- К кому, к кому? Нет здесь такого и не было никогда!
- Открывай, говорю! – со злобой взвизгнули за воротами. – Или хотя бы доложи… Скажи, Ушников здесь, Николай, подпоручик… Там знают. Ну, живо давай! Пошевеливайся!
Подпоручик Николай Ушников – на всякий случай запомнил Вейно. Фамилии сия ему, конечно же, ничего не говорила, а вот господину полковнику – может быть!
То ли истерично-приказной тон гостя произвел таки, наконец, свое действие, то ли сторожу просто надоело препираться – он все же зашагал в избу, слышно было, как застучали сапоги по крыльцу, как скрипнула дверь…
Чуть погодя отворились ворота, и во дворе снова раздались голоса.
- Ого, какие люди!
- З-здравствуйте, г-господин Амонин.
- Вы к нам за каким делом, подпоручик? Случилось что?
- Случилось?! Ах, господин Амонин, вас бы в мою шкуру. Полковник Громов очень, очень хитер, и меня вот-вот… Я боюсь! Честно вам признаюсь, боюсь! В конце концов, гере оверст лично обещал мне…
- Успокойтесь, успокойтесь дорогой Николай! Заходите-ка лучше в избу, выпьем водки…
- Вот-вот, господин Амонин – водки! Чего еще делать-то? Кстати, я ведь не так просто прискакал, кое о чем предупредить хочу… но, не здесь, не на улице же!
У Вейно пропал весь сон – нынешней ночью здесь, в усадьбе, явно творилось нечто весьма интересное для господина полковника Громова, а значит, и интересное и для него. Вейно, пусть тут и денежный интерес, но все же… и не только. К лиходеям молодой карел, как и все староверы, никакого почтения не испытывал.
- Ты почто не спишь-то? – шепотом спросил Егор. – Спи. Завтра работы много.
Юный старовер улыбнулся:
- Да вот, не спиться что-то. Вот что, Егорша, раз такое дело – ты давай, спи, а я послежу за печкой.
- Да ну…
- Спи, спи, давай! Мы же друзья, правда? Разя спать не хочу, а ты, по глазам вижу, что хочешь – так чего ж?
- Ну… ладно, - отрок махнул рукой. – Если уж сам сказал, что не хочешь… Посплю, и правда - а чего ж?
- Вот-вот, спи, друже Егорша, спи.
Егор заснул тот час же, едва смежив веки, но и стойкое терпенье Вейно было вознаграждено сторицею – еще до первых петухов крыльцо снова заскрипело. Кто-то вышел, кому-то тоже не спалось. Тряхнув головой, молодой карел навострил уши, припав к узкой щелке в дверях.
В холодном и прозрачном до звонкости воздухе ночи голоса слышалось хорошо, хоть и гулко. Правда, залаяли, заразы, псы… Да их живо приструнил – судя по голосу – сторож.
- Как наш гость? – негромко спросил кто-то.
- Спит. Как у нас говорят – без задних ног дрыхнет. После водки-то!
- Вот что, уважаемый господин Глот, - вновь послышался первый, напористый, голос, тот, что слишком уж чисто произносил слова. – Поедете завтра вместе с подпоручиком. Отправитесь прямо с утра. Я же выеду чуть позже. Проводите нашего друга… до развилки.
- До развилки? Не понял.
- Можете и не до развилки, как хотите. Но, наш друг должен остаться там навсегда. Слишком уж много знает. И ведет себя в последнее время – как тряпка! Просто как истеричная базарная баба! Может не выдержать… Воевода Пушкин далеко не глуп, и палач у него свое дело знает. К тому же еще и этот полковник, Громов… появился на нашу голову. Нет, рисковать мы не можем, особенно сейчас…
- А как же…
- Вместо него есть у меня на примете один человечек. Найдем замену, найдем. Да и недолго уже. Не буду говорить про победоносные войска доблестного короля Карла, но… поверьте, друг мой, уже недолго осталось ждать. Очень и очень недолго. Вот и поручиком не затягивайте… Теперь поняли, господин Глот?
- Теперь - понял. Не извольте беспокоиться, господине. Ваш приказ исполню в точности, как велели.
- А я и не беспокоюсь, дражайший господин Глот. С чего вы взяли?
Хлопнула дверь. Вновь скинулись, задали псы. И больше, до утра ничего интересного не было. А утром… утром узники спали долго – никто из амбара не выпускал, отправили на бревна лишь уже ближе к обеду, когда апрельское веселое солнышко уже сверкало вовсю.
Никаких чужаков на дворе не было, скорее всего – уже уехали, двое по каким-то своим делам и один – подпоручик Ушников – отправился на тот свет. Вот так, запросто.
Андрей вернулся в канцелярию уставший, как вол! Еще бы – сегодня как раз устанавливали в обители новые пушки, старые перетащили ближе ко рву, где воевода Пушкин планировал в самое ближайшее время соорудить вал, так, чтоб никакой швед не был бы страшен. Следовало прикинуть сектора обстрела и с будущего вала, для чего нужно было точно знать его предполагаемую высоту и расположение на местности – пришлось позамерять, побегать.
- Велите кваску принести, господин полковник? – вытянулся при виде начальника писарь Корней.
- За кваском Гаврилу отправь или Тома, ты мне здесь понадобишься, - скинув на руки подбежавшему писарю епанчу, Громов покосился на заваленный бумагами стол, на котором, к удивлению своему, узрел и некий чужеродный предмет.
- Это что это, Корней? Туес с медом?
- Туес, господин полковник. Только без меда – пустой.
- Пустой? А мед ты съел, что ли?
Писарь похлопал ресницами:
- Никак нет, господин полковник, не съел! Он, туес-то уже пустой был, таким и принесли, без меда… Одначе – с запискою.
- Вот как, с запискою?! – устраиваясь поудобнее в кресле, засмеялся Андрей. – И кто ж сей туесок нам принес?
- Некий купец Курякин, с рынка, - снова вытянулся Корней. - Он ведь грамотен оказался, купец-то, вот, записку прочел – и к нам. Вам ведь записка-то, господин полковник!
- Мне? – удивленно моргнув, Громов протянул руку. – Так давай ее сюда, чего стоишь?
- Пожалте, господин полковник. Вот!
- Так-так… - прочитав послание, Андрей улыбнулся и, покачав головой, хлопнул по столу ладонью. – Ай да карел! Ай да чертов сын! Ну, молодец!.. Корней!
- Слушаю, господин полковник!
- Поручика Уварова мне сюда, живо!
Дожидаясь вызванного поручика, полковник выкушал целый жбан принесенного ординарцем Гаврилой квасу и, довольно утерев губы, покосился на туес:
- Ай да Вейно! Сообразил.
Тут как раз явился Уваров, доложился молодцевато, одернув синий драгунский кафтан, почти не отличавшийся от обычного гражданского платья – до эпохи мундиров еще оставалось лет тридцать - сорок.
Громов махнул рукой:
- Садись, садись Иван, слушай. Возьмешь сейчас Евсеева – он весь рынок знает – прихватите на торгу купца Курякина, поинтересуетесь вежливо – откуда у него мед? Ежели расскажет все подробненько, это одно дело, если же нет – тащите купчину сюда для вдумчивой и неспешной беседы, В любом случае – обо всем доложить! Все. Исполнять.
- Слушаюсь, господин полковник!
Проводив взглядом ушедшего поручика, Громов скосил глаза на нетерпеливо переминавшегося с ноги на ногу Корнея:
- Тебе что еще?
- Доложить хотел…
- Хотел, так докладывай! – ухмыльнулся Андрей. – А то стоишь, как столб, глазами пилькаешь. Еще что-то случилось?
- Случилось, господин полковник, - эхом отозвался Корней. – Подпоручик Ушников на службу не вышел. Пропал! Хозяева, где он на зимней квартире живет, говорят – с вечера еще уехал. Сел на коня – и ускакал куда-то.
Громов недовольно покачал головой:
- Как это – ускакал? А служба? Нет, это уж нив какие ворота… Впрочем, с подпоручиком-то все ясно – дело молодое, запил или загулял. Ла-адно! Явится на службу – накажем, чтоб другим было неповадно. Еще какие происшествия в гарнизоне есть?
- Нет никаких.
- Ну, и на том спасибо.
Выгнанных на работу отроков снова погнали в лес, на бревна, только грязь-то нынче подсохла, насилу бревнышки дотащили, умаялись, употели – а баньки-то никто больше не обещал.
Татарин Карасай, в красной, под распахнутым зипуном, рубахе, подпоясанной щегольским шелковым поясом, очень даже недешевым, выйдя на крыльцо, поглядел на работничков, сплюнул, да, презрительно хмыкнув, подозвал одного их стражей. Зыркнул недобро, что-то тихо приказал, да обратно в избу поднялся. И славно! Его нет – словно солнышко из-за тучи вышло.
Вейно поднял голову, мысленно помолил Господа – чтоб помог в задуманном им деле. И тут вдруг подошли к нему сторожа, двое угрюмых мужиков, один из которых только что разговаривал с Карасаем.
- А поли-ка сюда, отроче! Ты, ты… новенький. Вон амбар видишь – сходи, возьмешь там лопаты…
И сами пошли следом, проводив Вейно до амбара… А там…
А там, едва только вошел, сбил его с ног сам Карасай отменным – в ухо – ударом! Да тут же принялся с остервенением пинать ногами.
- За что-то?! – хрипя, прокричал отрок.
- Сам знаешь, за что, - ощеряясь и раздувая ноздри, словно почуявший свежую кровь хищный лесной зверь, татарин выхватил из-за пояса кнут. – Ну, и кто тебя к нам послал, щучий сын? Ответствуй! Не расскажешь – кожу со спины сдеру, а потом перебью хребтину!
Глава 9
Глава 9
Май 1708 г. Тихвинский посад и окрестности
Рыжая-бесстыжая
Вейно зажмурился, отпрянул – вот-вот сейчас Карасай ударит, и ведь не вырваться – сразу двое схватили за руки, держат…
Черные прищуренные глаза татарина пылали злобным звериным огнем, черная клочковатая борода подрагивала, жилистые, с набухшими синими прожилками, руки нетерпеливо сжимали плеть.
Двое стражей уже сорвали с несчастного отрока зипун и рубаху, поставили на колени. Поиграв кнутом, Карасай ощерился, ухмыльнулся довольно…
В этот момент с улицы вдруг донесся ужасный грохот, вызвавший у палача и его подручных явное недоумение. Все трое переглянулись. Карасай, сунув за пояс плеть, поспешно выбежал из амбара. Мужики, швырнув Вейно на пол, тот час же последовали за татарином, не забав запереть за собой добротную двустворчатую дверь.
Вскочив на ноги, узник с разбега пихнул тяжелю створку плечом… Никакого эффекта! А снаружи-то засова не было, Вейно не заметил… или плохо смотрел, или, скорее, двери просто приперли колом либо оглоблею. Приперли надежно, не вышибешь, как ни старайся.