"Фантастика 2025-70". Компиляция. Книги 1-31 — страница 1095 из 1428

— Здесь не сказано, в чью пользу я должен отречься, — вновь взглянув на документ, проговорил монарх.

— Это же очевидно, ваше величество, — пожал плечами Лучио Кастеллани. — В мою.

Он вытащил из внутреннего кармана пиджака перстень аристократа и положил его на столешницу перед пока что еще своим королем.

— Так, значит, ты и есть тот самый бастард, которого кардиналы так долго искали, — усмехнулся Умберто и тут же взялся за ручку. — В таком случае я буду спокоен, что передаю власть и корону в руки достойного сына Италии. Правь мудро, дорогой племянник.

Подпись легла на бумагу.

А уже через час из резиденции под охраной нескольких десятков боевых машин в последний раз выкатился королевский кортеж. Уже завтра на нем сменятся гербы, но сейчас Умберто ехал в свою новую резиденцию вместе с семьей и благодарил Господа за то, что тот нашел способ спасти и уже бывшего короля, и весь его род. А вместе с ними и Италию.

Кастеллани же, наблюдая за тем, как удаляется его дядя, покрутил на пальце родовой перстень. Хорошо, что русские предоставили свои ресурсы. Теперь осталось выполнить свою часть сделки — разобраться с кардиналами и подписать договор о всеобъемлющем стратегическом партнерстве.

* * *

Москва, Кремль. Иван Владимирович Моров.

В меня действительно не стали стрелять, когда я подлетел к сердцу страны. Плавно приземлившись перед центральным входом, я кивнул внимательно наблюдавшим за мной гвардейцам. Тут же из-за их спин появился слуга Романовых.

— Ваше сиятельство, — быстро поклонившись, заговорил он, — его императорское величество велел сразу же провести вас к нему, как только прибудете.

— Ведите, — разрешил я и двинулся вслед за посланником государя.

Думал, меня снова проведут тайными тропами, чтобы проход по многочисленным коридорам занял меньше времени, однако все было с точностью до наоборот: слуга вел меня через самые многолюдные залы и коридоры.

Я прекрасно слышал, как за моей спиной чиновники и немногочисленные придворные перешептываются.

— А что, Моров уже вернулся из Италии?

— И сразу докладывать государю. Верный сын Отечества, всегда помнит о нашем императоре.

— А я вот слышал, что князь не слишком-то ладит с государем.

— Вы выбрали крайне неудачное место для таких сплетен.

— Да, вы сами посмотрите, разве стал бы его императорское величество допускать до себя недоброжелателя?

— А смог бы он запретить? Князь Царьградский — первый аристократ за сколько лет? Вырвал силой, не оставив императору выбора. Нет, господа, вы как хотите, а я считаю, что князя нужно серьезно ограничивать. Что он там сделал для Российской Империи? Обелиски массового исцеления? Так, позвольте, чем наши артефакторы хуже?

— Тем, что они ничего подобного сделать не смогли, например. Да и те новинки, которые появляются — к ним всем приложил руку его сиятельство. Либо сам лично разработал, либо чародеи на его предприятиях.

— Но это же Панфилов…

— Герман Мстиславович всего лишь младший партнер. И кажется мне по итогу этого разговора, что вам нечего делать в нашем аналитическом отделе. Такое пренебрежение к сбору информации и тяга распускать ничем не подкрепленные сплетни на вашей должности — дорога в Сибирь.

И примерно так говорили в каждом зале, где было достаточно людей для обмена мнениями. Слуга шагал впереди меня невозмутимо, а мне стоило большого труда не смеяться над глупостью, которая долетала до моего слуха, несмотря на расстояние.

Ограничить они меня хотят? Интересно, каким образом?

Впрочем, разумеется, поводов для веселья нет. Кто бы ни породил эти слухи, он сумел вбить клин даже в Кремле, самом информированном месте Российской Империи. А если здесь сомневаются в моей лояльности, что скажут в провинции, где меня не знают вовсе?

И без слов становится понятно, почему император решил поговорить со мной с глазу на глаз. Общество требует от своего монарха разобраться со слухами и либо подтвердить их, либо опровергнуть. Каким именно образом удалось заронить зерно сомнения в моей верности правящему роду, я все равно так или иначе узнаю. Но как бы то ни было, без поддержки дворян Романову не удержать страну на плаву. А это значит, что Виктору Константиновичу приходится считаться с их мнением.

Наконец, мы остановились перед дверьми в рабочий кабинет государя. Секретарь жестом отпустил слугу и доложил обо мне.

— Пусть заходит. И приготовь нам кофе, как князь любит, — раздался голос из-за двери.

Я прошел внутрь, и секретарь тут же прикрыл за мной дверь. Характерный щелчок замка запустил целую волну магических защит. В мгновение ока кабинет оказался отрезан от остального Кремля — ни подслушать, ни прорваться. Конечно, абсолютной защиты не существует, но вломиться к государю будет крайне трудно. Особенно если учесть наличие гвардии в коридорах и приемной.

— Добро пожаловать, Иван Владимирович, — указывая мне на диван, установленный у стены, с вежливой улыбкой произнес император. — Не думаю, что стоило срываться в первый же день, как вернулся домой. Но, впрочем, раз уж ты здесь, я бы хотел с тобой поговорить о сложившейся ситуации.

Я кивнул, опускаясь на сидение. Император выбрался из-за стола и сел в мягкое кресло напротив меня. Закинув ногу на ногу, он дождался, когда секретарь войдет в кабинет с подносом. Мои ноздри затрепетали, опознавая любимый сорт кофе.

— Меня не беспокоить, — предупредил государь, лично наливая нам кофе из кофейника.

— Будет исполнено, ваше императорское величество, — прежде чем закрыть дверь, поклонился подчиненный.

Несколько секунд мы с монархом наслаждались прекрасным кофе. Отличный жест — демонстрация доверия, открытости. Он ведь мог и не пить со мной тот же напиток, а мой кофе, например, отравить.

Не то чтобы я в это верил, но учитывая, что мы не в подворотне, а в Кремле, и тут в коридорах совершенно не стесняются обсуждать, не предатель ли я, возможно всякое. И тот факт, что меня не отравить, тут роли не играет. Императору неизвестны все мои возможности, и попытаться он мог — я это допускаю.

Когда на кону Российская Империя, возможно все. Да, я усилил страну, как, наверное, ни один чародей до меня. Однако, как показала практика, все мои достижения сливаются врагам чуть ли не по щелчку пальцев. Так что можно смело вычеркивать все мои успехи из действительно важных свершений во благо государства.

Я силен, а значит, опасен.

— Ты послушал, о чем говорят в Кремле? — задал вопрос император.

— Послушал, Виктор Константинович, — вращая чашку с остатками кофе, легко кивнул я. — И меня удивляет, что им до сих пор не вырвали языки за подобное обращение с именем аристократа.

— Ты многое сделал для страны, стал князем, — замедленно проговорил государь. — Но и они не последние люди в Российской Империи. Слухи о том, что ты заручился поддержкой иностранцев, активно вливаешь в Царьград деньги американского миллиардера, который стремительно захватывает континент — они ведь не на пустом месте возникли.

Я чуть склонил голову.

— Если вашим людям неведомо значение слова «инвестиции», предлагаю устроить им тест на профпригодность. Возможно, они занимают свое место совершенно зря, — равнодушно ответил я. — Мне досталось не просто княжество. Да, первое за черт знает сколько лет, однако оно больше походит на пепелище до сих пор. А ведь и я, и княгиня приложили немало сил, чтобы ситуация в Царьградском княжестве, на родине православия, улучшалась. Да, нам еще предстоит немало труда вложить, чтобы эта земля принесла тот уровень дохода, который имеется в потенциале, но быстро даже мухи не размножаются. На все нужно время.

Несколько секунд государь молчал, разглядывая меня. О чем он думал, мне было неведомо, но зато я получил возможность делать то же самое. И выводы, к которым я приходил, на самом деле меня печалили.

Пока я бегаю по всему свету, защищая Российскую Империю, отрывая время от семьи, своего сына и наследника, забочусь о простолюдинах, стараюсь наладить быт простого подданного, какая-то тварь наушничает императору на меня. Да, многие факты можно трактовать двояко, однако… Виктор Константинович эту тварь слушает.

Вода точит камень, и доверие монарха потихоньку стачивается. Так что нужно иметь это в виду и принимать дальнейшие решения исходя из этого. Если императору важнее мнение какого-то приближенного человека, чем лояльность сильнейшего чародея современности, Бог ему судья.

— Я все это понимаю, Иван Владимирович, — вздохнул государь. — Однако настроения в обществе меняются. Нашелся кто-то достаточно умный, чтобы запустить эти слухи так, чтобы Служба Имперской Безопасности не смогла определить их источник. А ты прекрасно знаешь, как работает репутация: даже если ты на самом деле кристально чист, осадок от этой ситуации останется.

Я равнодушно пожал плечами.

— Видимо, рановато я решил, что прополол дворянское общество, — высказался я. — Раз эти люди не стесняются повторять то, что услышали, значит, либо согласны с этими словами, либо глупы настолько, что не видят дальше собственного носа. Но что я могу в такой ситуации, ваше императорское величество? Объявить войну всем благородным родам и вырезать их под корень?

Он вскинул бровь, готовясь что-то возразить, но я поднял руку, останавливая его, и продолжил:

— Для этого мне потребуется день-два, учитывая, какого уровня подготовку придется провести, — закончил я. — Однако, подозреваю, ты не одобришь этого подхода, да и кое-кого мне все же придется оставить — тот родственник, этот партнер, а кто-то мне просто нравится, кого-то я уважаю. Но если я устрою настоящий террор, на который в действительности способен, на меня даже самые близкие станут смотреть, как на кровожадного психа, который не может остановиться.

— Рад, что ты это понимаешь, — с явным облегчением выдохнул Виктор Константинович.

— Чего я не понимаю, государь, так это почему ты позволяешь этим слухам расползаться, — жестко отрезал я. — Ведь ты должен быть гарантом, первейшим моим союзником. Хотя бы по той причине, что я стал первым аристократом в Российской Империи и могу послужить альтернативой разросшемуся дворянству. Оно получило слишком много вольностей, восстановленная аристократия еще долгое время не смогла бы на тебя давить. Но вместо того, чтобы пресечь эти сплетни, ты игнорируешь их, тем самым создавая несправедливость. Плевать на мои личные достижения, но эти люди порочат имя моей супруги, моего сына. Есть черта, переход за которую я не прощ