем, оспорили бы и эти определения. Ещё безусый юноша, плотно привязанный к крепкому старому дубу, с недоумением пытался проморгаться после долгого и излишне крепкого сна. Его наставник, молодой мужчина с короткой чёрной бородой, лет двадцати на вид, сидевший на небольшом камне заметив, что он очнулся, достал длинный костяной стилет с рукоятью и старого серого дерева и медленно подошёл к нему.

— Что… Что случилось учитель?


Юноша растерянным взглядом осматривал окружающий его лес. Хотя он и был ещё молод, он не был слаб, и потому несколько раз попытался высвободиться из державших его верёвок. Тщетно, впрочем — связавший его имел в этом деле неплохой опыт.

— Ничего особенно. Просто тебе настало время умереть.


Будничным, равнодушным тоном, ответил благородный рыцарь, приближаясь к своему пленнику.

— Я… Не понимаю.


Растерянность и удивление привязанного к дереву простого деревенского парня только усилились. У него совершенно не было жизненного опыта подобного толка — большая часть его жизнь включала в себя лишь работу в поле, кузнице, и редкие истории о благородных рыцарях и далёких землях, что иногда травили старики по вечерам. Подобная ситуация, несомненно, полностью выбивала его из колеи.

— Всё очень просто. Ты умрёшь. Здесь и сейчас. Оглашение этого довольно очевидного события ничего не изменит для тебя — но я хочу, чтобы ты знал и осознавал это факт.


И спустя несколько мгновений, убедившись, что ученик услышал его, и увидев маленькую искорку понимания в его глазах, мужчина молча нанёс сильный удар стилетом прямо в самое сердце. Он держал руку на рукояти, не вынимая стилет из сердца, смотря прямо в глаза своей жертве, до тех пор, пока последние искры жизни не покинут их. Всякое случалось в мире: за более чем тысячу лет существования в отношениях между разумными происходили… разные вещи. Были и убийства, и обманы, и предательства. Юные разумные создания, даже имея лучших наставников в виде своих создателей, не всегда способны легко найти общий язык друг с другом. Это часть жизни, часть взросления и развития, и это нормально. Но никогда прежде Тиал не видел подобного одновременно: обман, предательство и безжалостное убийство собственного ученика одним человеком. И что делало это ещё ужаснее, сам человек, совершивший это, не испытывал никаких эмоций по этому поводу, и его жертва тоже это видела. Дей, подмастерье кузнеца, не был дураком. Несомненно, он понял, что умрёт, и понял, что наставник собирается убить его. Но даже в самых страшных кошмарах он никогда не мог представить себе подобного — хладнокровного, беспощадного убийства благородным рыцарем собственного ученика. И потому последним, что застыло в остекленевших, безжизненных голубых глазах было непонимание — за что, почему, и зачем он был убит.


Первое мгновение ничего не происходило. А затем, старый, крепкий и всего минуту назад пышущий жизнью дуб протяжно заскрипел и начал высыхать на глазах. Кольцо смерти, медленно разойдясь вокруг, убило всю растительность в радиусе нескольких метров в течение всего пары минут. Виновника произошедшего, впрочем, это не сильно волновало. Наоборот, он выглядел крайне довольным произошедшим. Он отвязал тело своей жертвы от уже мёртвого дерева, и утащил его дальше в лес, более не обращая внимания на дело своих рук. В конце концов, что такое одно мёртвое дерево и немного мёртвой травы для целого леса, верно? Если вы срубите одного дерево и соберёте целый стог сена из лесной травы, лес даже не заметит.


Но иногда раны, нанесённые миру, заживают не так легко и просто, как нам бы того хотелось. Порой они гниют, превращая некогда цветущие земли в непригодные для жизни пустоши. Вернувшись в это место спустя несколько месяцев, можно было заметить, что пятно мёртвой травы вокруг дуба ничуть не уменьшилось. Оно росло.

Глава 35

Я сидел на камне, находясь наверху небольшой каменной скалы, и отдыхал, любуясь заходящим за окрестные холмы солнцем. Внутри меня грело удовлетворение от хорошо сделанной работы — почти все следы ритуала были уничтожены, и никто не смог бы доказать мою вину в смерти моего бывшего ученика. По уму стоило бы сжечь всю мёртвую поляну: от этого меня остановило лишь опасение, что следы лесного пожара в северных землях будут выглядеть ещё более подозрительно, чем проплешина мёртвой земли среди леса. Впрочем, кому вообще нужен этот опасный и неприветливый лес на границе диких земель? Вытащив тело жертвы подальше в лес, я выследил и заманил к нему небольшую стаю волков, дождался, пока они разорвут его на части и съедят, а затем перебил их всех. Оставалась лишь одна вещь.


Достав из сумки тщательно отмытый от крови костяной стилет, я внимательно осмотрел его. Лезвие было чистым, но часть засохшей крови намертво въелась в дерево рукояти, придавая её коричневато-багровый цвет. Это было последним вещественным доказательством: по уму, стоило бы избавиться от него, сжечь до состояния пепла, и лишь мысль, что он ещё может пригодиться в подобных делах, заставляла меня снова и снова откладывать подобное решение. Туманные перспективы против въевшихся привычек…


Со вздохом положив орудие дел неправедных обратно в сумку, я задумчиво сжал и разжал державшую его руку, вспоминая ощущения, посетившие меня во время ритуала. Сейчас они уже давно пропали, но тогда… Порою сложно описать чувство, что никогда не испытывал ранее, получалось лишь подобрать грубые, нечёткие аналогии. Последний раз, когда мне довелось испытать что-то подобное было убийство ролтока много лет назад, однако это был мимолётный, быстрый момент, мгновенно заглушённый болью сломанных костей, когда туша гигантской кошки сбила меня с ног, опрокидывая на землю.


Это было холодно. Но непохоже на снег, лёд, или холодный ветер, что заставляет тебя ёжиться снаружи: этот холод возникал внутрии распространялся, словно склизкая и холодная змея, что ползёт прямо по твоим венам. В момент, когда я вонзил кинжал в тело своей жертвы, ледяная нить словно пронзила мою руку, медленно дошла до самого сердца, обволакивая его ледяной пеленой и пробуждая в нём что-то. Пробуждение и разблокировка способностей, вероятно, прошли успешно, но как это отразиться на мне? Предполагалось, что длительное воздействие смерти на душу может вызвать самые разнообразные побочные эффекты. И что куда важнее, как мне использовать это?


Здесь, на вершине почти безжизненной каменной скалы, было небольшое исключение. Небольшой цветочный кустик, что пробился наверх сквозь толщу камня, образуя трещину, маленькое знамение торжества жизни над холодным и мёртвым камнем. Я протянул в его сторону руку и азартно попытался как можно чётче представить то ощущение, что родилось в груди во время ритуала. И в момент, когда азартный задор уже покинул меня, когда охватившее меня равнодушное смирение в знак того, что так просто ничего не получиться, почти заставило меня опустить руку, холодные железные когти словно продрали меня от груди до кончиков пальцев. Рука полностью онемела и плетью упала, словно парализованная. А маленький куст с симпатичными пурпурными цветами, что был на расстоянии нескольких метров, рассыпался в прах.


Засыпал я с чувством выполненного долга. И уже знакомую пустоту встретил как родную. В этот раз она была… иной? Что-то изменилось, и пусть, на первый взгляд, казалось, что вокруг всё нет ничего, кроме моего стародавнего “партнёра”, было и что-то, что изменилось. Некое неуловимое изменение в пустоте, что никак не удавалось вычленить и описать. Или, быть может, изменился я сам?


Потребовалось некоторое время, прежде чем я понял в чём дело. Незримый голос молчал, хотя его отчётливое присутствие, казалось, обволакивает всё вокруг. И осознание пришло с шоком.


Дело было в смерти — эхе жизни, энергии, субстанции — как не назови, суть оставалась одна. Пустота вокруг не была пустотой вовсе — мы находились в некоем измерении, буквально под завязку заполненном смертью. На миг мне показалось, что я нахожусь под толщей воды, которая сдавливает и не даёт дышать: однако это чувство ушло, лишь только я вспомнил, что сейчас нахожусь даже не в собственном теле. Лишь одно мгновение ушло на осознание факта, что живое существо не может существовать в этом месте — оно будет мгновенно раздавлено и расщеплено на части запредельной концентрацией смерти. И спустя ещё одно мгновение пришло понимание, почему не раздавило меня самого. Демон, что дал мне новую жизнь, был чем-то большим чем просто голос. Сосредоточившись на чувстве жизни, я понял, что сам являю собой в этом океане плотный, крепкий и сильный сгусток жизни, внутри которого имелась область пустоты, заполненная смертью. Он ощущался, как сверхплотное, клубящееся облако, в глубине которого чувствовался разум, с которым я и имел дело ранее. Это облако частично окутывало меня, ювелирно окружая меня тонкой, но плотной плёнкой своей сущности, защищая от дыхания смерти, что заполонило всё пространство вокруг. Удивительно, как я не замечал этого ранее. Словно прозревшему слепому, мне неспешно открывались новые и новые грани своих чувств. Мне вдруг отчётливо стало ясно, что мой собеседник не является живым существом. Вообще. Вдали от тела в этом странном месте я всё ещё был жив — и чувство жизни ясно сигнализировало об этом, как о том, что вокруг больше нет ничего живого. Чем бы он ни был, это не было живым… И вместе с тем, возникал резонный вопрос — все ли наши разговоры происходили в одной и той же пустоте? Или это были разные места, но я, словно слепец, не мог отличить одну комнату от другой?