шина и «скорая», следом за ними — очень быстро — показался серо-зеленый «Плимут» Гонсалеса.
— Эй, Майк, Лина! — высунувшись из-за баков, Громов помахал рукой.
— О, Пресвятая Дева! — подбежав, Лина всплеснула руками. — Вы как, живы?
— Да, вроде бы да! — слабо улыбнулась Бьянка. — Только голова сильно болит.
— Это ты дыму наглоталась, подруженька, — погладив баронессу по волосам, жалостливо протянула кубинка. — Поехали-ка пока в какой-нибудь мотель, отлежимся. А Майк тут все уладит, не сомневайтесь — дом-то не наш, хозяин неплохую страховку получит… Он, верно, и поджег, бандит! Ну что — едем?
Они сняли апартаменты в мотеле «Белая пальма», километрах в трех от сгоревшего дома — по американским автомобилизированным меркам — совсем рядом. Поспав пару часиков и выпив заботливо принесенный Линой бокал красного вина, пострадавшая быстро пришла в норму и даже заулыбалась, глядя, как ее бескомплексная подружка настраивает телевизор.
— Ох, славно! «Америкэн Бэндстед» посмотрим!
Лина возилась с телеприемником долго, но все никак не могла найти нужный канал. Щелкала переключателем, ругалась, пока наконец не сообразила, что по всем каналам почему-то показывают одно и то же — какую-то жуткую заставку с видом Белого дома и титры с анонсом чрезвычайно важных новостей…
Никаких песен и танцев в эфире не было, а появившийся вместо жизнерадостного Дика Кларка диктор в строгом черном пиджаке с галстуком вдруг произнес скорбно-торжественным тоном:
— Уважаемые сограждане! Сейчас, как мы и обещали, с обращением к американскому народу выступит Президент Соединенных Штатов Америки Джон Фитцджеральд Кеннеди!
Появившееся на экране симпатичное лицо президента тоже не светилось радостью, а выглядело каким-то усталым, да и его слова не несли ничего веселого:
— …агрессивные устремления, не получившие резкого отпора, в конечном итоге приводят к войне… Мы не намерены рисковать без крайней необходимости и ввергать мир в пучину ядерной войны, в которой плодами обиды будет пепел…
— Пепел! — Лина возбужденно хлопнула в ладоши. — Черт побери! Хорошо сказал.
— …но у нас хватит духа, — продолжал президент, — пойти на такой риск, когда это станет неизбежно. Соединенные Штаты Америки будут рассматривать запуск советских ракет с Кубы, направленный в любую страну Западного полушария, как нападение Советского Союза на США, что повлечет ответ!
Еще президент говорил о коммунистической угрозе, о размещаемых на Кубе русских ракетах, чего никак невозможно терпеть! После чего в ультимативной форме потребовал от СССР вывода ракет и объявил блокаду Кубы.
— Вот и Карибский кризис начался, — зевнув, лениво заметил Андрей. — Сейчас Хрущев с Кеннеди нервишки друг другу — и всему миру — потреплют. Но ничем таким страшным не кончится, хоть и обещал Никита Сергеевич показать капиталистам кузькину мать.
— Что показать?
— Водородную бомбу!
— Ох ты ж, святая дева Гваделупская! — всплеснув руками, Лина с надеждой уставилась на Громова. — Так, говоришь, войны не будет?
— Нет.
— Я тоже так думаю!
— А я не думаю — знаю!
Расхохотавшись, молодой человек обнял обеих девчонок за плечи и, прижав к себе, по очереди чмокнул каждую в щечку.
— И все равно — плохо, — пригладив волосы, вздохнула кубинка. — Неужели «Америкэн Бэндстед» не покажут сегодня?
«Америкэн Бэндстед» показали. Только — чуть позже и с двумя перерывами для повторов обращения президента. Между Чабби Чеккером и Фрэнки Авалоном.
— Ой, какие все эти президенты скучные дядьки! — откинувшись на спинку дивана, Лина вытянула стройные ножки. — Даже наш — вроде бы милашка. А русский так вообще на хомяка похож!
— Скорей уж — на поросенка.
На следующий день Быстрый Гонсалес, как обычно, завез Громова в магазин, на работу, словно бы ничего такого и не случилось. Пока все четверо жили в мотеле, но Майк сказал, что подыскивает более удобное жилище, на что Андрей ответил, что теперь — на зарплату — он мог бы и сам снимать жилье, конечно, дешевое.
— Ладно, помогу вам с жилищем! — с усмешкой пообещал кубинец. — Какую-нибудь квартирку подберем.
— Было бы здорово!
Громов и не скрывал радости — всяко уж лучше жить самим по себе, чем чувствовать себя приживалами.
— Боба завтра выпустят, — вечером, за ужином, обмолвился Майк. — А поджигателя, кстати, поймали. Знаете — кто?
— Догадываемся, — Лина всплеснула руками. — Конечно же — этот придурок Джанго Нос, больше некому!
— Свои же боссы его и выдали, — потягивая пиво, пояснил Гонсалес. — Совсем с катушек съехал. Что хочет, то и воротит. Кому такой неуправляемый нужен? Ла-адно, завтра получит от судьи пару лет, а то и пятерку!
— Неужто — пятерку? — Андрей изумленно покачал головой.
— А что ты думал? За умышленный-то поджог! Ладно, черт с ним, что хотел — то и получит.
Они сидели в уютном кафе мотеля, за столиком близ распахнутого настежь окна, выходящего прямо на дорогу и видневшееся за ней бескрайние кукурузные поля, тянувшиеся, казалось, до самых Аппалачских гор. В голубом, с веселыми снежно-белыми облаками небе, клонясь к закату, висело нежаркое осеннее солнышко, вокруг мотеля росли аккуратно посаженные пирамидальные тополя и пальмы, а чуть дальше, меж полей, виднелась дубовая рощица, за которой виднелась чья-то ферма.
Идиллию нарушали лишь время от времени проносившиеся по шоссе грузовики и автобусы да небольшие группы велосипедистов из Американской ассоциации студентов, считавших своим гражданским долгом орать на ходу, что есть мочи, какую-нибудь дурацкую песню в столь популярном здесь, на юго-западе, стиле кантри.
Судя по работавшему в кафе радио, хозяину мотеля — добродушного вида толстяку с свисающими, как у бульдога, щеками — подобная музыка нравилась.
— Всякое там старье — деревенщины, — скривившись, пояснила Лина. — Билл Монро с Блюграсс Бойз, Хэнк Вильямс и прочий хлам. Нет, чтоб Чабби Чеккера!
— Или Пресли, — с улыбкой согласился Андрей. — А что, музыкальный автомат здесь не работает?
— Не работает! — Лина возмущенно округлила глаза. — Я в первый же вечер пыталась включить. Сколько времени прошло, а этот старый черт так его и не починил. Деревенщина — она и есть деревенщина, на что ему Пресли? Ты еще скажи — серф!
Громов едва смог дождаться завтрашнего вечера, когда, заехав за ним в магазин, Быстрый Гонсалес должен был — как уговаривались — что-нибудь сообщить о квартире.
Должен был… Однако не сообщил! Голова Майка оказалась занята совершенно другим, да вообще, сидя за рулем, кубинец заметно нервничал и даже не пропустил помеху справа — какую-то изысканно одетую даму в дорогущем кабриолете.
— Козел!!! — ударив по тормозам, громко выругалась дама.
И это еще было самое приличное слово из тех, что хлынули из ее уст ниагарским водопадом.
— Ведьма старая!
«Обласкав» женщину, Гонсалес выскочил на загородное шоссе и прибавил газу, подрезая недовольно вякнувший клаксоном автобус.
— Что-то случилось, дружище? — осторожно поинтересовался Андрей. — Ты просто сам не свой какой-то.
— Случилось, а как же! — Майк с остервенением стукнул ладонью по рулю. — Этот придурок Джанго Нос прямо с судебного заседания сбежал!
— Ничего себе!!! — присвистнул Громов.
— Вот и я о том… Констеблю съездил по уху, идиот, хорошо — не шерифу… И сбег! Только его и видели, — нервно хохотнув, кубинец обогнал грузовик через двойную сплошную. — Облажались судейские, теперь будут ловить…
— Думаю, поймают, — настороженно поглядывая на дорогу, усмехнулся Андрей. — Куда ему, дураку, деться-то?
— Да, поймают, конечно, — закуривая, Гонсалес мрачно кивнул. — Только ведь до этого какое-то время пройдет, а Нос — парень мстительный, тем более — безголовый.
— Понятно — отморозок!
— К-кто?
— Говорю — придурок полный.
— Согласен, — чуть снизив скорость, Майк свернул к мотелю. — Только этот придурок теперь все сделает, чтобы нас с тобою достать. И наших девчонок! А знакомых у него в городе полно, быстро наш мотель вычислит…
— Тогда надо уехать куда-нибудь за город, — предложил Громов. — Ну на время. Пока не поймают этого Джанго.
— Уехать, говоришь? — подъезжая к парковке, кубинец задумчиво почесал за ухом. — А это идея! Куда-нибудь не очень далеко… но где никто искать не будет. Понимаешь, не за себя боюсь — за девчонок. Не будешь же их везде за собою таскать.
— Кстати! У меня и хорошая новость есть, — заглушив двигатель, неожиданно улыбнулся Майк. — Боба Краймана освободили из-под ареста. Ну того, натуриста. Сегодня к нам в гости заедет — выпьем, поговорим!
Боб приехал часа через два, когда уже начинало смеркаться. Свет мощных двойных фар его авто отразился в окнах кафе, словно луч прожектора пограничного катера или фрегата. Припарковавшись, Боб выскочил из машины с каким-то свертком подмышкой и, завидев выглянувшего в окно Гонсалеса, помахал рукой:
— Привет, парни! И вы, девчонки, привет.
— А что он один? — тихо спросила Бьянка. — Ни жены, ни любовницы нет?
— Тише, тише, подруга! — оглянувшись на баронессу, Лина всплеснула руками. — Сколько раз тебя учила: нехорошо говорить — любовница, лучше сказать — подружка, герл-френд.
— Да, — чуть подумав, согласилась аристократка. — Так, пожалуй, лучше. Но и любовница — неплохое слово, иные любовницы при глупых государях царствами правили! Так нет, значит, подружки у этого Боба?
— Была когда-то любовь, — вздохнув, негромко промолвила Магдалина. — Со школьной скамьи еще. Несчастная. Девчонка его за другого замуж вышла, а Боб потом вены резал… Ничего, сейчас вроде как успокоился.
— А-а-а, — баронесса поправила блузку. — Вон оно как! Бедный Боб! Бедолага.
— Вы только посмотрите, на какой тачке этот бедолага прикатил! — засмеялся Майк. — Ладно, хватит лясы точить, пошли в кафе, что ли.
Только что освободившийся из-под ареста Боб был горд и весел. Горд тем, что все ж таки натуристов разогнали не сразу — и в местных газетах даже вышла по этому поводу не одна статья, ну а весел — от встречи с друзьями.