Оба молчали.
— Самый юный ягнёнок готовится для вашей светлости, — согнулся в поклоне трактирщик и ещё раз протер столешницу. — Угодно ли чего-нибудь ещё? Девушку для обогрева постели, или красивую балладу? У меня уже неделю живет бедная певунья, её песни выворачивают душу наизнанку. Ради неё тут собираются по вечерам почтенные гости.
— Пусть споёт балладу о змеелюдах, — паладин кинул серебряную монету на стол.
Она моментально исчезла в бездонном кармане передника.
— О змеелюдах? Но ведь они же…
— Поменьше болтай, если хочешь дожить до утра! — донеслось из-под накинутого капюшона.
Изобразив на лице максимум почтения, трактирщик ретировался в угол, где за ним внимательно наблюдала сидящая женщина средних лет. Она отложила тлеющую трубку и кивнула на шепот трактирщика. Мужчина в капюшоне мрачно смотрел, как тонкие, непривычные к крестьянскому труду, пальцы крутили колки лютни, как шершавая ладонь ласково провела по деке, словно по щеке любимого.
— Вы снова хотите разбередить рану, милорд! — негромко оруженосец.
— Я устал, Алекард! Очень устал, но нужно сделать ещё так много! — проговорил паладин. Его глаза не отрывались от певуньи. — А эта встреча нам крайне необходима, если мы хотим видеть летнее солнце ещё много-много лет…
Настроив инструмент, певица ударила по струнам, и галдящая таверна замолчала в тот же миг. Чарующий перелив прокатился по липким от эля столам, по скамьям, отполированным множеством задов, отпрянул от чадящих факелов и вынырнул в дымоход. Умчался вслед за улетевшим свежим ветром.
Что было — то было, но время прошло,
И место сражений быльём поросло.
Много мужей полегло на полях,
А женский стон звучал в деревнях.
Чарующий грудной голос начал с полушепота и постепенно набирал силу. Словно комок снега сходил с горы, увлекал за собой другие снежинки и превращался в огромный ком. В смертельную лавину…
— Нам никогда не забыть о них, Алекард, — шепнул паладин. — Пока последний из этого племени дышит одним воздухом со мной — я не могу найти покоя!
Певица разливалась соловьём о великом походе короля на страну змеелюдов. Эти создания держали в страхе окружающие территории, грабили и убивали всех, кто рискнул приблизиться к их границам.
Рыцари бились за честь короля,
Горела под ногами змеелюдов земля.
Глотки хрипели: «Боги с нами! Вперед!»
Никогда не отступит человеческий род.
— Отец, но что мы делаем здесь? — проговорил Алекард. — Неужели нам мало своих менестрелей и своих певцов?
— Звезда Оускальда привела меня в этот гадюшник! — ответил паладин и погладил серебряный амулет на груди. — И здесь я должен получить ответ на старый вопрос…
Погладил амулет как верного пса после принесенной добычи. В ответ амулет потеплел и согрел кожу на груди. Король усмехнулся и продолжил слушать певунью.
Растеряв половину войск и стерев с лица земли страну змеелюдов, рыцари смогли узнать страшный секрет их могущества. Маги змеелюдов преображались и надевали ту личину, какую только захотят. Они могли проникать в любые замки под видом владельцев и приказывать вершить дурные дела. Они стравливали между собой людей, а потом приходили к обессиленным королям и забирали ослабленные королевства под своё правление.
Однако волшебство оказалось бессильно против заговоренного серебра. Этим и воспользовались колдуны людей, когда снаряжали войско. У каждого воина на шее красовался серебряный знак перевернутой лилии в овале. «Юбка мамаши» — как его прозвали обычные пехотинцы, словно за такой юбкой можно спрятаться от стрелы или меча. От преображения можно, но от оружия — нет.
— Лучше вы мне скажите, мой дорогой сын, почему вы отказались от королевы Асгорда и всё печалитесь о девушке из низшего сословия? — спросил негромко паладин, после очередного куплета певуньи. — Вы же король. Рядом с вами будет счастлива сесть любая девушка королевства! И не только нашего…
— Я не люблю королеву, и не нужен мне Асгорд, отец. А ради моей жены готов выступить против миллиона врагов! — ответил задумчиво молодой оруженосец. — И я выступлю! Даже если нужно будет попасть в иной мир и принести его в жертву — я всё сделаю ради любимой!
— Безумство влюбленных вошло в легенды, — покачал головой король, всё также скрывающийся под капюшоном.
— Сердцу не прикажешь, отец…
В это время угодливый хозяин таверны принес еду и бочонок с двумя кружками. Он самолично разлил своё лучшее вино по кружкам, и с поклонами удалился.
Вокруг смерти безносой летали гонцы,
Погибших сынов сменяли отцы.
Крики мешались в дым от огня!
Такого не помнит история дня!
— Знаю, но так королевство может остаться без наследника. Я остался вдов, когда вы были ещё ребёнком, и мне пришлось очень сильно постараться, чтобы до вашего взросления королевство осталось целым, — негромко проговорил король. — А если сложите голову в ином мире, то никакие ухищрения не спасут королевство от раздора.
— Не переживайте! Вернусь я очень скоро, тогда и заживем на славу, — проговорил юноша, не отрывая взгляда от поющей певуньи.
Певунья ответила дерзким взглядом и продолжила петь. Она пела так, что стихли все звуки, и даже беспардонные мыши на стрехе остановили вечную возню. Перед глазами посетителей вставали образы героев, не пожалевших жизней за будущее своих детей. Лязг оружия, ржание коней, крики ярости и стоны раненых. Чудился бешеный танец старухи с косой посреди разгара битвы, словно безносая объелась ядовитых грибов и скакала без устали, собирая страшную жатву. Люди победили, но какой ценой…
Последний куплет взлетел к потолку и затих. Никто не смел шевельнуться, чтобы неловким шорохом не развеять возникшее колдовство искусства.
— Позови её за наш стол, — велел паладин принесшему еду трактирщику.
Хозяйская проплешина склонилась в тот же миг. Он поставил гречневую кашу с бараньим боком на стол, и сразу направился к певунье. Всего несколько слов, произнесенных на ухо, заставили лицо певуньи посветлеть. Она взглянула в сторону сидящих и кивнула в ответ на слова хозяина трактира.
— Рад, что вам понравилось, сэр рыцарь! — мягким голосом промолвила подошедшая певунья.
От неё пахло… Пахло так, будто она только что валялась в подгнивших яблоках.
Волосы цвета спелого каштана рассыпались по плечам мягкими волнами, обрамляя лицо, на котором играли тени от мерцающих свечей. Глубокие глаза оценивающе смотрели на пару за столом.
— С чего ты это взяла? — спросил паладин, отпив эля, больше похожего на ослиную мочу.
Самого лучшего эля из закромов трактирщика…
— А как же иначе? — усмехнулась певунья. — За другим вы вряд ли меня позвали бы. Или я приглянулась вам как женщина?
«Ты думаешь, что поймали меня? На самом деле это судьба вас призвала…»
Молодой король вздрогнул. Он увидел, как губ певицы чуть коснулась улыбка. Так это её голос раздался в его голове…
— Расскажи, почему ты примкнула к змеелюдам? — хмуро спросил паладин.
«Он прекрасно это знает! Зачем этот спектакль? Останови отца, молодой король!»
— Рассказать? И с чего ты взял, что я примкнула, а не была там изначально? — переспросила певица. — Меня же всё равно не выпустят отсюда живой? Ха, я так и думала… Неужели это так важно?
— Важно! — ответил паладин. — Я хочу понять людей, что переходят на другую сторону. Хочу узнать, почему от предательства умерли мои родители? Хочу понять, чем именно людей привлекает змеиная мерзость?
— Поэтому ты собрал в этом месте засаду? Или я не поняла, отчего все постояльцы съехали, а на их местах тут же расположились другие люди, у которых руки явно заточены под оружие? — под взглядом певицы съежился хозяин трактира.
Действительно, это он донес на странную певицу. За три дня до прибытия палладина все гости поменялись на крепких воинов. Для успокоения нервов трактирщик звякнул увесистым мешочком на поясе. Этого должно хватить для покрытия возможных расходов, или же для покупки нового трактира — король не скупился на поимку давних врагов.
«Алекард, а ты вырос! Возмужал! Последний раз я тебя видела ещё совсем ребенком…»
— Прекрати свои фокусы! — рявкнул паладин, глядя на побледневшее лицо сына. — Расскажи, почему?
— Почему? Всё просто, прикажи своим псам не трогать меня до поры, и я поведаю свою историю, — певица продолжила после кивка старого короля. — Давно это было, когда я была молодой и горячей, вот почти как твой сын…
— Ты бы ещё начала с сотворения мира! — хмыкнул за спиной молодой король.
— Не мешай, Алекард, — остановил его отец.
В трактире, где обычно в это время уже собирали зубы по полу особо буйные посетители, было тихо, слышался лишь треск поленьев и тяжелое дыхание мужчин.
— Последняя война была трудной, за каждого змеелюдского воина люди отдавали десять рыцарей. Их женщины бились наравне с мужчинами и неизвестно, чем бы ещё закончилась эта бессмысленная бойня…
— Бессмысленная? Они же убивали всех, кто приблизится к их границам! — не выдержал Алекард.
— У войны всегда единственный смысл — чтобы одни жили лучше, другие должны умереть. Всё это может прикрываться напыщенным слогом, величественной причиной, но суть всегда одна.
— У войны всегда один смысл… — глухо проговорил старый король.
— И всё-таки люди тогда победили. Но воин, который убил короля змеелюдов, не смог убить его дочь. Тогда она была ещё молоденькой красоткой, только-только научившейся принимать чужую личину. Красивейшая девушка с зелеными, как весенняя трава, глазами встретила своего врага. Она шипела на воина и в то же время была прелестнейшим созданием. Воин не смог её убить. В тот миг мужчину, распаленного войной и кровью, обуяла похоть. Он скрыл добычу под полой плаща и вынес из горящего дворца…
— И что же с этим предателем стало? — спросил старый король, когда певица взяла паузу.
— Он погиб, стоило ему только найти укромное местечко, — пожала женщина плечами. — Не успел вкусить сладострастной любви, как молодая особа пронзила мужскую грудь острым кинжалом.