А пока — уж заодно — «прощупал» остальных своих спутников. Пак и Ким, как видно, оказались личностями гармоничными: ничем таким не «фонили» — ни в плюс, ни в минус. А вот в Рю я кое-что таки уловил — правда, лишь пристально в нее «вглядевшись». «Увиденное» назвал бы сексуальной фрустрацией — по ходу, девушку донимали неудовлетворенные желания пикантного свойства. Но повторюсь: это из нее не «перло», как страх из Яна или лихо из тех бандитов — тут потребовалось хорошенько «присмотреться».
Между тем, поймав на себе мой взгляд — и словно что-то почувствовав — Рю покраснела и потупилась. Я поспешно отвернулся в сторону и сомнительные эксперименты прекратил.
А скоро и наш поезд подошел.
У меня, Пак, Кима и Яна — каких-никаких руководителей — билеты были в купейный вагон. У Рю, рядовой сотрудницы — в плацкартный. Я, собственно, узнал об этом только теперь, когда мы четверо пошли в одну сторону, а девушка вдруг дернулась в противоположную.
— Куда это она? — удивленно спросил у Пак.
Та мне объяснила.
— Надо было у нее ноутбук к нам забрать, — добавила затем. — На всякий случай. Что-то я не сообразила… Ладно, после посадки сделаю.
Купе наше оказалось ничем не примечательным — чистеньким, но без изысков. Сам вагон — далеко не новым, однако и не сущей развалюхой. Нормально, в общем.
Проводник — всего в вагоне их было аж трое или четверо — проверил у нас разрешения на поездку, собрал билеты. Попросил до отправления поезда свои места не покидать — и двинулся дальше по вагону.
Едва состав тронулся, тхэквондистка поднялась на ноги, чтобы сходить к Рю за ноутом. Ким вызвался составить ей компанию — и они ушли. А вернулись минут через десять — Пак и Рю. Выяснилось, что узколицый поменялся с девушкой местами — уступил ей свое в купе, а сам переселился в плацкарт. С проводниками они благополучно обо всем договорились.
— Товарищ Чон, вы не против? — уже по факту уточнила у меня Пак. — Если что, можно все по-быстрому назад переиграть…
— Нет, нет, с чего бы? — усмехнулся я.
Прекрасная половина нашей четверки забралась на верхние полки, на двух нижних устроились мы с Яном (чего же он все-таки так боится? Может, ездить на поездах? Пережил, скажем, железнодорожную катастрофу — не исключено, что и заикается с тех пор — и теперь дрожит при одном виде рельсов?).
Время было позднее — еще чуть-чуть, и пора будет сказать «раннее» — и скоро все в купе уже спали.
Проснулся я от того, что снялась пресловутая блокировка и мой дух выбросило из тела — прямо как в прошлый раз, в горном лагере. И пока я спросонья силился понять, что вообще такое происходит — обнаружил себя в соседнем купе. Почти тут же — в следующем, затем — в помещении для проводников, потом — уже и вовсе в тамбуре… Поезд-то двигался!
К счастью, шел он не полным ходом — тормозил перед очередной станцией — и, успев сориентироваться, свою уехавшую вперед бренную оболочку я успешно нагнал. Но случись все на скоростном перегоне — дело могло закончиться плохо!
Мысленно я обругал последними словами «тигрокрыса», но, по большому счету, виноват был, конечно, сам. Когда понял, что через два часа блок не снялся — не имел права расслабляться! И уже тем более — засыпать! Но совершенно забыл об этом самопроизвольном вознесении — и едва не поплатился.
Ладно, в следующий раз (а у меня ведь еще осталась одна неиспользованная услуга!) учту…
* * *
Выговорил я себе ночью, конечно, по делу, но переживал, похоже, напрасно: особо скоростных перегонов в пути не наблюдалось. Поезд полз еле-еле, останавливаясь, что называется, у каждого столба. Так и просилось на язык: «Здесь составы вялы, а пространства огромны…» Ну, «огромны» — это смотря с чем сравнивать, но «вялы» — определенно!
Проснувшись утром, позавтракали мы жареным сладким картофелем, что купили у какой-то бабуси на одной из остановок — Пак и Рю выбирали, я платил. А вот обедать всем купе отправились в вагон-ресторан — прихватив с собой по пути и Кима. Заодно я получил возможность полюбоваться на «его» плацкарт. В отличие от знакомых мне по детству и студенческой юности российских вагонов такого типа, здесь не было боковых полок — зато в отсеках они располагались в три яруса.
Возможно, это позволило удлинить спальные места, но вот на ширине проходов сказалось не сильно. А те еще и были плотно заставлены бесчисленными коробками и тюками, что натаскали пассажиры. В основном, как рассказал нам узколицый, его соседями были рабочие, возвращавшиеся с лесозаготовок в России. Оттуда же, видимо, они везли домой и бесчисленные гостинцы.
Что же касается собственно вагона-ресторана, то меню там оказалось более чем скромным — ничего интереснее гречневой лапши мы для себя в нем не нашли. Зато желающим предлагалось пиво — недорогое и довольно вкусное. Имелось также в продаже соджу — по экспертной оценке Кима, вполне приличное. К тому же, в отличие от пива, разливавшегося в кружки, его можно было взять с собой в купе, не откупоривая бутылок.
Чем мы и не преминули воспользоваться: решили, что второй раз сюда через полпоезда вряд ли попремся — пусть будет, чем скрасить ужин.
* * *
Вот чего мне в нашем купе реально не хватало, так это кондиционера — то ли он в принципе не был здесь предусмотрен, то ли просто не работал. А денек-то выдался солнечным и знойным, так что где-то к моменту нашего возвращения из ресторана вагон уже буквально раскалился. Окно, правда, открывалось — и это худо-бедно спасало от духоты — но не от изнуряющей жары.
Пиджак я с утра и не надевал, а теперь частично расстегнул и рубашку. Аналогично поступил Ян. Пак переоделась в легкий домашний наряд — чуть ли не в халатик. А вот у Рю с собой, как видно, ничего подходящего случаю не оказалось, и, забравшись на свою верхнюю полку с учебником физики, теперь она, похоже, просто постепенно стягивала с себя один предмет туалета за другим, прикрывшись от случайного взгляда тонкой простыней — в какой-то момент с ее полки, аккурат на голову тхэквондистке, сидевшей сейчас внизу и потянувшейся за чем-то на столе, спланировала бежевая юбка.
Я сделал вид, что ничего не заметил. И удалился в коридор, как, в общем-то, давно и собирался сделать. Встал у открытого окна, подставил лицо встречному потоку воздуха…
Поезд шел вдоль морского берега — и несмотря на будний день, сегодня пляж не выглядел таким уж пустынным: время от времени на глаза мне попадались довольно многочисленные компании. Кто-то купался, многие готовили на переносных конфорках что-то съестное.
Довелось наблюдать отъезд с моря одной такой группы — человек в двадцать, не меньше. За ними прибыл грузовик — вроде того, что вез нас в Расон из Пхеньяна — и теперь, собрав вещи, они чинно забирались в его кузов.
Кто-то подошел и встал со мной рядом. Я обернулся — и увидел Пак.
— В отпуске люди… — не без нотки зависти в голосе проговорила она, провожая взглядом очередных отдыхающих. — Я не помешаю? — будто опомнившись, спросила затем. — В купе совсем дышать нечем!
— Ничуть, — заверил ее я.
Минут пять мы так простояли, время от времени роняя короткие комментарии насчет проплывавших за окном видов. Постепенно эти фразы складывались в более-менее стройную беседу — достаточно неформальную, атмосфера поезда располагала.
В какой-то момент Пак вскользь упомянула Яна, и я, как бы невзначай, заметил:
— Мне показалось, будто вчера на платформе он был чем-то напуган…
— Эка невидаль! — хмыкнула моя собеседница. — Да Ян своей собственной тени боится!
— Вот как? — приподнял бровь я.
— Ой, не стоило мне так говорить, — тут же смешалась тхэквондистка. — Его, наверное, можно понять — ну после всего, что с ним произошло…
— А что с ним такого произошло? — полюбопытствовал я.
— А вы не знаете? — удивилась Пак. — Он же… Он же в трудовом лагере был, — резко понизив голос, поведала мне она. — Говорят, прибор, который он разрабатывал, взорвался — где-то Ян просчитался. Вроде как двое военных тогда погибли… Ян сам признал, что виноват. Ну вот его и… Оттуда, вообще-то, не возвращаются — в смысле, в столицу — но за Яна тогда сам начальник «Восьмерки» просил. И как-то сумел заполучить его назад. Сперва простым конструктором, потом Яна снова сделали ведущим… С лагеря он и заикается. Раньше чисто говорил…
— Понятно… — пробормотал я.
Вскоре после этого наш разговор как-то сам собой сошел на нет.
* * *
Почти сразу после ужина — снова приобретенного нами на станции, на сей раз это были острые соевые колбаски, умятые нами под соджу — в кармане моего висевшего на стенном крючке пиджака внезапно зазвонил телефон. Я выудил трубку — номер был незнакомый.
— Да? — сдвинул я зеленый бегунок на экране.
— Чон, привет, это Ким Чан Ми! — бойко раздалось в ответ. — Тебе сейчас удобно говорить?
— О, привет! — подорвавшись с полки, на которой сидел, я выскользнул из купе. — Я в поезде, так что связь может вдруг пропасть… Но безумно рад тебя слышать!
— У нас тут тоже со связью не очень, — сообщила на это девушка. — Но мне разрешили позвонить с вахты общежития. Так что я быстро! О главном! То, что со мной случилось — ну, у нас с тобой… Все, оно уже не пройдет! Не развеется! Вот так вот…
— Это точно? — почти на автомате переспросил я. — Ты уверена?
— Да. Уверена. Тут невозможно ошибиться.
— Чан Ми… — начал я.
В трубке зашуршало.
— Чан Ми!
— Не слышу тебя! — принес мне эфир сквозь помехи. — Наверное, твой поезд уезжает из зоны приема! Я что хотела сказать-то… Со случившимся уже ничего не поделать! Отныне — все так. Я это приняла… Жизнь продолжается! Может, еще увидимся с тобой… Как… Как коллеги! И родня! Ха-ха!.. — это ее «ха-ха!», надо признать, прозвучало более чем натянуто. — Я тебе, короче, еще как-нибудь наберу! А вот ты мне сюда, боюсь, не дозвонишься пока…
Тут наш поезд въехал в тоннель — море давно осталось позади, теперь вокруг были горы — и связь оборвалась.