Осознав, что затея с выбиванием створок, увы, бесполезна, юноша отдышался и настороженно прислушался, припав ухом к стенке. Со двора слышалась злобная ругань, вот кого-то ударили, кто-то вскрикнул, заплакал, заныл. Интересно… Что бы это могло эдак загрохотать? Дровянник, что ли, обрушился или конюшня? Ха!!! Так ведь штабель же! Рассыпались, раскатились с грохотом тяжелые бревна, видать, подпорки не выдержали… или кто-то их вышиб. Похоже, чертов Карасай теперь дознавался… Вот снова удар, ругань, плач… Потом гортанным голосом что-то приказали. Наверняка, заставили ребят складывать штабель обратно. Ну да, так и есть, судя по шуму.
Вейно все ждал пыток, особенно к вечеру, когда в щелях, под дверными створками, начало заметно темнеть. Однако, никто не пришел – ни вечером, ни ночью. Никакой еды не принесли, даже на двор не вывели – пришлось справлять малую нужду здесь же, на бревна. Забыли, что ли? Да нет, не забыли, просто отвлеклись на время на какие-нибудь неотложные дела.
Узник уже устал ждать и бояться, надоело. Посидел немного, послушал, попытался раскопать руками земляной пол, да куда там! Сломав ноготь, успокоился, да, привалившись спиной к бревенчатой стенке, забылся в беспокойном сне.
И проснулся лишь утром, верней – разбудили. Словно шелудивого пса, пнули сапогом в бок. Карасай и пнул – вот ведь гад-то!
Двое отроков – Микитка и Кольша – натужно дыша, притащили со двора козлы, а караульные мужики привели в амбар… избитого Егорку! Хорошо был парень, нечего сказать – левый глаз заплыл синяком, губы разбиты. Экий красавец! Интересно, зачем его привели?
Вейно понял зачем, когда, по знаку татарина, несчастного паренька растянули на козлах. Разорвав, с треском стянули рубаху… Карасай выхватил кнут… ударил с оттяжкою, так, что на коже отрока вздулась, взбугрилась красная кровавая полоса! От нестерпимой боли Егор дернулся и закричал…
Вейно встрепенулся, пытаясь вырваться из рук державших его мужиков… да тут же получил поддых. Скривился…
Карасай ударил еще раз… снова кровь… крик…
Опустив кнут, татарин подошел к несчастному и ласково погладил его по голове:
- Кричишь? Кричи, кричи. Плачь! А ты… - ощерясь, гнусный палач повернулся к Вейно. – А ты смотри! Когда-нить видал, как хребет единым ударом ломают? Сейчас увидишь… гляди…
- Стойте!!! – дернулся юный карел. – Что хотите-то?
Карасай с ухмылкой повел плечом:
- Что и вчера хотели… да не успели спросить. Вон, дружок твой помешал – бревна обрушил. Ничо! Теперь наказан будет.
- Не надо, - покусав губу, попросил Вейно. – Я вам и так все скажу. И про себя, и про господина полковника.
- Про господина полковник, говоришь? – палач задумчиво почесал затылок. – Ну… хочешь, так расскажи, поведай, откель ты здесь взялся да для чего. Хотя… мне то особенно и не нужно – и так все знаю, догадываюсь. А вот кое-кто другой… он тебя, может, и выспросит…
Осклабясь, татарин глянул на мужиков:
- Оставьте пока здесь обоих. Да пить дайте, чтоб раньше времени не подохли. Глота подождем – он знает, что спрашивать.
- Откель Глото-то?
- Седни обещался явиться, - резко оборвал палач. - Может, к ночи, а, может, и днем. Явится, а тут ему вона – подарок! Ха-ха!
Карасай гулко захохотал, запрокинув голову, так, что желваки заходили под бородищей на скулах. Мужички тоже засмеялись, этак несмело, льстиво, как подчиненные обычно смеются над не особенно-то и удачной шуткой начальника.
- Пойдем, - отсмеявшись, татарин махнул рукой. – Подождем Глота. Оно, конечно, можно было б и сейчас расспросить… да я себя знаю, не удержусь в гневе! Прибью ненароком шпыней – какой тогда подарок? А так… Глот, пожалуй, и зелена вина вставит, не пожалеет. Выпьем сегодня, а, мужики?
- Выпьем, Карасаюшко, выпьем.
Выскочивший на зеленую, залитую золотым солнцем, полянку, заяц настороженно привстал на задние лап, пошевелил ушами, прислушался. Какие-то звуки доносились из-за ельника, звуки непонятные, странные, не лесные. Слишком уж нахрапистые, громкие… Вон, и зверь какой-то чужой показался – огромный, вроде лося, на четырех лапах, с копытами, правда – безрогий. Зато – о двух головах, вот страсть-то!!!
Не стал больше дожидаться косой, подпрыгнул, перевернулся в воздухе, да исчез в кустах, только его и видели.
- Ушла дичь-то, - повернувшись в седле, беззлобно пошутил поручик Уваров. – А можно было б и запромыслить - клещей еще нет, холодновато, никто зайца не сосет, яду в мясо не напускает.
- Не до зайцев сейчас, поручик, - Андрей, выехав из лесу, хмыкнул, придержал коня. – Надо бы сообразить – куда дальше.
Поручик поправил на голове треуголку:
- Купец Курякин сказал – дорожка вдоль Паши-реки. Здесь, значит.
- Я вижу, что здесь, - кивнув на развилку, усмехнулся полковник. – Нам-то в какую сторону – вот вопрос!
- Евесича надо спросить, - подумав, Уваров подкрутил усы. – Он тут все места знает… должно быть.
- Так позови! – оглядываясь на солдат, махнул рукой Громов.
Небольшой отряд конных драгун Андрей возглавил сам, уж больно хлопотное было дело, как в той сказке – поди туда, не знаю, куда, найди то, не знаю, что. Хотя, что искать – то ясно было, вернее сказать – кого. Вейно вытащить, да похищенных, неизвестно, зачем, отроков. Медок-то привезли с усадебки на Паше-реке, так Курякин Антон, перекупщик, сказал, даже чертеж начертил – как добраться, правда вот, начертил плоховато, да уж – как смог.
- Туда, - глянув на развилку, капрал Евсеев уверенно указал вправо. – Нам ведь вверх по теченью да-ак!
- Ну, верх, так вверх, поехали.
Золотое солнце отражалось в серебристой ряби по-весеннему полноводной реки, выступившей из берегов но, потихоньку возвращающейся в свое прежнее русло. Росшие по берегам краснотал, бредина да ивы уже не казались растущими прямо из воды, и все же под копытами коней чавкала мокрая грязь, а местами приходилась и спешиваться, пока не выбрались на широкое место – просохший и довольно наезженный тракт.
- Вон там деревня! – Уваров указал на излучину реки. – Едем? Спросим?
Полковник молча кивнул. Драгуны пришпорили лошадей, поскакали, их синее, подсвеченные ярким солнцем, кафтаны казались упавшими в густую зелень травы осколками неба.
Стояло то чудесно время, когда днем уже накатывало тепло, а временами и откровенно жарило, однако, не появилось еще ни комаров, ни слепней, ни мошек, никого из тех зудящих кровососущих тварей, что каждое лето повсеместно отравляют жизнь деревенским людям.
Разведчики вернулись быстро.
- Есть тут усадьба, - браво доложил поручик. – Невдалеке, во-он за той рошицей, где ручей. Хозяин – какой-то крещеный татарин, то ли Карасан, то ли Карасуй. Местные крестьяне его почему-то побаиваются.
- Раз побаиваются, значит, на то есть причины, - Громов задумчиво посмотрел вдаль. – И мы на рожон лезть не будем. Ударим двумя группами, внезапно. Мы – по дороге, а ты, Иван, из леса зайдешь.
- Так тут же не шведы! – не выдержав, рассмеялся Уваров. – Обычная усадьба – заехали да людишек прижали, всего делов!
- Поручик!!! Ты приказ понял?
- Слушаюсь, господин полковник!
Обернувшись, Иван махнул рукой своему плутонгу и, не оборачиваясь, свернул на лесную тропу.
- Вот, так-то лучше будет, - посмотрев ему вслед, ухмыльнулся Андрей.
Постоял немного, дожидаясь, когда последний драгун из уваровского плутонга исчезнет в нежно-зеленом мареве клейкой молодой листвы, да махнул рукой капралу:
- Едем, Евсеич! По сторонам все же поглядывайте – мало ли, что.
Усадьба показалась внезапно – частокол с мощными створками ворот словно бы вынырнул из лесной чащи, и маячил теперь окружении темно-зеленых суровых елей.
- Прикажете стрелять, господин полковник?
Громов пожал плечами:
- Ну, зачем же сразу стрелять, капрал? Мы люди вежливые – сперва постучим. Но – мушкеты заряжайте!
Драгун, конечно же, заметили, но пускать на двор почему-то не спешили, и на стук в ворот не реагировали никак.
- Ну, не хотят, как хотят… - ухмыльнувшись, Андрей развел руками и кивнул спешившимся драгунам. – А давайте-ка, парни, залп. Остальным – быть наготове.
Громов не зря прихватил с собой трофейные шведские мушкеты, калибром раза в два больше обычных пехотных ружей - фузей, и стволом в полтора раза длиннее стволом. Конечно, таскать с собой подобное оружие не очень-то удобно, да и багинетом, штыком, не намашешься – руки отвалятся живо, однако, выпущенная практически в упор тяжелая мушкетная пуля запросто проламывала корабельный фальшборт, чего уж там говорить о каких-то там воротах!
Пара выстрелов – и ворота разлетелись в щепки!
Еще не рассеялся дым, а драгуны Громова уже ворвались на просторный двор усадьбы, вступили, словно во вражескую крепость – с развевающимся на ветру флагом, с барабанным боем…
- Целься! – браво командовал капрал Евсеев. – Товсь! Пли!!!
Явно не ожидавшиеся подобного натиска обитатели усадьбы тот час же подняли руки, правда, один – здоровенный, с клочковатой черной бородой и блестевшей на солнце лысиной, вдруг подскочил к Громову, размахивая… широкой абордажной саблей!
- На поединок зову! На поединок! Если не трус – давай!
- Давай, - согласился Андрей, и, не говоря худого слова, выхватил из-за пояса заряженный пистолет, одним выстрелом размозжив чернобородому придурку башку.
Картинно сдув со ствола пороховой дым, ухмыльнулся:
- Тоже еще, поединщик выискался. Ну, что там Евсеев?
- Сдались, господин полковник. Все.
Некоторых особенно хитрых, пытавшихся ускользнуть лесом, словил засадный плутонг поручика Уварова. В отличие от получившего свое чернобородого, остальные мужички веди себя чинно и на рожон больше не лезли, справедливо полагая, что церемониться с ними не будут.
Освобожденных отроков отвели в дом, накормили, чем уж было, избитому Егорке оказали помощь. Вейно откровенно радовался – еще бы! - да молил Господа, то ли благодарил за избавленье, то ли испрашивал прошения за грехи. Содержание недавней ночной беседы он передал Громову тот час же, и полковнику сразу встало ясно относительно причин странного исчезновения подпоручика Ушникова, который, положа руку на сердце, и раньше-то казался Андрею человеком насквозь пустым, себялюбивым и вздорным (а других ура-патриотов рому и не встречалось), и вот, оказалось, что Ушников-то предатель! Соглядатай шведский, убитый своими хозяевами просто так, на всякий случай, чтоб чего не разболтал. Запомненные юным карелом из той же ночной беседы фамилии – Амонин и какой-то Оверст – полковнику пока ничего не говорили. Впрочем, в этом смысле неожиданно помог капрал.