Моя насквозь книжная душа зашлась от тихого восторга. Если я только что побывала в аду, то вот он — мой библиотечный рай! Обетованная земля… Пустите меня туда! Я так давно не классифицировала общественные науки!…
— Я предполагал, что знакомая атмосфера тебя успокоит, потому и решил вручать тебе свою силу после демона. Он все-таки ужасный грубиян и похабник.
За старинной кафедрой с регистрационными формулярами сидел печальный остроухий эльф в скромном сером халатике. Он близоруко щурился, перебирая карточки, не забывая при этом быстро и внимательно поглядывать на меня.
— Халатик у тебя симпатичный, выглядит свежо, — заметил он.
Ах да… Как же я не обратила внимания? Действительно, мой рокерский прикид успел смениться на рабочий халат веселенького голубого цвета. Хоть сейчас — заниматься расстановкой книг!
— Как здесь спокойно, — сказала я, чтоб не затягивать паузу.
— О, это относительное спокойствие! — заверил эльф, встал и повел меня между тесно стоявшими стеллажами. — Книги — это странная цивилизация. Ты думаешь, что они молча пылятся на полках, а они меж тем ведут войны друг против друга, заключают перемирия, засылают шпионов во враждебные лагеря… Они могут терять голову, ох, пардон, обложку, от любви или ненависти, впадать в депрессию, страдать от жучков-древоточцев… Нет существа более страстного, непредсказуемого и непонятного, чем книга.
— Я это понимаю…
— Это все от магии Слова и Знания. Знание — сила, это поняли даже ваши человеческие философы, правда, они сумели использовать только самую малую часть этой силы… И то, что слово — могуче, многим известно. Но немногие знают, как управлять этим самым могучим словом. Ты — будешь знать.
Мы стояли перед стеной, на которой висела огромная карта звездного неба. За спиной Библиотека перешептывалась миллионами своих книг, и язык ее был древним и непонятным.
— Красиво? — спросил эльф, указывая на карту.
На карту? Нет! Оказывается, это действительно звездное небо медленно двигалось и мерцало перед моими глазами.
— Это чудо…
— Нет. Это Знание. Оно твое. Возьми.
От бархатной черноты отделилась одна нестерпимо яркая точка и понеслась прямо ко мне. Я протянула руку.
— Я поймала звезду!
— Будем считать, что так, — загадочно усмехнулся эльф.
Он снова вел меня бесконечными дорогами книжной премудрости, выложенными гранитом науки, освещенными светом точного знания. В конце концов я устала и присела на диван в каком-то из читальных залов. Эльф протянул мне толстую книгу в глянцевой обложке.
— Полистай, отдохни, а я, пожалуй, пойду. У меня еще столько проблем с реклассификацией…
Книга была чудесной. Фотоснимки горных пейзажей, альпийских лугов, ботанических садов, заросших розами и секвойями, казались просто живыми… А потом я увидела снимок того самого лесного озера, возле которого ждали меня Призванные и с которого все и началось.
— Хочу туда, — сказала я. И мое желание исполнилось. Снова озеро, только вечер совсем уж поздний. И мне немного холодно в легонькой блузке, юбке да к тому же босиком. Но, может быть, костер еще горит и я смогу отогреться…
Костер почти догорел, однако под белесым пеплом красноватые угли вовсю пышут жаром. Возле костра кто-то из моих Призванных заботливо оставил широкий меховой плащ, и я сажусь на него, протягиваю к костру ладони. Тишина и одиночество — это ваш последний дар, Тринадцать?
Тринадцать…
Но ведь тринадцатого не было.
Человек… Говорят, он всегда опаздывает.
Словно в ответ на эти мои мысли раздаются мягкие шаги. К костру подходит мужчина, на первый взгляд обычный мужчина, с охапкой сухих веток в руках. Бросает ветки возле тлеющих углей, чуть виновато смотрит на меня…
— Извини, я всегда опаздываю, — говорит Авдей.
Мой мозг отказывается комментировать это разительное сходство. Я просто потрясена и ничего не могу сказать. Он пожимает плечами и принимается подкладывать ветви в огонь. Пламя, сначала робкое, начинает гудеть, рассыпая искры.
Авдей (нет, тот, кто похож на него!) садится рядом со мной. Смотрит на пламя, обхватив руками колени.
— Так и будем молчать? — наконец спрашивает он, не повернув головы.
— А… я не знаю. Для меня это так неожиданно…
Теперь он смотрит на меня. Глаза… Они те же самые, благородно-нефритовый цвет. И блики пламени.
— Что неожиданно? — терпеливо повторяет он. — Обряд Тринадцати? Разве не ты сама решилась провести его?
— Сама, только я думала, все произойдет иначе… Ну, мне рассказывали о том, что это настоящая оргия, если ты понимаешь, о чем я…
— А, это! — он просто улыбается. — Ведьмы такие фантазерки, вечно напридумывают что-нибудь жуткое. Да и потом, все эти россказни мы сами просим их распространять. Чтоб все подряд чародейки не ринулись просить у нас Силу. Ты представить себе не можешь, сколько у нас отнимает каждый такой Обряд. Надеюсь, что тебе Сила нужна не для глупостей.
— Я должна спасти… одного человека. И свою жизнь тоже, но это не главное… А знаешь, ты очень на него похож.
— На кого?
— На человека, которого я люблю. Я потому так удивилась в первую минуту.
— Сейчас уже не удивляешься?
— Наверное, это какое-то твое дополнительное свойство — принимать облик, который дорог… в данном случае мне.
— Нет, — в его глазах читается спокойствие. — Я такой, какой есть. Просто иногда бывают совпадения.
Пламя становится ярче, а вечер темнее. Над озером повисает серебряно-розовый серпик месяца. Соловей поет так, что его трель рассыпается, как хрустальные бусинки.
— Знаешь, я всегда мечтала о таком вечере у костра. Чтобы тишину можно было пить, как вино, и пьянеть от счастья… просто быть. Я только теперь поняла, что ничего не умела делать: ни видеть, ни слушать, ни говорить, ни любить… Я не понимала, что такое — быть настоящей ведьмой.
— Теперь понимаешь?
— Да.
— Хочешь, я почитаю тебе стихи?
— Свои?
— Это неважно…
Что тебе надобно — сила моя или слабость?
В мире Господнем так много неизбранных линий.
Что тебе надобно — нежность моя или слава,
Клекот орла или шепот разбуженных лилий?
Я — мановеньем руки — становлюсь продолженьем
Чьих-то дорог, по случайности избранных мною.
Что тебе надобно — огненный ветер сраженья
Или любовь моя с бедной ее тишиною?
Милая, просто свершается счастье простое.
Если б умели — запели, да с голосом что-то…
Стоит ли слушать упреки и рушить устои?
В жизни для всякого времени будет забота.
Воды забвения, славы латунные трубы,
Пламя той страсти, что станет и адом, и раем…
Выбери, милая, это не так уж и трудно.
Все мы когда-нибудь в этой судьбе выбираем.
— Как странно сидеть рядом с тобой и думать о том, что где-то далеко живут люди, бывшие мне близкими…
— Ты хочешь к ним вернуться?
— Нет! Да, то есть я хотела сказать, я должна вернуться, потому что…
— Потому что всякую ночь обязательно сменит утро…
И мы смотрим в глаза друг другу, и наши руки переплетаются над пламенем.
— Разве там ты умела любить? — шепотом спрашивает он. Спрашивают его губы, горячие и настойчивые, и я перестаю ощущать свое тело вне его ласковых прикосновений. Я не могу сопротивляться, да и зачем?
Зачем расти цветам, если их некому будет сорвать?
И когда он целует мою грудь, я открываю глаза, чтобы видеть звезды. А его руки, поначалу такие неуклюжие и даже грубые, становятся вдруг нежно-невесомыми, как туман. И мы, обхватив друг друга, летим, с высоты снисходительно наблюдая, как бьются в сладострастном экстазе наши тела. И тихие воды лесного озера совсем не охлаждают нашей страсти, скорее наоборот…
Мы лежим на траве, сырой от росы, и смотрим в начинающее светлеть небо. Мужчина, которого я всю ночь называла не принадлежащим ему именем, тихо касается ладонью моего плеча.
— Вот ты и приняла мой дар, — говорит он, и в голосе его звучит странная тоска.
Я утыкаюсь лицом в его грудь и шепчу:
— А ты принял мой…
Чего же больше мы могли друг другу дать?!
— Ты теперь будешь сильной, Викка. И, возможно, счастливой…
Так вот, значит, каково мое Имя!
Я встаю и начинаю одеваться в неясном свете утра. В лесу наверняка прохладно, вечно поясок от моего домашнего халата перекручивается… Чайник на кухне свистит… Будильник возле кровати показывает двенадцать ровно.
Будильник.
Кровать?!
Я уже дома?!
Приходится в этом убедиться, бросившись на кухню. Чайник действительно кипит-заливается, поставленный неизвестно чьей заботливой рукой. Я выключаю его, автоматически завариваю себе растворимый кофе. И начинаю метаться по всей квартире, словно те Тринадцать могли спрятаться от меня в ванной или кладовой. В спальне я наконец прихожу в себя.
Глупо думать, словно тут что-то изменилось. Постель примята так, как будто на ней я спала в гордом одиночестве. А то, что было…
Было ли оно вообще?
Получила ли я Силу?
Я внимательно оглядела свои руки, ожидая, что из-под ногтей посыплются голубые магические искры. Не посыпались. Так. Ноги. Вроде на месте, такие, как и были, и, честно сказать, давно требующие крема-депилятора. Голова… Да блин, что я не могу к зеркалу подойти?
Дверь моего гардероба была зеркальной и отражала меня в полный рост. Я включила верхний свет, сбросила халат и внимательно посмотрела на свое отражение.
— Истинное Лицо… Вот оно, мое Истинное Лицо. — Нагая красавица с длинными, распущенными по плечам волосами цвета воронова крыла. Глаза гордые до сумасшествия, рот, искривившийся в презрительной усмешке.
— Значит, я все-таки такая… Ненавижу!
От моего крика большое зеркало пошло трещинами и брызнуло сверкающими осколками во все стороны, впрочем не задев меня. Но мне было на это наплевать, даже если б я изрезалась стеклом в кровь. Я не хотела быть такой! Неужели для того, чтобы сделать одно доброе дело, нужно превратиться в тварь с ледяным сердцем!