Хмурый староста пожал руку в ответ. Рукопожатие было твёрдым, мозолистым. Руки не понаслышке знали значение слова «труд».
Обратно я ехал в обществе орков. Марина попросила, чтобы не смущать Любаву мужским присутствием, пока завезет к себе в дом. Я отчасти был даже рад поездке с орками. Пусть и пришлось заткнуть нос затычками, зато не пришлось затыкать уши берушами, чтобы не слышать рассуждения о том, что все мужики — козлы!
Глава 2
Полог палатки чуть приоткрылся и наружу высунулась детская голова. Блестящие глазки стрельнули по ночному огороду, затем голова исчезла.
— Петька, а он точно попадёт в яму? Вдруг он её перепрыгнет? — прошептала Маша.
— Точно попадёт, сестрёнка, не пе-переживай. Не зря же мы так готовились. Лежи тихо и притворяйся, что мы спим. Если он перепрыгнет, то мы спустим «секретное оружие», а я ещё но-ножик спрятал под подушкой, — ответил Петька.
Пламя свечи отбрасывало тени на стены палатки. Сквозь прорезь полога внутрь заглядывала любопытная луна. Снаружи тихо шумели листья яблони, старый пёс Удмурт сонно брехал на мотыльков. За стенкой похрапывало «секретное оружие».
— Я всё равно боюсь, ведь он такой страшный. Помнишь, как он приходил, пыхтел и скрёбся под кроватью? Он меня ещё лизнул в ногу, и язык был такой холодный, такой скользкий, — Маша чуть не плакала, но держалась, хотя испуганные глазёнки налились тёплой влагой.
— Не дрейфь, Маш, по-поймаем! — уверенно сказал Петька и потрепал её по руке.
Маше всего семь лет, Петька на два года старше и сегодня они оба «охотники на Бабайку». Тёплой майской ночью они затаились в палатке и ждали существо, которое наводило ужас на обитателей дома. Вернее, на двух его обитателей — Петьку и Машу.
Это существо тихо появлялось из шкафа и шелестело по полу, иногда касалось выступающих над кроватью рук и ног. Стоило детям пошевелиться, как ночной посетитель тут же исчезал и пропадал до следующей ночи. Его никогда не было видно, но всегда пахло свежей землёй и какой-то кислятиной, словно Бабайка таскал в карманах сгнившие яблоки.
— Петь, ты такой храбрый. Мне все-все-все девочки завидуют, что у меня есть такой брат. Только Тонька говорит, что у тебя зубы неровные, но у Тоньки самой двух зубов не хватает и коса у неё расплетается. А мне с тобой совсем нестрашно, — пролепетала «храбрая» Маша, то и дело стреляя глазенками в сторону огромного блина луны.
— Тоньке скажи, что она дурочка г-глупая, — авторитетно заявил Петька и пару раз ударил подушку, чтобы улечься удобнее. — Бояться тебе нечего, мы на своей земле, в случае чего родители прибегут. Когда я в по-последний раз проходил мимо их комнаты, то слышал скрипы. Наверное, это они п-п-прыгали на кровати — чтобы нашу палатку лу-лучше видеть из окна. Мама даже стонала, а папа кряхтел, видать, не привыкли так высоко прыгать. Но это зря они так. Я ведь с тобой. И я Бабайку вот так вот раз-раз-раз.
Петька разложил перочинный нож, настоящий пацанский, с кучей нужных отверточек и шил, даже были небольшие ножницы. Основное лезвие небольшое, но очень острое, недаром же Петька точил его полтора месяца на куске оселка. Показывая, как он будет всаживать нож в тело врага, мальчик несколько раз проткнул воздух. От резких движений качнулось пламя свечи, тени на стенах прыгнули выше.
Двухместная палатка одним боком прислонилась к раскидистой яблоне. Петька лично устанавливал и натягивал парусиновую ткань на колышки. Отец помогал, но основную работу пришлось делать Петьке. Хорошо ещё, что папа поддался на уговоры и разрешил детям переночевать во дворе, чтобы поохотиться на заклятого врага.
Идея западни пришла Петьке в голову, когда он увидел по телевизору, как охотились древние люди. Предки вырывали яму и крепили на дне острые колья. Когда животное попадало в замаскированную западню, то истекало кровью, и охотники извлекали обессиленную жертву наружу.
Как раз пригодилась вырытая папой яма под колодец — глубокая, гораздо выше человеческого роста, созданная для того, чтобы обрабатывать большой участок. Петька поделился идеей с сестрёнкой, и та согласилась составить компанию.
Согласилась, а сейчас очень об этом жалела…
Петька основательно подготовился к охоте, выпросил у отца коробку из-под холодильника и разрезал её по длине. Заклеил вверху и внизу отверстия, и у него получилось подобие шведской стенки-столбика. Маша тоже внесла свою лепту и написала мелом на широком боку слово «Шкав».
Петька не стал исправлять — он-то точно знал, что Бабайка безграмотный, а родители лишь улыбались на их западню. Мальчик приставил импровизированную мебель к вырытой яме. В эту ночь кошмарный ночной посетитель должен выйти из «Шкава» и сразу же провалиться в ловушку. А там вступит в ход секретное оружие…
По крыше палатки гулко шлёпнуло, словно кто-то ударил кулаком, и следом тут же послышался стук. Маша закрыла рот ладошками, чтобы не закричать. Рядом с палаткой каркнула ворона.
— Ти-ти-тихо, Маш, это ветка упала, — еле слышно прошептал Петька. Кулак сдавил рукоять ножа так, что под тонкой кожей побелели суставы.
— А почему кричит ворона? — спросила Маша.
Девочке очень хотелось очутиться в своей кроватке. Засунуть руки и ноги в одеяло, попросить маму сделать «куколку», чтобы та подбила одеяло под тело. Если рядом будет ещё и медвежонок Серёжка, то вообще нечего бояться — его плюшевые лапы защитят от липких прикосновений скользкого языка. Сама Маша никогда не видела ночного гостя, но чувствовала запах сгнивших яблок…
— Маш, ворона тоже испугалась, ко-когда шлёпнулась ветка. Может, она то-тоже караулит Бабайку. Как ты думаешь? — Петя пытался говорить как взрослые, но сквозь бравурную насмешку пробилось-таки дрожание голоса.
— Пусть тогда она напугает Бабайку, чтобы он к нам больше не приходил, — попросила у Пети перепуганная Маша.
Её пугало абсолютно всё: ночь за пологом палатки, бесстрастная луна, редкие побрехивания Удмурта, шелест ветра и ночные скрипы. Петька крепился, всё-таки он старше, однако и его узкую грудь изнутри облепила липкая паутина страха. Он никогда не рассказывал, из-за чего раздался тот самый дикий крик, разбудивший домашних. Именно в ту ночь мальчик описался и начал слегка заикаться.
— Маш, она не должна спугнуть его. Мы сами поймаем Бабайку и позовём полицию. Пусть тогда его накажут, чтобы не лазал по домам. Вот посадят его в тюрьму, тогда он заплачет и будет просить, чтобы выпустили. А мы придём и возьмём обещание, что он никогда-никогда больше не будет выходить из нашего шкафа. Сейчас же не кричи, а то спугнём, — Петька прислонил палец к губам.
Ночную тишину прорезал скрип открываемой двери, следом раздалось чирканье колёсика зажигалки. Крыльцо вздохнуло под тяжёлой поступью. Маша услышала лёгкое потрескивание сгорающего табака и шумный выдох дыма, каким травил себя папа. Полог отодвинула крупная ладонь, внутрь палатки заглянуло небритое лицо:
— Ну как вы тут, сорванцы? Не страшно? В дом не хотите пойти?
Петька храбро улыбнулся отцу:
— Нам совсем нестрашно. Мы х-храбрые и никого не боимся.
Маша хотела уже встать и пойти в детскую, но после Петькиных слов только выше подтянула одеяло. Эх, если бы она успела откликнуться чуть раньше…
— Нет, пап, нам и тут хорошо, — слабым голоском подтвердила она, а сама молила про себя: «Папа, не уходи, останься подольше».
— Ну, смотрите, если что мы рядом, присматриваем за вами. Скоро рассвет и вместе с ним выпадет роса, если станет холодно, то прибегайте, храбрецы! — улыбнулось небритое лицо.
— Пап, а правда, что когда Бабайка вырастает, то его начинают звать по-другому? — спросила Маша, чтобы папа чуть дольше задержался с ними.
— Это как же называют взрослого Бабайку? — снова расплылось небритое лицо.
— По телевизору говорят, что его зовут Кризис, и он то приходит, то уходит. Прямо как наш Бабайка, и взрослые им друг друга пугают, вот мы и подумали что…
— Нет, солнышко, это не так. Кризис — это придумка тех, кому лень работать. А у нас с вами вон какой большой огород, и участок за деревней — нам никакой кризис не страшен. Спите спокойно и не бойтесь никакого Бабайку. Если он придёт, то я его лопатой по хребтине перетяну, чтобы не лазил к хорошим детям, — папа подмигнул на прощание и скрылся за пологом.
Дети послушали, как он затушил сигарету и поднялся в дом. Удмурт сонно тявкнул. Снова наступила тишина, даже листья яблони перестали шептаться между собой.
— Петька, а вдруг Бабайка вылезет из нашего шкафа и увидит, что нас нет? Вдруг он тогда утащит моего Серёжку? — Маша вдруг села на одеяле.
Как там медвежонок без неё? Он впервые ночевал один в полной темноте.
Тонко зазвенел комариный писк. На стене заплясала огромная, страшная тень от насекомого, которое очень близко подлетело к свечке. Петька хлопнул ладошами, стараясь поймать назойливое создание, и от этого хлопка погас единственный источник света. Маша тихо ойкнула и нырнула под одеяло.
На парусиновой ткани зашевелились тени веток яблони. Они, словно костлявые руки мертвецов, переплелись в свете луны и потянулись к палатке. Рядом снова прокричала ворона. Сразу стало неуютно, холодно и очень страшно.
Петька пытался найти спички, чтобы зажечь свечу, но, как назло, проклятый коробок куда-то запропастился. Петька долго шарил по палатке, шептал про себя детские ругательства. Маша боялась отпустить одеяло, уставившись на костлявые руки, чьи тени скользили по парусиновой крыше. Вот-вот они пролезут под полог палатки и тогда…
— Маш, я по-пойду домой, за спичками, — прошептал Петька и дёрнулся к выходу.
— Петь, я боюсь, — Маша схватила за руку, вцепилась, как хватается за соломинку утопающий. — Вдруг тебя поймает Бабайка?
— Не бойся, его нет в комнате, — тихо ответил Петька и аккуратно освободил руку. — Я специально подставил стул под шкаф, у родителей он не вылезет, так что ему остаётся только один выход — в наш «Шкав».
— Петька, я всё равно боюсь, — прошептала Маша. — Можно я с тобой?