Он часто смотрел, как она спит. Отправлял Злата в комнату и его глазами наблюдал за ней. Каждая черта ее лица была ему ненавистна. Когда произошло то, что сломало его? Когда ее яростный взгляд ударил в самое сердце? Помнит только, как потерял равновесие и упал, запнулся на ровном месте. Из легких вышибло воздух, он задыхался и ненавидел, но не ее, а себя.
С того дня жизнь превратилась в сплошное мучение. Если раньше он тосковал по общению, то теперь сам сбегал в катакомбы, чтобы быть как можно дальше от остальных. Ему казалось, одного взгляда хватит, чтобы понять, что с ним случилось. Стыд. Жгучий стыд пожирал его, потому что он не умел разговаривать с людьми, только с Дарием. Все вокруг шутили, смеялись, дружили, а он терялся, стоял истуканом и хлопал глазами, когда к нему обращались. Глупый, слабый ребенок.
Даже звери учат своих детенышей общаться друг с другом. Учат рычать, ластиться, играть и охотиться. У него же была только покойница, которая укачивала его своим воем, а потом – наставники, бросавшие Свята одного по ночам. Он орал, орал во всю мощь своих крошечных легких, потому что видел, как Злат то появляется, то исчезает, но никто не приходил. В конце концов стало понятно, что эта тень – единственное существо, которое никогда не бросит его.
Он встрепенулся, сделал несколько шагов вперед и понял, что стоит у сарая. Что за игру ведет это место?
Внутри, скорее всего, его уменьшенная копия передает ей крест. О, как же он гордился собой в тот момент! Злат чуял, что она связалась с ведьмами. Они видели, как девчонка вернулась под утро, растрепанная, раскрасневшаяся, с безумными глазами и запачканным кровью ртом. Нужно было испугаться, но он почувствовал то, чего никогда прежде не ощущал, – надежду. Надежду на то, что теперь их двое. Про́клятые, запятнанные тьмой, они могли стать друзьями, поддерживать друг друга и…
Мука. Каждый про́клятый день терзал душу. Чем старше он становился, тем отчетливее понимал, что одержим. Она была нужна ему, нужна вся, без остатка.
Злат продолжал наблюдать за ней, они бесстыдно проникали в ее спальню и смотрели, как она готовится ко сну. Девчонка менялась, становилась женщиной, от нее пахло чем-то терпким, густым, этот запах забивал ноздри, он не мог спать, потому что чуял ее, как животное.
Навь сама решает, где ему оказаться. Свят моргнул и понял, что стоит на пороге комнаты, а она – прямо перед ним. Его юное воплощение смотрит исподлобья, он удивлен, а девчонка напориста.
Свят ударил кулаком в стену и сжал зубы. Дурак. Неужели действительно решил тогда, что это не месть?
Ее объятия он помнил до сих пор. Так его еще никогда не обнимали. Чужие руки всегда приносили только боль, но в тот вечер Свят ощутил простую человеческую радость оттого, что его приняли, понял, что он вовсе не отвратителен, что и его можно…
Но она не любила его.
Тогда он старался казаться уверенным и грубым, а сам вздрагивал каждый раз, когда она его касалась. Таял от ласки, жался к ней, как щенок, был готов на все, лишь бы она пришла снова. Единственный человек, который подошел так близко и не отпрянул, увидев тьму за его плечом. Она…
Сознание словно пронзила молния. Он ворвался в комнату, краем глаза заметил сплетенные в постели тела, а у противоположной стены увидел его!
– Мм! – замычал Свят. – Мм!
Злат медленно повернулся к нему, замерцал, тьма пошла рябью. Весь мир содрогнулся, комната исчезла, темный силуэт сделал шаг навстречу, но тут же отпрянул, его рот раскрылся в немом крике.
Показалось, что брат страдал, его искаженное лицо то проявлялось, то исчезало в черной дымке. Свят кинулся к нему, но его вдруг окружили стенающие души. Их поток уносил Злата все дальше, казалось, что он кричит, но лишь казалось: мертвые безмолвны, их уста запечатаны навеки.
Его выбросило на берег – в заснеженный лес. Он вскочил и побежал вперед, но ни Злата, ни других душ больше не было, они исчезли.
Воспоминания – вот ключ к поискам. Нужно вспомнить каждый момент, когда брат проявлялся. Свят вытащит его отсюда, заставит старых богов вернуть его к жизни. Хватит мучений, хватит одиночества, они будут вместе, как и должно!
Что говорила Старшая, когда они прощались? Нужно что-то помнить, но что?
Попытка мысленно вернуться на берег безымянной реки закончилась приступом головной боли – левый глаз будто пронзило раскаленным кинжалом. Он сжал виски и упал на одно колено. Боль распирала череп, из-за ярких вспышек он ничего не видел.
Как только он перестал пытаться вспомнить, голова перестала болеть. Но ведь это было что-то важное, что-то, о чем нельзя забывать…
Он увидел двух юнцов, притаившихся в снегу. Ну конечно, куда еще его могло занести? Очередная охота, уже не вспомнить, кого они выслеживали. Все, на что тогда хватило ума, – отдать ей свой плащ.
Всю жизнь ему казалось, что он живет среди людей, но совершенно не понимает их языка. Как они общаются? Что говорят друг другу, чтобы стать ближе? Он до сих пор не знал нужных слов.
Жалкое, дрожащее «люблю» – у него язык бы не повернулся произнести это. Ему казалось, что все понятно без этих глупых признаний. Он делился с ней едой и одеждой, помогал с молитвами, учил драться, неужели этого недостаточно? Дарий не сделал ничего! Но получил все, чего желал он… Он…
Голова предупреждающе загудела. Кто хотел получить девчонку? Кто следил за ней? Кем он был? Этот светловолосый мальчишка, как же его…
Тень метнулась вперед, он кинулся следом. Вот она, его цель! Брат слишком долго страдал, он не заслужил такой участи. Нужно вытащить его отсюда, вернуть в обычный мир и начать жизнь заново – без Взвода, без Святого Полка, подальше от княжества.
Он бежал за тенью, пока окончательно не потерял ее из виду. Брат ускользнул, скрылся за деревьями. Он не оставлял следов, не шумел, выследить такую добычу не смог бы даже самый умелый охотник.
Он хотел закричать, спросить у брата, почему тот убегает, но не мог. Разозлившись, бессильно ударил кулаком в ствол, с ветвей упал снег. Проклятье. Знает ли Злат, что они братья? Он ведь всю жизнь ходил следом, неужели его лицо ему совсем не знакомо?
Мимо уверенным шагом прошла девчонка в красной шубке. Ни снег, ни лес ее явно не пугали. Она не выглядела как обитатели Нави.
Он пошел за ней, обогнал и встал перед ней, пытаясь остановить, но девчонка прошла сквозь него. Он замычал, удивленно уставился на свои руки и не заметил ничего странного. Вот он, из плоти и крови, тогда что произошло?
Углубившись в лес, девочка бросила корзинку и огляделась. Ждет кого-то? Да ей же лет шесть! Кто вообще отпустил дочь в лес, еще и в первый день Коляды?
Живым не место в Нави, так как она здесь очутилась? Хотя, быть может… Нет, невозможно. Но…
Ведьмы сказали, что царство мертвых подошло очень близко к Яви, неужели настолько, что тропы живущих пересекаются с тропами умерших?
Утробный рык заставил его вздрогнуть. Из-за деревьев вышел перевертыш. Из пасти текла слюна, когти оставляли на снегу борозды.
– Мм!
«Беги, дуреха!»
Он выхватил серп, и в то же мгновение зверь прыгнул.
Время замедлилось, исказилось, его ткань зарябила и лопнула. Глаза девчонки засияли, из них вырвались яркие лиловые искры.
Он думал, что тварь пройдет сквозь него и накинется на ребенка, но вдруг почувствовал тяжесть волчьего тела. Зверь ударил когтями по лезвию, высек искры из освященного металла, а потом отпрыгнул и утробно зарычал.
Серпом он владеет плохо, был бы у него меч…
Словно услышав его мысли, девочка махнула рукой, и оружие вспыхнуло пламенем, превратившись в длинный ровный клинок. Он развернулся и отбился от перевертыша. Тот взвыл – на снег полилась кровь. Лишившись половины лапы, тварь впала в ярость.
Волк прыгал, рычал, кидался, как бешеный пес, а воин уклонялся, парировал, ждал удачного момента для нападения.
Да, бой – вот что ему нужно! Все, что он умеет, – это сражаться. Оружие – продолжение его руки. Годы тренировок, годы службы его создали для того, чтобы уничтожать нечисть.
Вдруг земля ушла из-под ног – пятясь, он не заметил поваленное дерево, запнулся и упал на спину. Перевертыш разогнался и прыгнул, вцепился в предплечье, только кожаные нарукавники помешали зверю разорвать плоть. Он ударил тварь по носу – та взвизгнула, ослабила хватку, – и он с такой силой дернул руку, что вырвал у зверя несколько гнилых зубов. Схватив его за ухо, воин со всей силы ударил нечисть в челюсть – раз, другой, третий.
Бил, пока перевертыш не заскулил как щенок.
Кровь заливала одежду, костяшки горели.
Собравшись, он врезал зверю коленом, но ухо не отпустил, так и прижимал морду к плечу. После очередного удара он услышал треск звериных ребер и резко оттолкнул волка. Схватил меч, вскочил на ноги и, пока тварь не пришла в себя, одним длинным ударом рассек ее тело. Из раны повалил пар.
Он стер кровь с лица и повернулся к ребенку. Девчушка смотрела внимательно, яркие голубые глаза блестели.
– Ты кто? – шепотом спросила она.
Он пожал плечами, подбородком указал сначала на перевертыша, потом на нее, вгляделся – все ли с ней в порядке.
– Отведи меня домой.
Он с сожалением покачал головой – не могу.
– Заплутал? – понимающе спросила девочка. Он кивнул. – Я тоже.
Она могла бы быть его дочерью – те же светлые волосы, пронзительные глаза, нос пуговкой. Могла бы, но ей повезло родиться у тех, кто смог дать ей хорошую жизнь, – было видно, что о ней заботятся. Смотрит бесстрашно, от незнакомца дурного не ждет, а следовало бы. Ее родители наверняка неплохие люди, но как вышло, что девчонка находится в лесу одна?
Пока он размышлял, ее будто зачаровал кто – не двигается, смотрит пустыми глазами. Вдруг встрепенулась, подошла к перевертышу, взяла его за заднюю лапу и потащила прочь.
– Мм… – удивленно промычал воин. – Мм!
Что-то ударило его в грудь, он упал, воздух вновь замерцал, стал плотным, все звуки исчезли, осталась только тишина. Поднявшись, Свят побежал за ребенком, попытался схватить ее за плечо, но рука прошла сквозь одежду и плоть. И до волка дотронуться он тоже не смог.