Как же так? Ведь только что бился с ним! Его меч…
Он сходит с ума. Навь пытается одурачить его, запутать, все это не по-настоящему. Только что́ здесь морок – он или ребенок? Бой или звенящая тишина?
К девочке подошла старуха, завернутая в потрепанный тулуп. Она наклонилась, положила что-то в карман красной шубки, а затем обернулась и будто увидела его сквозь завесу. Ее лицо закрывали платки, только хитрые глаза источали странный свет. Пальцем погрозила, словно могла видеть его, стоящего по ту сторону, покачала головой и заковыляла обратно, в лес.
Воздух зарябил, исчезли следы битвы с перевертышем, исчез ребенок – все казалось прежним, но одновременно стало другим. Навь изменилась – возможно, перебросила его в иное время. Может быть, теперь этой девчонке пятьдесят лет, а может, она еще вовсе не родилась.
Ведьмы были правы в одном: царство мертвых подошло очень близко к миру живых, настолько, что покойники могут коснуться Яви и тех, кто в ней обитает.
Если же схватка с перевертышем случилась в Яви, то дела там плохи. Конечно, каждый год в это время происходит много странных вещей. В дни Коляды даже Святой Полк выходит за стены Ясностана, чтобы охранять близлежащие городки и деревни. Иногда случались по-настоящему удивительные вещи, однажды исчезла целая деревня. Белые плащи по сей день вспоминали об этом с ужасом.
Оставалось надеяться, что в том времени, где живет девчонка, есть охотники, которые помогут ей и ее семье пережить Коляду.
Он понял, что заблудился, остановился и прислушался – ничего. Такое чувство, будто мир замер.
Попытался вспомнить, зачем пришел, но не сумел. Белый плащ, охота… Воспоминания потеряли четкость, он с трудом хватался за их обрывки, но они рассыпались в прах. Плащ, охота… Охота…
Он обнаружил себя стоящим в общей комнате избы. На нем не было рубахи, не было обуви, только штаны. За окном лето, в распахнутую дверь врывался ласковый теплый ветерок. Его распущенные волосы лежали на спине и спускались до самой поясницы.
Он вышел на крыльцо, солнце только встало. Впереди, на лугу, что-то происходило. Сердце тревожно забилось, он сорвался с места и кинулся туда, где в бушующем море высоких колосьев мелькали белые рубашки и сарафаны.
Сам не понял, почему сгреб в охапку двух мальчишек и прижал к груди. Они пахли домом, любовью и молоком. Светловолосые, сероглазые, красивые, словно агнцы.
– Покружи! – выкрикнул один из них. – Покружи, пап!
Он подхватил мальчишку под руки и закружил. Тот расхохотался, запрокинув голову, золотистые волосы растрепал ветер.
– Будет, будет!
На плечо легла рука, он обернулся и встретился взглядом с женщиной – высокой, круглолицей, с добрыми глазами. Волосы у нее цвета зрелой пшеницы, курносый нос, зубы крупные, улыбка широкая. Красивая, очень красивая. На руках она держит девчонку лет шести, та прищурила один глаз, заслонила личико от солнца ладошкой.
– Что с тобой? – Женщина перестала улыбаться. – На тебе лица нет.
Она опустила ребенка на землю, потрепала мальчишек по волосам и тихо спросила:
– Снова сны дурные?
Он неуверенно кивнул. Сны? Значит, не в первый раз его мучают кошмары? Он видел кровь и снег и так много незнакомых лиц…
– Все пройдет. – Она ласково погладила его по плечу. – Выпьем чаю, поговорим, все твои тревоги уйдут.
– А дети? – прохрипел он. Голос такой грубый, будто много дней молчал.
– Что с ними станется? Пусть бегают, крепче спать будут.
Взявшись за руки, они вернулись к дому. Она вошла внутрь, чтобы приготовить чай, а ему захотелось остаться на свежем воздухе. Он присел на ступеньку, обвел взглядом двор, поле, чистое небо и подумал, что никогда еще не чувствовал себя так хорошо.
Только тревога, навеянная снами, никак не уляжется внутри. Он потянулся к поясу, будто рассчитывал что-то найти там, но ничего, конечно же, не обнаружил.
Она протянула кружку и села рядом. Свят против своей воли засмотрелся на вздымающиеся груди под тканью простого сарафана. Кожа у нее была загорелая; когда он провел пальцами по ее раскрасневшейся щеке, она зарделась пуще прежнего.
– Перестань, вдруг дети заметят. – Говорит, но не отталкивает, наоборот, подсела поближе, ее бедро прижимается к его ноге. – Все еще поверить не могу, что ты выбрал меня.
– Троих детей родила, а поверить не можешь? – усмехнулся он, глядя на резвящихся в траве мальчишек.
– Благодарю богов, что подарили нам их. – Женщина медленно кивнула. – Все в тебя, один краше другого.
Он попытался вспомнить, когда близнецы родились, но не смог. Хорош отец, ничего не скажешь.
День прошел в домашних хлопотах – вычистили коровник, отправили коз на выпас, потом пришлось поработать молотом и выковать пару серпов. Жена сказала, что деревенские давно просили, а он все откладывал, так почему бы не сегодня?
Приятная тяжесть молота успокаивала. Бам, бам, бам – металл менялся по его воле. В кузнице ему спокойно, страхи отступают, он сосредоточен на работе, но то и дело улыбается: хорошо жизнь сложилась.
Кузня, трое детей и жена, много скота, большой двор. Он силен и красив, она – умна и хозяйственна. Близнецы похожи друг на друга словно две капли воды, а младшая – настоящее солнышко, голубоглазая, пухлощекая…
Отложив молот, он нахмурился. Потряс головой, вышел на улицу и глубоко вдохнул прохладный воздух, чтобы успокоиться.
Как ее зовут?
Образы зароились перед глазами – псы, оружие, люди, звери…
Он застонал, осел на траву, схватился за голову. Почти ослеп от боли, сжал зубы, чтобы не заорать. Что за чертовщина?!
На дрожащих ногах побежал к дому, промчался мимо детей и бросился в комнату. Распахнул сундук с одеждой, запустил в него руку и вытащил кожаный нарукавник. Зачем он здесь? Чье это?!
– Что ты делаешь? – Жена застыла в дверях. – Куда собрался?
– Поеду в деревню. – Неужели это его одежда?
– Нет! – вдруг сказала женщина. – Зачем? Разве не ты убедил нас уехать подальше?
– Я? – Он не помнит этого разговора, ничего не помнит.
Вдруг понял, что в мыслях называет жену «женщина». Как же так?
– Как зовут тебя? – тихо спросил он.
– Издеваться вздумал? – Она побледнела.
– Имя. – Он поднялся на ноги, сделал шаг к ней, а она – от него. – Имя!
– Ты рассудка лишился?! – прошипела женщина. – Прекрати пугать детей!
Стало стыдно, к лицу прилила кровь. Оттолкнул ее, вышел из дома, как зверь загнанный заметался по двору. Почему он ничего не помнит?!
– Батюшка?
Дочь стояла рядом, крошечная, но глаза серьезные, брови нахмурила. Она протянула ему кулачок, он подставил ладонь и почувствовал прохладу металла. Поднес подарок к лицу и понял, что это монета, да не местная, таких он прежде не встречал.
– Откуда она у тебя? – тихо спросил он.
– Не заплутай, – сказала девочка. – Только не заплутай.
И исчезла. Растворилась в воздухе.
– Эй! – выкрикнул он. – Где ты?!
Из дома вышла жена, а за ней – мальчишки. Один из них на ребенка непохож уже, лишь тень от него осталась. А второй побледнел, осунулся, взгляд стал затравленным, в серых глазах плескался страх.
– Кто вы? – Он попятился, уперся спиной в забор.
– Нам не выжить без тебя. – Женщина протянула к нему бледные руки. – Не уходи.
– Что за наваждение?! – в отчаянии закричал он.
– Останься с нами.
Этот голос походил на шелест. Тень сделала шаг вперед, заслонила собой перепуганного близнеца. У нее не было лица, но он знал, что она смотрит на него.
– Разве не этого ты хотел? Не покой ли искал, брат?
Брат?
Ребенок за спиной тени исчез, и воин вспомнил, куда и зачем пришел. Горло сдавили тиски, дыхание сбилось. Морок! Все это обман!
– Мы можем выбраться. – Говорить становилось все труднее. – Пойдем со мной!
– Зачем? – Тень замерцала, внутри нее заклубился мрак. – Матушка создаст все, что ты захочешь. Никаких страданий, никакой больше боли. Дай мне руку, брат. Воссоединись со мной в смерти.
Женщина, назвавшаяся его женой, изменилась. Посмертная гримаса изуродовала ее лицо, в глазах читалась невыразимая мука.
– Мама… – прохрипел он. – Ты наша мама.
– Останься. Проживи жизнь, которую достоин. Сотни жизней. – Она подходила все ближе. – Отринь прошлое.
– Я не могу.
– Ты никому не нужен. Кто ждет тебя за чертой? Тебе нет места среди живых.
– Он встанет рядом со мной! – с вызовом выкрикнул воин. – Зачем ты одурачила его? Это место – трясина, в которой он тонет! Уйдем вместе, Злат!
Тварь взревела, кинулась на него, но он успел отскочить в сторону. Морок больше не скрывал ее истинную сущность – покойница, страшная, холодная. Она снова попыталась напасть, но между ними встала тень. Мрак тонкими струйками поднимался к потемневшему небу, из-под него показалась златовласая макушка.
– Злат! – снова позвал воин.
На их глазах тьма отступила. Мальчишка упал на колени, закашлялся, исторгая из себя остатки тени. Тварь завопила, схватилась за голову, вырывая остатки волос.
Не теряя времени, воин сгреб брата в охапку и бросился прочь. Под ногами тряслась земля, с ужасным грохотом рушился дом, в котором ведьма заточила душу сына. Все это было создано для него, все эти годы она держала его взаперти!
Они пересекли невидимую границу, лето вдруг сменилось зимой, поля и луга – лесом. Простая одежда тоже исчезла, на воине снова были плащ, сапоги и кожаные защитные пластины. Но брат все еще болтался на плече, его тело сотрясалось от рыданий.
Осторожно поставив его на ноги, воин заглянул в родные глаза, хотел сказать что-то, чтобы утешить, да не смог.
– Мм, – замычал он и потрепал мальчишку по волосам. – Мм.
Тот кивнул, вытер слезы и взял его за руку. Неужели нашелся? Неужели это и правда Злат? Куда им теперь идти?
Он огляделся – вокруг непроходимая чаща, деревья светятся изнутри. Ни тропинок, ни следов на снегу не было.
Они пошли вперед, лучше уж так, чем вернуться в мир сошедшей с ума матери. Зачем она заточила сына в этом месте? Это бесчеловечно.