Впрочем, а какой, к черту, Берия в шестьдесят втором году? Когда его еще в пятьдесят третьем… того…
Значит – не того! Вот же – газета. И деньги… значит, не было никакой реформы шестьдесят первого года. И Берию никто не расстреливал… а Хрущев - о нем в газете ни слова! Хотя, нет – вот, на третьей страничке – «Первый секретарь Московского горкома КПСС тов. Н.С.Хрущов на встрече с ветеранами железнодорожниками»...
Все правильно!
Это не то прошлое, не то время! Другой шестьдесят второй. Как и тот, там, в Америке, что закончился ядерной войной… Но в том времени был Хрущев в качестве главы СССР, а в этом… в этом – нет! А кто есть?
Андрей снова вчитался… Ага! Председатель Совета Министров – Георгий Маленков. А Берия – его первый зам и министр МВД. Ясно, кто в этой спайке рулит – Маленков всегда был просто клерком, исполнителем, а Берия – организатор, хозяин, человек дела, после трагической смерти оболганный и ошельмованный так, что и в страшном сне не приснится. Потому что проиграл. Там – проиграл, а здесь, выходит – выиграл? А кто там еще, в газете? Молотов, Каганович, Брежнев, Суслов – «сталинские» зубры и совсем еще молодые, по партаппаратным меркам, людишки типа последних двух.
Новая реальность! Что ж – снова ядерная война? Ну… еще как сказать – Берия – прагматик, не как импульсивно-крикливый Хрущев - хитрый, но вовсе не умный, к тому же, похоже – тайный троцкист. Ультрареволюционер – крестьянам паспорта дал, а приусадебные участки практически отнял. Частнопрактикующих врачей запретил да всякие прочие артели. Ха! А Берия ничего такого не запретил – ума хватило, еще бы! Вот откуда частные фотографы на Дворцовой! И народ советский сейчас живет… не то, чтобы совсем уж по иному, но – без особых социальных потрясений, и сытнее, куда сытнее – никаких голодных бунтов, никакой целины, власти больше у правительства, чему партии, хотя тут, в сущности – компромисс, этакое двоевластие, паритет.
Подсчитав полученную от незаконной операции с драгметаллами сумму – всего вышло около десяти тысяч рублей – даже по этим деньгам неплохо, Громов отправился в Гостинку, где приобрел кое-что из одежды: светлый костюм – обычную «пару» за четыре сотни целковых, несколько сорочек, галстук, часы и черные туфли марки «Скороход» за сто восемьдесят восемь рублей пятьдесят копеек. В общем – более-менее прилично оделся, сложил кафтан и шпагу в купленный здесь же, в универмаге, саквояж, подстригся невдалеке, в парикмахерской, и, пообедав на червонец в столовой на Невском, спустился в метро, отправившись на Финляндский вокзал.
Справедливо рассудив, что светиться, почем зря, ему нет никакого резону, Андрей решил поселиться где-нибудь за городом, сняв комнату или даже дачу этак недельки на две, на месяц. Немного отлежаться, да подумать – что делать дальше? Конечно же, необходимо было вернуться назад – в прошлое, в тысяча семьсот седьмой год, к любимой супруге, а уж там… там видно будет. Вот только как вернуться? Несколько обнадеживало то, что этот шестьдесят второй год был для Громова чужим, вовсе не его прошлым, а каким-то иным, параллельным, миром, как и тогда, в Америке. Тогда это неправильное прошлое из в Бьянкой выкинуло… ядерным взрывом! А нынче? Может, как-то самому постараться? Как? Выкрасть водородную бомбу? Или поехать куда-нибудь в Семипалатинск на полигон, специально – под взрыв. Ага… пропустят туда, как же! Столь подозрительную, без всяких документов, личность.
Документы! Нужны документы. Жаль, этот парень... жучок. Так ведь он ошивался в Катькином садике, наверное, там и можно его отыскать. Предложить шпагу – дорогущая вещь! – в обмен на темно-зеленую книжечку – советский паспорт. Так и сделать, да! Ого…
Уже Комарово, однако!
Выбравшись на платформу, Андрей выждал, пока схлынет поток пассажиров – вечером в эту строну народу было не так уж и много – после чего подошел к первому попавшемуся столбу и, внимательно вчитавшись в объявления, быстро нашел то, что искал: «Комната. Тихо, спокойно, уютно. Недорого.» Тут же, ниже, синим химическим карандашом был приписан адрес, по которому молодой человек и отправился, с удовлетворением узрев за деревьями и забором небольшую дачу. Что ж, место и в самом деле спокойное – глуховатое даже.
Хозяйка дачи – дебелая, средних лет, тетка в бигудях и затрапезном халате – встретила потенциального постояльца радушно:
- В отпуск, говорите? Отлично, отлично, молодой человек! У нас тут такие места! И грибы, и рыбалка… А воздух, воздух какой?! Вы такого воздуха нигде не найдете. И возьму с вас недорого, за две недели всего-то семьдесят рублей… а если целый месяц жить захотите, так сговоримся за сотню! Вся дача в вашем распоряжении будет – я через две недели на юг уезжаю, к подруге, знаете ли. Ну, идемте, комнату вам покажу и «удобства».
«Удобства» - небольшая деревянная будка – как водится, оказались во дворе, за сараем, а комната – на втором этаже, точнее говоря – на чердаке. Уютная, с узенькой оттоманкой, обитой темно-зеленым габардином, с веселыми желтыми занавесками, она сразу понравилась Громову. И не на глазах и – если что – можно уйти через крышу.
Попив чайку с хозяйскими плюшками, Андрей сразу же завалился спать – благо уже стемнело, и крупные капли дождя застучали по крыше, словно бьющие по воде пули.
Несмотря на усталость, сон все никак не шел, и Громов ворочался – в голову лезли всякие нехорошие мысли – о Бьянке. А что, если она все же утонула? Если шлюпка пошла ко дну? Хоть капитан-командор и не отличался особенной мнительностью, но сейчас почему-то разнервничался, распереживался, а перед глазами вставал образ любимой женщины – Бьянки, синеглазой красавицы с длинными каштановыми локонами, юной баронесс Кадафалк-и-Пуччидо, когда-то сводившей с ума всю Барселону. Ох, Бьянка, Бьянка, где же теперь тебя искать? Хорошо, если там – в прошлом, до которого еще надо постараться добраться. Но, что, если - здесь, в невской пучине?
Так толком и не выспавшись, молодой человек с утра отправился на местную почту –купил вчерашних газет – «Ленинградскую правду» и «Вечерний Ленинград» - все искал происшествия… нет, ни о каких затонувших лодках и молодых женщинах газеты не писали. Может, рано еще?
Взяв у Анна Егоровны – хозяйки дачи – ключ, Андрей вновь отправился в город, в порт, где правдами-неправдами вызнал таки, что за буксир ошивался вчера днем в районе Арсенальной набережной, поговорил с матросами и боцманом. Те видели шлюпку! По словам того же боцмана – вдруг сгинувшую, растаявшую, словно туман!
- Понимаешь… Вот только что была – и растаяла, словно и нету!
- А женщину… девчонку молодую ты в этой шлюпке видел?
- Да был кто-то… - потянув пиво, здоровенный, похожий на моржа, боцман, потянул ус. – Я видал лодку-то… потом подумал, вроде как – показалось. Уж слишком быстро исчезла.
- А утонуть не могла?
- Ха! Утону-уть? Так быстро? Навряд ли! Если только сам черт не утащил ее на дно!
Итак, следовало признать правду – никуда Бьянка не делась, не утонула, а, скорее всего – просто осталась в тысяча семьсот седьмом году. Там, на реке Неве, близ остатков крепости Ниеншанц, вместе с «Красным Бароном» - «Скайларком». «Красный Барон» - именно этот корабль как-то искривлял пространство и время, как говорили – «был проклят». Именно с его помощью Громов и юная баронесса когда-то оказались в США, тоже в шестьдесят втором… не в том. Но тогда был Хрущев… и была – Третья мировая. Она-то обратно и выкинула – а теперь что? Или – кто… Колдуньи, ведьмы… эти могут помочь, разъяснить хоть что-нибудь… как та мулатка с Нью-Провиденс, колдунья.
Спросить, что ли, про местных ведьм Анну Егоровну? Пальцем у виска не покрутит?
Заказав в ателье фотографии на паспорт и трудовую книжку, Андрей еще приплатил, чтоб поскорей напечатали, после чего отправился все тот же «Катькин садик». Уселся на лавочку, благо светило солнце, да принялся листать купленный по пути журнал «Огонек» с большим портретом какого-то международного деятеля и навязчивой рекламой «Аэрофлота».
Сидел он так недолго – тот самый круглолицый, с толстыми мясистыми щеками, тип в мятой кепочке и синей майке «Динамо» под пиджаком, подошел к нему сам, уселся рядом и тихо, словно бы между прочим, спросил:
- Что? Принес еще что-нибудь?
- Принесу, - ухмыльнулся капитан-командор. – Шпага, с золотым эфесом, усыпанным изумрудами. Новодел, но – под старину.
- Э-эх, - с напускным разочарованием «жучок» откинулся на спинку скамейки и смачно сплюнул, едва не попав в испуганно шарахнувшуюся куда-то в сторону даму. – Была бы старинная – был бы разговор.
Андрей скривил губы:
- И эта тысяч на двадцать потянет, если не больше. Говорю же - золото, изумруды.
- Надо посмотреть, - пожал плечами парень. – Так, говоришь, двадцать тысяч хочешь?
- Нет, - Громов резко дернулся. – Деньги мне не нужны.
- Как не нужны?!
- Нужны документы. Паспорт, трудовая книжка, профсоюзный билет. Сможешь сделать? Фотографии я принес.
- Хо! Паспорт! – круглолицый покрутил головой и гулко захохотал. – Губа не дура! Я что тебе – паспортный стол?
- Не хочешь – как хочешь, я на Галере со старыми знакомцами сговорюсь, - Андрей быстро поднялся на ноги. – Прощай, уважаемый, не кашляй. Приятно было поговорить.
- Эй, постой!
Громов не успел сделать и пары шагов, как жучок подхватил его под руку.
- Насчет шпаги... Глянуть-то надо!
- Что ж глянь, - равнодушно пожал плечами капитан-командор. – Скажи когда, где.
- Здесь как-то людно, скученно… Ты станцию «Броневая» знаешь?
- Ну!
- Давай там, в скверике у пивного ларька. Народ там не любопытный – и тебе, и мне спокойно.
- Договорились, - кивнув, Андрей с чувством пожал протянутую руку и, насвистывая какой-то прилипчивый мотивчик, зашагал к метро.
Вечером пили чай с Анной Егоровной, болтали «за жизнь», все больше обсуждая соседей. Тоесть, обсуждала-то хозяйка, а Громов слушал да время от времени многозначительно кивал.