О причинах переезда в столицу девочка прямо не рассказала, но как я понял, там была замешана какая-то неприятная семейная история — может быть, даже трагедия. До деталей я допытываться, ясное дело, не стал.
В новой, пхеньянской школе друзей Хи Рен особо не завела — в классе имелись уже устоявшиеся неформальные группировки, в часть из которых она не вписалась, а в другие — вроде как и не рвалась. Но девочка очень надеялась, что в Первой школе у нее все сложится иначе — о ней она грезила, как… Не знаю… Как о сказочном Хогвартсе, не меньше — с той разницей, что теоретически ее мечта была вполне реальной, единственным серьезным препятствием на данный момент мог стать пресловутый английский. И уже, по сути, стал — после череды неудач, в том числе с репетитором, к моменту моего появления в их доме школьница почти утратила надежду на успех.
Что до моего незадачливого предшественника, студента, то языком тот, видимо, более или менее владел — как-никак, был третьекурсником пхеньянского иняза — но сути проблемы своей ученицы, похоже, не понимал вовсе. Пичкал девочку продвинутыми темами, а сталкиваясь с ошибками в простейших вопросах, терялся, выходил из себя — и начинал орать. А Хи Рен, видимо, заводилась — и принималась огрызаться. Толку от такой работы, понятно, выходило немного — так что не могу винить Джу Мун Хи за то, что выставила горе-педагога за порог и попыталась взять дело в свои руки. Но у самой онни, по словам ее младшей сестры, манера преподавания оказалась чем-то схожей. Там, где у школьницы и так неплохо получалось — в тех же истории или географии — все шло как по маслу, а вот в английском прогресс оставался минимален…
Все хорошее в этом мире рано или поздно заканчивается — подошел к завершению и наш сытный обед.
Хи Рен убрала грязную посуду в раковину, открыла кран — с горячей водой, похоже, в доме тоже не было проблем — и обернулась ко мне:
— Чон- сонсэнним, если хотите перекурить — можно на балконе!
— Спасибо — не курю, — почти машинально ответил я.
— Правда? — удивилась девочка. — Не может быть! Практически все мужчины курят!
— Видимо, я не все, — пожал я плечами.
— Я уже это поняла, — каким-то странным тоном проговорила на это школьница. И добавила: — Не зря вы сразу понравились онни!
— Шутишь? — усмехнулся я.
— По ней будто и не скажешь, но я-то ее знаю: все так и есть! — уверенно заявила Хи Рен.
Без сомнения, девочка беззастенчиво выдавала желаемое за действительное, но продолжать пустой спор я не стал — лишь скептически улыбнулся.
Что касается нашего первого урока — ну или уже второго, если считать утреннюю историю с артиклями — то он сложился как нельзя лучше. Начать я решил с глагола «to be», с формами настоящего времени которого у моей ученицы была просто беда, и сразу, чтобы, как говорится, два раза не вставать — с их местом в вопросительных предложениях, где Хи Рен тоже «плавала». Видимо, когда-то эти темы ей толком не объяснили, а потом к ним уже не возвращались.
— Вот смотри, — вывел я на экран несколько примеров. — Это глагол «быть». «To be». «Be», — выразительно повторил без частицы неопределенной формы. — Что слышишь по-корейски?
— Похоже на наше «дождь», — не очень пока понимая, к чему я виду, ответила девочка.
— Именно так, — кивнул я. — Теперь представь. Идет дождь. За окном мокро и холодно — поэтому наш глагол предпочитает лежать дома на футоне, а не идти на улицу работать. Но дела же сами себя не сделают? Поэтому ими вынуждены заниматься три его младших брата-акробата: «Am», «Is» и «Are». Но у них, как ты видишь, английские имена — они же у нас все стопроцентные англичане…
— Ну да, кореец не станет сваливать на младших братьев всю работу из-за какого-то дождя! — заявила девочка. — Ну, может, если только эти, на Юге…
Хм… Можно сказать, вся идея урока — под сомнение…
— И все-таки, давай придумаем им корейские прозвища — чтобы лучше запомнить, — предложил я. — Вот пусть брат «Am» у нас, к примеру, станет…
В течение следующих нескольких минут мы весело подбирали «братьям» подходящие ассоциации по-корейски. Затем запоминали, какую «работу» кто из них «предпочитает», ненавязчиво привязывая это к первому, второму или третьему лицу, а также к единственному или множественному числу.
— А помнишь, что я назвал их акробатами? — спросил я ученицу в какой-то момент. — Знаешь почему? Потому что они просто обожают прыгать и кувыркаться! Только делают это не просто так, а когда хотят что-то спросить! Но тогда уж не могут удержаться! И если появляется вопрос, они ловко перескакивают на новое место в предложении! Вот так…
В конце урока Хи Рен выполнила тест, скомпилированный мной из трех стандартных — и спокойно набрала в нем 89 процентов.
— Умница! — от чистого сердца похвалил я ученицу.
Девочка зарделась:
— Кажется, я действительно что-то поняла… Благодаря вам…
— Браво! — одобрительно послышалось тут позади нас.
Я обернулся — и встретился взглядом со стоявшей в дверях Джу Мун Хи. Надо же, даже не заметил, когда она здесь нарисовалась!
— Отличная работа, Чон- сонсэнним! — на этот раз без тени иронии в тоне проговорила хозяйка. — Кажется, я начинаю верить, что у нас с вами и правда что-то получится!
— Спасибо за высокую оценку моей работы, товарищ Джу, — учтиво поклонился я заказчице.
Следующие полтора часа я провел за подготовкой нового урока — уже завтрашнего. Ну и, воспользовавшись подвернувшейся наконец возможностью, улучил момент изучить на хозяйском компе что-то, помимо программки языковых тестов: Хи Рен отлучилась в туалет, оставив меня в комнате одного…
Увы, входа в Большой интернет я не нашел — скорее всего, его здесь и не имелось. Самое обидное, что не смог попасть даже в «Кванмён» — доступ к национальной сети оказался закрыт паролем. Не иначе, бдительная онни постаралась — оградила сестру от ненужных, отвлекающих от учебы соблазнов.
Думаю, при наличии времени мне удалось бы запрет обойти: установленная на компьютере операционная система «Пульгын пёль» — «Красная звезда» — была местным вариантом в общем-то неплохо знакомого мне Линукса — но пока я рисковать не стал, отложив задачу на будущее.
Ну а ровно в 16:00 товарищ Джу расписалась у меня в командировочном — и на сегодня мы распрощались. Егоза Хи Рен порывалась было меня проводить и даже просочилась на площадку этажа, но идти со мной дальше онни ей запретила.
Я шагнул к лестнице, но, опередив меня, девочка проскользнула к лифту и вдавила кнопку вызова.
— Уже ведь есть четыре часа! — обернувшись через плечо, пояснила мне она. — Должны были включить!
То есть, значит, раньше лифт попросту был выключен? Что ж, тогда понятна та утренняя реакция консьержки…
В общем, вниз с восьмого этажа я спускался, как король, ноженек не утруждая.
До Пэктусан добрался быстро и без происшествий, в офисе же Пак с Аном встретили меня, как пришельца с того света. От расспросов мне, впрочем, удалось отбиться: секретное спецзадание, мол, было. На удивление, такой ответ моих собеседников удовлетворил — по крайней мере, оба угомонились.
До конца рабочего дня я даже еще успел попасть к доктору У. «Весельчака» застал уже в дверях его кабинета — медик явно собирался уходить, и вернулся обратно с нескрываемой неохотой. Лениво ощупал мою голову, постучал по ноге молоточком, измерил давление. Без энтузиазма задал мне пару не самых каверзных вопросов, ни одним из которых не поставил меня в тупик — и вынес вердикт: «Здоров!»
Бумагу с этим диагнозом я и отнес товарищу Ли.
Замначальника отдела аккуратно спрятал ее в папочку, а затем, смерив меня долгим взглядом, поинтересовался, не хочу ли я ему что-нибудь рассказать. Я сделал лицо кирпичом и скупо обронил — с церемонным поклоном:
— Извините, нет, — типа, если бы и хотел — не имею права.
Как и ранее мои коллеги, настаивать на чем-то сверх того товарищ Ли не стал — и отпустил меня домой: часы на стене показали уже почти половину шестого, а в норме находиться на работе курьеру полагалось до пяти вечера.
20. Предпраздничная суета
Вторник и среда прошли у меня почти под копирку.
С утра я поднимался под бодрый гимн из соседских репродукторов, умывался, одевался, наскоро перекусывал — и, сверкая значком на лацкане пиджака, в компании с Паком ехал в офис. Где в течение сорока-пятидесяти минут с делано заинтересованным видом знакомился с содержанием свежего выпуска «Нодон синмун» — да, это мероприятие оказалось ежедневным. Чтецы, кстати, раз от раза менялись — и если во вторник я едва не уснул под нудный бубнеж какого-то картавого старичка, то в среду, можно сказать, и не скучал, любуясь длинноногой девицей, расставлявшей акценты в тексте статей не только мелодичным голоском, но и выразительными телодвижениями.
Что до содержания газетных материалов, то почти все они в той или иной степени сводились к грядущему Дню Солнца. На втором месте, с небольшим отрывом, шли очередные инициативы о Тридцатидневной весенней битве. Что в одном, что в другом случае тексты разве что не повторялись, отличаясь только наименованием трудового коллектива, который готовился к празднику или вызывался ударно поработать. Часто, кстати — и то и другое сразу. В общем, ровным счетом ничего для себя полезного мне тут почерпнуть не удалось — разве что подхватил пару емких фраз, которые можно было бы вставить в собственное выступление на собрании.
Из «избы-читальни» оба раза я шел прямиком в приемную товарища Ли, где секретарша Сон вручала мне командировочное предписание и 10 вон на метро. В среду к ним еще добавился сложенный вчетверо листок — проект моей вечерней речи.
Затем я ехал к Джу Мун Хи — точнее, к Хи Рен — где в течение дня проводил два урока и готовился еще к двум. В перерыве — сытно обедал и болтал с девочкой, оказавшейся просто-таки кладезем информации о местной жизни — с поправкой, конечно, на то, что говорил я с тринадцатилетним подростком. В последнем, впрочем, очевидных плюсов было даже больше, чем возможных минусов — увлекаясь, изголодавшаяся по дружескому общению школьница время от времени забредала в такие темы, которых взрослые старательно избегали — ну а я мотал на ус.