- Про Амониных я прежде не слышал, господине полковник, а вот оверст – это звание такое у свеев, воинское – по-нашему, подполковник или полковник будет.
- Ах да, - смущенно откликнулся Громов. – Как я сразу не догадался-то! Оверст – оберст – полковник. Ну, хотя бы звание шведского резидента теперь знаем… правда, что с того толку-то?
Выскочивший из ельника заяц едва не попал под копыта, и Глот машинально придержал коня – подремывая, не понял сразу, что случилось-то. Просто метнулась какая-то пеговато-серая тень. Заяц… да, заяц. И куда он так несется-то? Может, кто спугнул? Ладно, если лиса, а вдруг – люди?
Вот тут Глот насторожился – в ближайшем лесу никому, кроме обитателей (или лучше сказать – охранителей) усадьбы охотиться не дозволялось. Так кто же тогда это мог быть? Кто мог так напугать косого? Браконьеры? Если б так… А если не так? Если кто чужой в лесу, близ усадьбы, с неизвестно какими помыслами кружит?
Правда, могла и лиса…
С другой стороны – и птицы нал ельником как-то беспокойно кружат, кабы лиса – так бы не гомонили.
Привязав лошадь к осине, Глот свернул на неприметную чужому глазу тропку, что вела через лес к усадьбе и, пройдя версты три, вдруг услышал выстрелы. Кривоногий прислушался – громыхнуло снова, на этот раз куда более раскатисто и как-то уверенно-весело, к тому же донеслась еще и барабанная дробь!
Глот покачал головой:
- Одна-ако!
И, похвалив себя за предусмотрительность, быстренько побежал к лошади.
- Ишь, какие дела тут творятся-то! Ишь… надо будет доложить господину Амонину, обязательно доложить, предупредить… да.
Что конкретно творилось сейчас на усадьбе, кривоногого лиходея, похоже, не интересовало совершенно – больше заботила своя собственная шкура. А потому и подбираться к усадьбе поближе, что-то там высматривать, вынюхивать Глот, по здравому размышлению, не стал. К чему? И так все ясно – местные-то мужички или позабывшие страх разбойники в барабаны бы бить не стали.
На следующий день Андрей снова расположился за своим канцелярским столом – думал. Случившиеся в усадьбе мужички оказались не то что бы вовсе не при делах – похищенных-то отроков все же они охраняли – но о хозяине усадьбы ничего сказать не могли, поскольку никогда его не видели и как зовут – не знали. От имени хозяина в усадьбе распоряжался убитый татарин Карасай, он же и нанял охранничков, кого в Белоозере, а кого и в вологодских землях. Судя по всему, мужики не врали – кого им было выгораживать-то? Своя-то шкура всяко к телу поближе.
Истинный хозяин усадьбы явно был не дурак и без надобности не светился, а уж зачем ему понадобились похищать отроков – то покуда казалось загадкой, хотя у Громова, конечно, имелись версии, от вполне тривиальной – просто кому-то продать, до весьма экзотической, предполагавшей устройство тайного лесного борделя для утех высокопоставленных педофилов.
- Милый, мы уже вернулись! – заглянув в канцелярию, крикнула Бьянка, еще с утра, в сопровождении Гаврилы и Тома отправившаяся на рынок, как она выражалась «посмотреть». Нынче юная баронесса насмотрела «один симпатичный дорожный сундучок, нам же скоро в дорогу», стоимостью почти с полтину, подбитую куньим мехом красную шелковую епанчу – «тут же всегда холодно, даже летом!» - тоже недешевую, и какой-то непонятный жакет ярко-голубого бархата – «у Фрэнки Авалона была как-то такая же курточка, я в по телевизору, в шоу, видела».
Ну, что тут скажешь? И ведь девчонка-то умная…
- Ты чего такой смурной, милый? Вон, погода-то – солнышко, все цветет, красота!
- Думаю, вот и смурной, - потянувшись, неожиданно улыбнулся полковник. – Никак не могу предположить, зачем никому не нужные мальчишки понадобились?
- Какие мальчишки?
- Ну, отроки…
- Позвольте сказать, господин? - услыхав про мальчишек, неожиданно вступил беседу чернокожий слуга.
- Ну, говори, - Андрей милостиво кивнул, поглаживая теплую руку супруги.
- Мне Лесли рассказывал… разрази меня гром, - Том все никак не мог избавиться от соей любимой присказки, да, положа руку на сердце, не особенно-то и старался. Ну, нравилось ему приговаривать – «разрази меня гром!», что уж с этим поделать, для верного слуги – не самый большой недостаток.
- Наш Лесли, из Англии, ну, который юнга…
- Да знаем мы Лесли, ты дальше говори!
- Так я и говорю же, господа мои, разрази меня гром! Так вот, Леса-то точно так же украли! На улице подошли в городе Лондоне, Лесли там бродяжничал малость, покормить пообещали… накормили, да. Только потом вместе с такими же бедолагами бросили в корабельный трюм да увезли в Америку! А там с большой выгодой продали, как сервента, белого слугу… ну, раба, если уж так, по-простому говорить-то.
- Да и я тоже слыхала, что по всей Европе бродяжек ловят, - вспомнила Бьянка. – Потом грузят на корабли, словно скот, и – в Америку. В колониях-то всегда рабочие руки нужны. Вот и этих, тихвинских отроков, так же. Со взрослыми-то, здоровыми мужиками, проблемы могу в море быть, а вот с отроками - безопасно… Дело ясное, что тут гадать-то?
- Ну, уж вы скажете… - потянувшись и заложив руки за голову, Андрей с сомнением свистнул. – В Америку! Это из Тихвина-то?
- А почему нет? – сверкнув синими глазищами, азартно вскрикнула баронесса. – Санкт-Питербурх, порт морской – не столь уж и далеко. А там – на английское судно…
Громов отмахнулся:
- Скорей уж – в Крым продадут!
- Ага, в Крым, как же! – раскрасневшаяся от спора супруга, похоже, вовсе не собиралась уступать мужу. – Это как же туда живой товар провести? Забыл? В окраинских землях – шведы, а Дон весь кипит от «воровских казаков» Булавина! В Крым… нет, не реально! А вот Санкт-Питер-бурх – рядом.
- А, похоже, ведь ты права… - Андрей задумался.
- И не «похоже», а точно права. Вот увидишь!
- По крайней мере, проверить эту версию надо… Корней!
- Да, господин полковник? – вбежал на зов писарь.
Громов почесал голову:
- Кто из посадских негоциантов торговлю морскую ведет? Скажем, с англичанами…
- Самые богатеи и ведут, - без раздумий отозвался Корней. – Самсоновы. Шпилькины… Архимандрит даже! Эти-то трое – точно, да, может, и другие, только у тех труба пониже, дым пожиже.
- Архимандрит, говоришь? Одна-ако!
- Он ведь только на словах аглицкую веру ругает, на самом-то деле денежные дела с англичанами крутит издавна. Однако… - писарь вдруг запнулся. – Однако, аглицких кораблей сейчас в Санкт-Питер-бурхе нет. Вообще никаких нет – шведы не пущают.
- Ага! - Андрей неожиданно показал супруге язык. – Ну, что ты на это скажешь? Зачем тогда сервенты, ежели их увести не на чем?
- Так-так и не на чем? – лукаво усмехнулась Бьянка. – Море большое.
- Так ведь война, шведы!
- И что с того, что война? Неглупые люди и во время войн свою коммерцию делают, еще лучше выходит.
Вообще-то, супруга была права – кому война, а кому мать родна, не зря ведь так говорится. Контрабанда, чего уж… Вот их-то и надобно ловить – контрабандистов.
- Вот что, Корней. Ты мне к завтрему списочек составь – кто на торгу медью торгует? Да непросто ломом, а крицами.
В уме и деловых качествах своего писаря полковник, в общем-то, никогда и не сомневался, вот и сейчас юноша не подвел, предоставил список уже к вечеру, тогда же и попросил малюю толику казенных денег, как понял Громов – на закупку контрольных образцов. Деньги Андрей выдал, как и просил Корней – три серебряных гривенника, вполне должно было хватить, впрочем, добросовестный канцелярский работник принес всю сдачу, скрупулезно, до самой последней полушки, отчитавшись, на что потратил.
Закупленные образцы писарь в тот же день отнес к эксперту – старому своем знакомому кузнецу с Романихи, означенный кузнец живо признал в покупках – всяких там браслетиках, колечках, лодках и прочем – истинную шведскую медь.
- Сказал, близ Упсалы-града такую медь в крицы выковывают, - дотошно пояснил Корней. – А те, кто ею торгует – на сами по себе, а на Алферия Самсонова работают.
- О, как! – довольно прищурился Громов. – На Самсонова, значит? Ну-ну… Что еще узнал? Узнал, узнал – по глазам вижу!
Писарь, не особо то и пряча торжествующую улыбку, доложил:
- Тот самый Ерофей Птицын – Самсонова человек, помните? – вокруг тех торговцев крутится, приглядывает.
- Постой, постой! – тут же вспомнил Андрей. – Говоришь - Птицын? Он же ведь и отроков уводил! А ну, Евсеева сюда, драгун… Впрочем, нет! Лучше Уварова Ивана кликни. Сами, без солдат, поглядим осторожненько. Где там сей господин Птицын живет?
Посадский человек Ерофей Птицын жил на самой окраине, у реки, занимая небольшую избенку с огородиком и выстроенной ближе к реке банькой, в которую частенько таскал веселых девок из ближайшего кружала, каковых – и кабаков, и девок - на посаде тихвинском, несмотря на показное благочестие, всегда было множество. Дело молодое, чего ж – Ерофею едва двадцать семь исполнилось, хоть и выглядел – из-за бороды и общей плешивости - куда как старше. Не красавец, одначе, с лица-то воды не пить, другой вопрос, что девки-то гулящие его не за красоту, за скупость не жаловали. Обнаглели совсем, змеищи паскудные! Ухх!!!
Сегодня Ерофей возвращался домой в настроении не то, чтобы очень уж плохом, а, вроде бы и в хорошем, но таком, что – хоть возьми да и вешайся. Хозяин - ах, большой человек, без слова которого на посаде тихвинском мало что делалось! – к которому Птицын явился, как всегда по пятницам, за небольшой, но верной деньгою, оказался явно не в духе, а когда приказчик обмолвился, что, дескать, присмотрел еще отроков, ненадобных никому шпыней, едва не ударил бедолагу ногою, да еще и рявкнул – пошел, мол, прочь, собачина худая! Спрашивается – что он, Ерофей Птицын, такого плохого господину своему сотворил? А ничего! Просто настроенье у хозяина нынче вот такое, пакостное. Что поделать - переждать надо!
Рассудив таким образом, Ерофей, для поднятия собственного духа, заглянул по пути в кабак, попросил у старого своего дружка Акулина Пагольского в долг гулящую девку. Акулин – хоть и в одной деревне выросли – сукой оказа