Это хорошо¸ что «Волги» - значит, не сталинские времена, а, куда более вегетарианские – хрущевские. Или даже брежневские уже…
Хотя, что гадать-то? Взять, да и посмотреть.
- Гражданка, не подскажете, ближайшее почтовое отделение где?
- А вот, через два поворота направо – там сами увидите.
- Огромное спасибо!
- Да не за что.
Прибавив шагу, капитан-командор пересек набережную и уже минуты через три увидал синюю вывеску почты. Поправив шпагу – рука не понималось выкинуть, хот, верно, и надо было! – вошел, глянув поверх очереди, поискал глазами висевшую на стене дату – чтоб клиенты не переспрашивали, не уточняли по триста раз – какое сегодня число. А тут вам –черным по белому, на картоне, крупными буквами-цифрами: «Сегодня – 3 октября 1962 года».
Так-та-ак… Шестьдесят второй год, значит… Третье октября.
Почему – шестьдесят второй? И в прошлый раз – шестьдесят второй год был, только – Америка… Наверное, какая-то темпоральная петля через этот год проходит – иначе как объяснить?
Стоявший в очереди народ с любопытством посматривал на странное одеяние Громова, посматривал, но вопросов не задавал в силу неистребимой ленинградской интеллигентности. Андрей все же заметил украдкой бросаемые на него взгляды, даже улыбнулся в ответ, вполне дружелюбно и открыто, и уже собрался уйти, как вдруг углядел стоявшие на стойке, вдоль стены, чернильницы с перьями. Какой-то пожилой мужчина в шляпе деловито подписывал бандероль.
- Не подскажете, где листок бумаги взять, товарищ?
- А вон – стопка, в углу.
Не отрываясь от своего занятия, мужчина махнул рукой, и Андрей, живенько взяв из пачки серый, неприглядного вида, листок, потянулся к перу… Да-а-а! Как говорил незабвенный Шерлок Холмс – Ливанов – «собственные перо и чернильницу редко доводят до такого состояния». Однако, уж, что есть. И еще кое-что надо бы...
Оглянувшись по сторонам, Громов аккуратно сложил несколько листок вместе и подошел к очереди:
- Товарищи, не пропустите? Мне только штамп на бандероль шлепнуть… а, девушка?
- Да нам на работу…
- И я с работы – прям из театра, видите, даже переодеться не успел.
- Да пропустите вы артиста, товарищи! Тем более, раз ему только штемпельнуть…
- Давайте вашу бандероль! – одна их почтовых работниц – симпатичная молодая женщина с прической а ля «Бабетта идет на войну» - не глядя, грохнула штамп…
Поблагодарив и вернувшись к стойке, Андрей поспешно растер краску пальцем – что слов «Почта СССР» совсем не разобрать было… так, какой-то штемпель… печать вроде бы…
Взяв в руки перо, молодой человек обмакнул его в чернильницу и решительно вывел:
- «Временное удостоверение. Дано сие тов. Громову А.А, в том, что он состоит в должности артиста второго разряда труппы… н-ского театра… начальник отдела кадров… такой-то».
Ну, вот. Хоть какой-то документ. Липа, конечно, та еще, и в случае серьезной проверки не поможет никак… но, это в случае серьезной. Громов все же был историком и хорошо знал, что в советские времена граждане с собой паспорта не таскали, разве что на почту – перевод да посылочку получить. Ну, и милиция особо не зверствовала, просто так документы не проверяла. А это вот справочка – пусть. Так, на всякий случай…
- Спасибо, товарищи! Выручили. Всего вам хорошего.
- И вам того же, товарищ артист.
Во-первых, нужны были деньги. Очень нужны были деньги, и они – эти деньги – у капитана-командора имелись: три дюжины полновесных серебряных талеров, каждый – по двадцать восемь грамм. Еще имелась шпага, с украшенной золотой рукоятью, ее тоже можно было продать, но, шпага – потом, сначала – монеты. Кому б только? И, главное, где? Где питерские «жучки» собираются – в универмаге «Гостиный Двор» - на «галере»? У ДЛТ? Или в «Катькином садике»?
И туда, и сюда заглянуть надобно! И – чтоб, не дай Бог, милиция – ни-ни. И чтоб не кинули… Везде риск, однако!
- Товарищ, товарищ! – у Аничкова моста Громова, наконец, окликнули милиционеры – двое сержантов в летних белых кителях и фуражках.
- Да, товарищи милиционеры? – изобразив на лице самую радушную улыбку, обернулся Андрей. – Вы что-то хотели?
- Нам бы это… сфотографироваться с вами, - один их стражей закона – молодой краснощекий парень – смущенно улыбнулся. – У вас такса какая? Как у частников на Дворцовой – полтора рубля?
- Ну уж, полтора… - с удивлением прикидывая, о каких таких «частниках» идет речь, Андрей развел руками. – Наша цена – рубль!
- Вот видишь, Миша, - милиционер обрадовано хлопнул своего сотоварища по плечу. – Я же говорил – на Невском дешевле. Всего-то целковый! А у вас, товарищ, фотоаппарат какой? ФЭД или «Лейка»?
- ФЭД, - Громов виновато развел руками. – Только он не у меня – у напарника. А я с обеда иду.
- Жаль! – служители закона искренне огорчились. – Никогда в Ленинграде не были, а сейчас в школе милиции учимся, в увольнении вот, отпустили. Хотели фотки домой послать…
- Ничего! – утешил капитан-командор. – Сами говорите - на Дворцовой таких, как я, много.
- Так там и цены… А все ж придется идти. Или… А вы обычно где стоите?
- Ммм… у Казанского… Только сегодня ближе к вечеру буду.
- Так мы тогда к вам и подойдем, раз у вас по рублю. Верно, Миха?
Какие-то цены несуразные – тепло простившись с курсантами, на ходу думал Громов. Ничего себе – полтора рубля за одну фотографию! Да в шестьдесят втором году на такую сумму можно было неделю жить! Ну… почти неделю… если в вегетарианской столовой питаться.
У Дворца Пионеров имени Жданова стайками шныряли детишки в красных, развевающихся на ветру, галстуках, внезапно выглянувшее из-за туч солнышко, отразилось в водах Фонтанки, вспыхнуло в стеклах смешных круглобоких троллейбусов, зажглось факелом в шарике Дома Книги.
«Жучков» Громов обнаружил сразу, точнее – одного «жучка» – в Екатерининском саду, когда, усевшись на свободную лавочку, вытащил в задумчивости парочку талеров.
- Нумизмат? – негромко поинтересовался усевшийся рядом сухонький старичок с седой бородкой клинышком и в соломенной шляпе. Чесучевый довоенный костюм, большой – с загнутой ручкою - зонтик, наверняка, трофейный, немецкий – обычный ленинградский дедушка, пенсионер. На тонких губах - улыбка, а вот глаза и под стекол круглых очечков смотрели холодно, цепко.
- Что-что вы говорите? – повернув голову, переспросил Андрей.
Старичок поморгал:
- Говорю – монетами старинными интересуетесь?
- С чего вы, уважаемый, взяли?
- Так вот же у вас – талеры в руках. Кто ж их не узнает?! Семнадцатый век?
- Начало восемнадцатого.
- Какие-то уж больно они у вас новые - аж сверкают! – собеседник покачал головой. - Разрешите взглянуть?
- Да пожалуйста, - с готовностью протянул монету молодой человек. - Смотрите - жалко, что ли?
- Хо!!! – лицо старика, до того полнее добродушное, вдруг сделалось разочарованным и злым, даже голос зазвучал по иному – как-то раздражительно-блеюще:
- Мал-ладой чел-ловек! Так это ж у вас новодел – невооруженным взглядом видно!
- И что с того, что новодел? – оглянувшись, с деланным безразличием бросил Громов. – Я могу так продать, как серебро – не интересуетесь?!
- Что ты, что ты! – физиономия собеседника исказилась страхом, вся его напускная вежливость улетучилась в один миг, подобно тому, как исчезает снег под лучами апрельского солнца. – Под статью меня подвести хочешь? Не выйдет, говорю, не выйдет! Я вот тебя сейчас сам… под статью. В милицию! Бригадмильцам! А ну-ка…
Возмущенно вскочив с лавки, старик, однако, тут еж прекратил истерику и никакую милицию звать не стал, а молча и как-то бочком улетучился, скрываясь за деревьями сада.
Андрей немного перевел дух, смотрелся и, поднявшись с лавки, зашагал к Невскому проспекту.
- Слышь, можно тебя, - почти сразу нагнал его какой-то круглолицый парень в наброшенном поверх майки «Динамо» пиджачке и мятой серой кепке.
- В чем дело, товарищ? – строго оглянулся Андрей.
- Я тут случайно… - парень оглянулся и цыкнул, сплевывая. – Случайно, в общем. Услыхал… увидел… Короче, если ты, это самое, хочешь чего продать, то я могу взять… ценой не обижу. Не так, как в комиссионке, конечно – зато сразу. Ну, что? Отойдем?
- Отойдем, - Громов пожал плечами – в конце концов – талеры все равно нужно было продавать, так какая разница – кому и где?
Риск все равно присутствовал в любом случае.
Парень купил все серебро, не торгуясь. Точнее – это Громов не торговался, просто обменял талеры на пачку банкнот, сунул в карман… Да! К талерам еще присовокупил перстень с сапфиром. Хороши перстень, золотой.
И только потом посмотрел… и ахнул! Мама дорогая! Это что за деньги-то такие?! Какие-то большие, синие… вовсе не похожие на рублики образца шестьдесят первого года. Ну да, конечно! Сорок седьмой. Сорок девятый… а вот – шестьдесят первый – но точно такая же пятерка, как сорок седьмого. Черт побери! Андрей покачал головой. А как же реформа? Или… или этот хмырь в мятой кепке кинул его, как последнего лоха?! Или… а ну-ка…
У Гостиного Двора молодой человек заглянул в киоск «Союзпечать», попросил газетку… Сдачу дали без всяких проблем - значит, не кинул «кепка», рассчитался за талеры честно, теми деньгами, которыми надо.
Опустившись на стоявшую рядом, у автобусной остановки, лавочку, молодой человек развернул газету.
«Правда», за третье октября тысяча девятьсот шестьдесят второго горда. Свеженькая! Однако, заголовки…
«Визит маршала Буланина в КНР»!
«Дорогу национальным кадрам!»
«Выступление генпрокурора СССР тов. Г.Н Сафонова»
И – вот уж ни в какие ворота! – большой потрет – знакомые слегка одутловатое лицо, пенсне, умный, чуть исподлобья, взгляд, шляпа…
«Первый заместитель Председателя Совета Министров СССР тов. Л.П.Берия выступил за объединение Германии»!
Ну да – Берия, как и Сталин, как раз и был сторонником объединенной демократической Германии… по типу Австрии, чтоб ни в какие блоки не лезла.