На четвертый день они углубились в лес и долго шли по едва заметной тропе. К вечеру и она затерялась в траве.
– Устроим привал, – предложил Ждан. – Скоро стемнеет.
– Заплутать боишься? – Радомила устало провела рукой по лбу.
– Если мы сгинем здесь, Дарию никто не поможет.
Она посмотрела на мужа и кивнула. Интересно, что он чувствует? Муж никогда не был разговорчивым и мысли свои хранил при себе, но по лицу она видела, как он обеспокоен.
– Ты о нас печешься или о нашем сыне?
– О ребенке в твоем чреве, – признался Ждан, расстилая плащ на земле. – Мы беречь его должны, а вместо этого нас нечистая понесла к черту на рога.
– Будь у нас время, я бы подождала до родов.
– Может, Дарий уже сгинул. – Ждан поднял голову и посмотрел на нее. – Откуда нам знать?
– Давай отправим им ворона, – предложила Радомила. – Ты что, не хочешь?
Муж вздохнул, отбросил сухие ветки и выпрямился. Никогда еще его лицо не было таким суровым.
– Мы рискуем нашим нерожденным ребенком ради человека, который считает нас чужими людьми.
– Он наш сын.
– Он человек, который знать нас не знает. Ему почти тридцать лет, он…
– Он наш сын! – выкрикнула Радомила и тут же прикусила язык. Никогда еще она не повышала голос на мужа. – Дарий…
– Чужой мне, – жестко сказал Ждан. – А ты, ты родная! И ребенок наш тоже родной! Почему мы должны рисковать собой…
– Не говори этого! – Радомила замотала головой. – Неужели ты можешь спокойно спать, зная, что мы сделали?
– Теперь я сплю намного спокойнее. Раньше я не ведал, что стало с нашим сыном, но теперь его судьба нам известна. Не лучше ли отпустить Дария и не вмешиваться в его жизнь?
– Это не жизнь, это проклятие! Я всегда думала, что у тебя большое сердце, неужели в нем нет места для ребенка, обреченного на нежизнь злобной тварью?
– Я не люблю его, – тихо ответил Ждан. – Все это время я думал, каково это – встретить взрослого сына, обнять его, узнать, чем он жил все эти годы. Но я ничего не чувствую.
Радомила отступила, прижала руку к груди и попыталась ответить, но слова не шли. Они застряли в горле и царапали его, словно лезвия.
– Тогда уезжай, – наконец сказала она. – Уезжай и…
– Ты знаешь, что я не брошу тебя, даже если не согласен с твоим решением. Моя любовь к тебе безгранична, она не ослабела за эти годы, и я готов идти за тобой, куда бы ты меня ни привела. Но не заставляй меня любить чужого человека.
– Я люблю его, Ждан. Люблю за нас обоих.
– Потому что материнское сердце жалостливо. И я уважаю это, потому и продираюсь сквозь чащу, направляясь в самое опасное место во всех безымянных землях. Ты носила его под сердцем, любимая, а я нет. Вашу связь ничто не сможет разорвать. Я прошу лишь подумать и о том ребенке, который сейчас зреет в твоем чреве.
Он подошел ближе и положил руку на ее живот. От его ладони исходило тепло.
– Готова ли ты рискнуть им? – шепотом спросил Ждан.
– Он в безопасности. – Радомила накрыла руку мужа своей. – Я никому не позволю причинить ему зло. Но мы должны помочь нашему старшему сыну. Кто, если не мы, Ждан? У него никого нет, никого на всем белом свете.
– А Варна?
– Варна… – Она вздохнула. – Ты думаешь, все эти годы их связывает нечто большее, чем колдовство?
– Не знаю, – признался муж.
– И я не знаю. Так или иначе, в нем течет наша кровь. Мы должны попытаться.
– Моя упрямая жена. – Ждан прижался лбом к ее лбу и прикрыл глаза. – Именно за твой характер я тебя и полюбил. Хорошо, будь по-твоему.
Они обнялись и легли спать, не разводя огонь. Но сон не принес Радомиле облегчения. То и дело она открывала глаза и видела тени, скользящие вокруг. Они то появлялись, то исчезали, в какой-то момент она даже потянулась за мечом, но вдруг увидела зыбкую тень Дария.
– Это ты? – тихо спросила она. – Ты жив?
Тень тотчас растворилась во мраке. Между деревьев появились огоньки, они суетливо заметались вокруг; света от них едва хватало, чтобы разглядеть испуганные лица детей.
– Похова-ав, – простонал филин.
Радомила узнала неприкаянные души. Потерчата были безобидны, покуда не переродятся в мавок да прочую нечисть.
– Матушка…
Голосок, похожий на шелест травы. Радомила приподнялась на локте и принялась вглядываться в темноту.
– Матушка…
– Сбереги меня, матушка…
– Матушка…
– Матушка…
Радомила резко села и толкнула мужа в бок. Он лишь пробурчал что-то и вновь забылся сном.
– Сбереги…
– Сбереги меня…
Светящиеся огоньки то приближались, то скрывались меж деревьев. Они метались, дрожали, а тени, густые тени преследовали их.
– Прочь! – Радомила встала и неловко обнажила меч. – Поди прочь от них! Ждан!
Она окликнула мужа, но тот не проснулся, так и продолжил лежать, укрытый попоной. Плюнув на все, Радомила ступила под сень почерневших деревьев и пошла на свет удаляющихся огоньков. Сгустки тени, словно псы, кидались на них и отступали, играли в какую-то мерзкую игру, пытались поглотить невинные души.
– Бегите! – Радомила неловко подвернула ногу и зашипела от боли. – Уходите отсюда!
– Похова-ав! – пронзительно выкрикнул филин.
– Матушка… – прошептал кто-то прямо ей на ухо.
– Матушка… – вторили ему другие голоса.
– Сбереги…
– Сбереги меня!
– Сбереги меня!
Тень прыгнула на огонек, и он исчез, растворился в непроглядном мраке. Остальные огоньки испуганно полетели вперед, заметались; Радомила беспомощно смотрела, как невидимые глазу твари расправляются с душами.
– Отец наш Небесный, – прошептала она, – дай мне сил, дай мне воли, пусть рука моя…
Тень прошла сквозь нее – и тело сковало холодом. Она взмахнула мечом, но он не причинил твари никакого вреда.
– Наш… – прошипело существо. – Наш…
– Отдай!
– Отдай!
Темные фигуры обступили Радомилу со всех сторон, они тянули к ней руки, сотканные из вороного дыма, шипели, исходили смрадным маревом, а она пятилась, пыталась вырваться из круга, но куда бы ни пошла, существа следовали за ней.
– Сбереги, матушка!
– Не отдавай, матушка!
Потерчата окружили ее, свет огоньков стал ослепительно ярким – и тени рассеялись. В лесу стало светло, словно днем, Радомила зажмурилась, а когда открыла глаза, увидела, что вокруг нее сгрудились души чумазых детишек. Их молочно-белые глаза смотрели с жалостью, крошечные ручки тянулись к ее животу.
– Сбереги, – прошептал мальчонка лет пяти, – сбереги.
– Не отдавай, – вторила ему растрепанная девчушка с разбитыми губами.
– Не ходи туда, матушка.
– Не ходи…
– Не ходи…
– Я не могу. – Радомила опустилась на колени и попыталась коснуться запачканной землей щеки ребенка, но ее пальцы прошли сквозь нее. – Я должна идти вперед.
– Сбереги…
– Сбереги…
– Сберегу, – пообещала она, – я сберегу его. Но мне нужно дальше идти, поймите.
Дети подняли свои огоньки – и Радомила увидела ветвящуюся впереди серебряную тропинку. Она бежала вперед и скрывалась за деревьями.
– Не сходи с пути, – прошелестел голосок у самого уха. – Не сходи с пути.
Потерчата исчезли, остались лишь огоньки. Они слабо пульсировали и лучились холодным голубым светом. Радомила протянула руку и коснулась неприкаянной души, ощутила ее боль и растерянность. И так на душе стало муторно, такая тяжесть навалилась…
– Бедные дети… – прошептала она.
Огоньки угасли один за другим, она осталась одна посреди темного леса, только тоненькая тропинка мерцала в траве. Радомила выпрямилась, спрятала меч и быстрым шагом пошла обратно к Ждану, чтобы разбудить его и отправиться в путь.
Глава 24. Владлен
– Рыж мне сказки рассказывал, так вот в них живую воду всегда «за морем» искали. Как думаете, выйдем к морю или…
– Ты хотя бы минуту помолчать можешь? – перебил Владлена Лука. – Я пытаюсь услышать хоть что-нибудь.
Они сидели в густом кустарнике уже давно, Владлен устал молчать. Ему хотелось обсудить со спутниками их скорое возвращение в Ретру вместе с царевичем, встречу со странными женщинами на перекрестке, целую уйму всего, но Лука постоянно шипел на него, словно змей, и грозил пальцем.
Впереди виднелось озеро, в центре озера – островок. Вокруг не было ни одной живой души. Будь его воля, Владлен бы давным-давно переплыл озеро и разведал, что скрывается за порослью густого кустарника, а они сидят как дураки, ждут чего-то.
– Вроде бы тихо все, – сказал Всеволод.
– А я говорил, что…
– Ш-ш-ш! – Лука жестом заставил их замолчать. – Нет, показалось.
– Давайте решим, кто поплывет, – предложил Владлен. – Я отличный пловец.
– Да и я неплохой, – Всеволод кивнул ему.
– Ну, а ты? – Владлен толкнул Луку плечом.
– А я плохой, – нехотя признался тот.
– Надо же, хоть в чем-то ты плох! Поверить не могу, что услышал от тебя эти слова!
– Хватит вести себя как скоморох, – проворчал Лука. – Нет в этом повода для радости; если и плыть, то всем вместе. Если разделимся, может беда случиться.
– Ты всегда к худшему готовишься.
– Это ты в укор мне сказал? – Лука нахмурился. – Не будь меня рядом, ты бы сгинул.
– Думай так, раз тебе нравится, – улыбаясь, разрешил Владлен. – Но раз надумали все вместе плыть, то надобно выступать: солнышко-то уже к закату клонится.
– Не хочется мне в воде быть, когда ночь настанет. – Всеволод выпрямился. – Пойдемте.
Они дошли до кромки воды и остановились в нерешительности. Озеро издали казалось куда меньше, а островок куда ближе. Вода в озере была темная, насыщенного синего цвета, у самого берега дно проглядывало, но быстро исчезало под толщей воды.
– Расхотелось мне плыть, – признался Владлен.
– Да только делать нечего, придется.
Всеволод скинул плащ, начал стягивать с себя рубаху. Владлен перевел взгляд на Луку и увидел на его лице гримасу отчаяния.
Псарь изуродовал тело бедняги, от побоев на нем остались грубые шрамы. Владлен видел их в бане, а вот Всеволоду показывать их Лука явно не хотел.