Всю дорогу Радомила гадала, как его назвали, кем он вырос, есть ли у него семья. Сама не поняла, почему решила, что сын не умер в младенчестве. Повитуха могла просто закопать его или утопить, но материнское сердце отказывалось верить в это.
Впрочем, имела ли она право называть себя матерью? Нет. Пусть Радомила и выносила его, но поступила хуже, чем животное, – даже звери не бросают свое беспомощное потомство.
«Сравнила тоже!» – одернула себя Радомила.
Увидев впереди дома, они не сговариваясь остановились. Ждан посмотрел на Радомилу, она – на него. Оба будто только и ждали возможности развернуться и сбежать.
– Мне так страшно еще не было, – признался муж.
– Как нашкодившие дети, – кивнула она. – Не нравится мне это чувство.
– Тогда давай покончим с этим поскорее. Не ждет же он нас на пороге.
На том и порешили.
Деревня выглядела плохо – дома обветшали, но люди здесь еще жили. В снегу была протоптана тропинка до общего колодца, и от воспоминаний о прежней жизни по спине Радомилы побежали мурашки.
Дом, в котором она разродилась, узнали сразу – он стоял заброшенный, дверь нараспашку. Ждан остановился у забора, но дальше не пошел.
– Там нам искать нечего, – тихо сказал он. – Незачем заходить.
Суеверный страх охватил Радомилу, показалось, что за темными провалами окон их ждут тени тех людей, которыми они когда-то были. Два перепуганных юнца, выброшенные во взрослую жизнь без понимания того, что делать дальше.
– А в доме повитухи горит огонь, – сказал Ждан. – Ты не передумала?
– Пока нет. – Ее голос дрожал. Проклятье!
Хорошо, что на улице зима: в огородах людей нет, никто не глазеет на пару охотников, бредущих к крошечному дому с просевшей крышей.
Сердце Радомилы едва не выпрыгивало от волнения.
Ждан поднялся на крыльцо, посмотрел на нее, она кивнула. Он постучал, оба замерли, даже дыхание затаили. Радомила увидела, что руки мужа подрагивают.
– Кто такие? – раздалось из-за двери.
– Мрачный Взвод! – по привычке выкрикнул Ждан.
– Тут для вас нет ничего!
– Если здесь повитуха живет, то поговорить надо, – сказал он.
– Кто-то на сносях? – В женском голосе послышалась заинтересованность.
– Был, да только лет тридцать прошло с тех пор.
Дверь открыла старуха, да такая древняя, что на засохшее дерево она была похожа больше, чем на человека.
Радомила стыдливо опустила глаза – даже теперь узнала бабку, которая роды у нее принимала.
– Ну? – Повитуха грозно посмотрела на Ждана. – Что вам надо?
– Мы ищем ребенка, – выпалила Радомила.
– Раскаялись, что ли? Дак поздно. – Старуха пожала плечами. – Не знаю, кто вы такие, но от подкидышей я избавляюсь.
– От всех? – обреченно спросил Ждан.
– А на кой черт они мне сдались? – разозлилась бабка. – Вы, значит, в полях да на сеновалах детей делаете, а потом мне их приносите! Думаете, вы одни такие умные? Что, девка, хотелось и рыбку съесть, и косточкой не подавиться, да? Не учила тебя мать, что если дитя не хочешь, ноги надо держать крепко сжатыми?
– Прекрати! – Ждан закрыл Радомилу собой. – Мы давно не дети, нечего нас отчитывать!
– Для меня все вы сопляки неблагодарные! Я ночами не сплю, помогаю детям на свет появляться, а вы на меня грех вешаете! У самих-то кишка тонка была задавить приблуду, а? Что вылупился, красавец? Правда не нравится?
– Да что ж ты такая злая? – не выдержала Радомила.
– Что… Я… – От возмущения бабка слишком глубоко вдохнула и закашлялась. – Ах ты сволота! Чего я такая злая?! Ты знаешь, сколько душ невинных я загубила?! Ты хоть представляешь?! А вы еще наглость имеете возвращаться, одумались, на ноги встали! Я, по-вашему, должна всех ублюдков ваших воспитывать?!
Не ожидала Радомила такого отпора, сжалась вся, голову в плечи втянула. Права бабка, во всем права, сами виноваты, а теперь крайних ищут.
– Мы оставим тебе золота вдоволь, – тихо сказал Ждан. – Только расскажи, как все было, попытайся нас вспомнить.
– Деньги покажи, – прокряхтела повитуха.
Вот и пригодилось золото колядское – он передал старухе небольшой мешочек, та его открыла, деловито покрутила в пальцах монетки.
– Какие-то странные.
– Золото есть золото, – сказал Ждан.
– Тут ты прав. В дом не пущу, поняли? Давайте, поведайте мне, кто вы такие.
Радомила все рассказала, попыталась каждую мелочь вспомнить, старуха к косяку дверному привалилась, слушала да знай себе языком цокала.
– Ну, кажется, вспомнила тебя, соплячку. А ты в юности покрасивее был. – Она с неприязнью посмотрела на Ждана. – А чего это вспомнили про ребенка? А, погодите-ка, поди понести не можешь, да? И поделом! Есть на свете справедливость.
– Мы не за упреки заплатили, – перебил ее Ждан. – Что сталось с нашим сыном?
– Не сын он вам, а вы ему не родители. Ты просто утроба, а ты вообще, – бабка закатила глаза, – сунул, вынул и пошел.
– Так что? – Радомиле ужасно захотелось удавить старуху, аж руки зачесались.
– Крик ребенка я услышала еще вечером, надеялась, одумаетесь, вернетесь. К рассвету так он мне надоел, что готова была голыми руками задушить, но не стала. – Бабка говорила, а сама прямо в глаза Радомиле смотрела, каждым словом пыталась уязвить побольнее. – Взяла лопату, вышла, подобрала крикуна вашего и пошла в лес, а что еще делать? Есть местечко, всегда приблуду там прикапываю. Шла, шла, а дите орет, надрывается. Ну, видно, услышали эти вопли люди какие-то. Вышли из-за деревьев, попытались в ведьмовстве меня обвинить, так я одному чуть голову лопатой не снесла. Поговорили по-человечески, спросили, что делать с ребенком буду. Я и рассказала, что убью. А те давай выпрашивать его у меня, мол, не бери грех на душу, а я как рассмеюсь! В общем, отдали они мне утку подстреленную, монет немного и трав сухих для настоек. А я им приблуду вашу всучила.
– Так он жив? – Радомила вцепилась в плащ мужа, чтобы устоять на ногах.
– Откуда я знаю? Да и кто знает, что за люди были, может, сожрали его или еще что похуже.
– Хватит! – рыкнул Ждан. Бабка от неожиданности аж подскочила. – Кто они были? Как выглядели?
– Мужика два, один помоложе, другой постарше. Тот, который постарше, квёлый, светловолосый, у другого вроде борода была темная. Раз лет тридцать прошло, то им сейчас побольше вашего лет будет.
– Молодые мужчины в лесу… – пробормотала Радомила. – А куда ты понесла ребенка? В какую сторону?
– Да что ты прицепилась, блаженная? – раздраженно спросила бабка. – Найти их следы спустя столько лет хочешь?
– Отвечай, мы заплатили тебе за твои россказни.
Ждан навис над повитухой, но та не растерялась, грудь выпятила.
– Не пытайся меня напугать, распетушился, глянь на него! Туда понесла. – Бабка махнула рукой. – Озеро в той стороне, земля мягкая, копать легко. Все, ничего больше не знаю, пошли вон с моего двора.
Радомила же, отчаявшись, кинулась к повитухе, схватила ее за плечо и взмолилась:
– Прошу тебя, хоть что-нибудь вспомни. Нельзя ничего в этой жизни исправить, но я спать не могу, хочу найти его и в ноги упасть, молить о прощении. Пожалуйста.
Взгляд повитухи не смягчился, она даже бровью не повела, оттолкнула Радомилу, поправила дырявый платок на плечах и сказала:
– Все, что с тобой произошло, ты полностью заслужила. Живую душу на произвол судьбы бросила, нельзя таким, как ты, матерями быть, кукушка ты, а не женщина.
Повитуха переступила порог и начала дверь закрывать. Ждан спускаться с крыльца стал, но вдруг старуха громко сказала:
– Тихомир квёлого звали. Так к нему второй обращался.
Ждан нахмурился, а Радомилу будто молнией ударило. Она схватилась за сердце, ноги подогнулись, муж едва успел подхватить ее.
– Что с тобой? Рада?
– Господь Всемогущий, – она и плакала, и смеялась одновременно, – Господи… Господи…
– Посмотри на меня. – Муж взял ее за подбородок и силой заставил повернуться. – Ты чего? Что на тебя нашло?
– Жив наш сын. – Она смахнула слезы, рассмеялась, зажала рот рукой, чтобы удачу не спугнуть.
– С чего ты взяла?
– Знали мы одного Тихомира, разве ты не помнишь? Глава прихода, болезненный человек. И церковь та недалеко от озера была!
– Церковь… – Ждан удивленно вскинул брови. – Быть не может! Та церковь, в которой нас Светозарный собирал? В которой мы Варну встретили?
Радомила закивала, обняла его за шею здоровой рукой, сердце от радости чуть не выскочило. Не могли люди набожные убить ребенка, наверняка забрали в приют!
– Так значит, – медленно сказал Ждан, – кто-то из тех детей – наш?
– Мы почти никого не видели, но нет у меня сомнений, что так и есть!
– Они ведь кто куда разъехались, где теперь искать их?
– Нужно найти Тихомира или кого-то из наставников. Женщина там была, Нина, помнишь? И тот, второй, имя из головы вылетело. Поедем в церковь прямо сейчас, узнаем, где они и…
– Не радуйся так, – мрачно перебил ее муж.
– Да что ты все о плохом!
– Если с ним что-то…
– Зато мы будем уверены. – Радомила выпрямилась, тряхнула волосами. – Не робей, Ждан, мы найдем его.
За прошедшие годы церковь изменилась – здание обветшало, но земля выглядела ухоженной. Много новых построек появилось, сараи, в отдалении стояло что-то похожее на хлев, а рядом терем большой, в окошках за пузырями бычьими пламя дрожало, значит, живет там кто-то.
Ждан спешился первым, лошадей под уздцы взял и повел вперед. А у Радомилы сердце не на месте – то колотится, то замирает, даже ладони вспотели. Так близко к сыну были, но сами не знали об этом. И ведь сердце материнское не признало дитя – от этих мыслей так больно стало, хоть кричи.
– Все еще хочешь узнать, кто он? – Ждан нервно крутил в пальцах поводья.
– Еще больше, чем прежде, – уверенно ответила она.
Из церкви вышел мужчина в рясе – полный, неповоротливый. Шел, путь себе масляной лампой освещал. Остановился у забора и крикнул: