- Ага, нет.
Без особого труда управившись с замком, рыжая подозвала парней. Живенько отворили двери, проникли… и так же живенько вышли. Окромя пороховых припасов да свинцовых пуль, взяли только шесть пистолетов, и более – ничего.
- А фузеи-то, Еша?
- А как с ними по лесам идти? – резонно возразила девчонка. - На своей-то шее тащить – замаешься. Нет уж, нам пока и пистолетов хватит. Давайте, в лодку все живенько. Егор! Затворяй ворота…
- Затворил, - быстро доложил Егор. – Ух, слава Богу - все!
Рыжая дернула шеей:
- Нет, не все. Замочек еще навесить… затворить… Вот теперь – все! Уходим.
Плеснув веслами, отвалила от берега лодка, обычный рыбацкий челнок, юркие подростки на нем все уместились. И все же, едва не черпанули бортами воду.
- А мы теперь куда, Еша?
Рыжую все беспрекословно признавали за старшую, что девчонке ничуть не льстило… ну, разве что так, слегка. Так ведь и должно было быть! Так она и задумывала. Так и стало.
- К Фишовой Горе гребите. А там дальше – в лесок, и пехом – на Кузьминский тракт.
- А зачем нам на тракт, Еша?
- Там увидите. Да не бойтесь вы, парни! Теперь все хорошо будет, теперь – заживем!
Придя в себя, часовой Федосей Дормидонтов проворно растолкал напарника:
- Эй, вставай, Епифане! Эко, разморило нас… Хорошо, фузеи целы… никто не уволок.
- Да, фузеи целы, - Епифан проворно подхватил ружье. – А ну-ко, скорей к амбару!
Убедившись, что со складом все в полном порядке – замок спокойно висел ан своем месте, ничуть не сломанный – горе-караульщики перевели дух и даже посмеялись:
- А корзинки-то нету! Видать, забрала рыжая. Могла б и нас разбудить, вот ведь профура!
Глава 10
Глава 10
Май 1708 г. Тихвинский посад
Свои да наши
На Большой проезжей улице столкнулись две телеги. И как только умудрились? Улица-то широкая, в самый раз двум возам разъехаться. Верно, один возчик объезжал лужу, а второй поторопился, не подождал под липою, вот и зацепились колесами, и обступившие телеги зеваки уже давали советы.
- Взад, взад поначалу сдай! – размахивая руками, кричал крепенький, с курчавой бородой, мужичок в сером зипуне и высоко голландской шляпе, по всей видимости – лоцман или приказчик. – Взад сдай, говорю.
- Да куда же взад-то? Там ж лужа, ага!
- Так лужа-то, чай, не море – не утонешь!
- В этакой-то луже можно и утонуть, - хихикнул кто-то. – Запросто!
И впрямь, большая, с коричневатой мутной водицею, лужа своими размерами явно превышала воз – сажени три на две, никак не меньше, а уж сколько в глубину – то один Господь ведает.
- Да не глубокая она, по колено не будет!
- Да как же не будет-то, паря? Окстись! Недавно тут телега застряла – насилу вытащили.
- Так это когда было-то? В самую, что ни на есть, грязищу. Ныне-то солнышко, подсохло… Эй, эй! Возчик! К липе ближе бери!
- Нет! Поначалу взад надоть!
В толпе шныряли мальчишки, кто-то свистнул – то ли желая напугать лошадей, то ли просто так, удаль свою показывая. Писарь канцелярии господина полковника Корнейко, проходя мимо, тоже остановился на минуточку – посмотреть – больно уж любопытно стало – как возы-то разъедутся? Да и время было – что и говорить, здесь вот, невдалеке, под липою, он должен был встретиться с Катеринкой, будущей – дай-то Бог – невестою, светлоглазою, с косой золотистою, девой.
Хотели сегодня прогуляться, на таборы, на пруды пойти, на речку – вечер-то был субботний, свободный, да и с погодою повезло – вот уже третий день в синем чистом небе светило ласковое майское солнышко.
Поглядев на телеги, Корнейко посмотрел в небо и блаженно зажмурился: хорошо-то как, Господи! Тепло, сиренью пахнет, кругом – по обочинам, средь травки зеленой – цветы: желтые мохнатые одуванчики, пахучий розовый клевер, иван-чай, серебристые пастушьи сумки. А липа какая красивенная, ох! Высокая, статная, словно знающая себе цену молодая хозяйка какого-нибудь богатого дома, привыкшая им себя блюсти, и дворню держать в строгости. Легкий ветерок шевелил густую листву, светло-зеленую, с заметным желтоватым отливом… А еще липовый цвет хорошо от простуды заваривать. И, ежели пчелы с него пыльца на мед брать будут, так тот медок…
- Давай, давай, давай!!! Левее, левее бери! Ага… О-от, славно!
Разъехались, наконец, возы; переговариваясь, расходились зеваки и вскоре лишь один Корней остался под липою – что-то Катерина долго не шла. Дела какие задержали? А солнышко-то, между прочим, уже сильно к закату клонилось, пылающим одуванчиком отражалось в реке, разливалось сусальным золотом по вершинам деревьев, по крышам, по высоким куполам соборов и церквей.
Да-а, шло времечко, хоть и май уже, и ночи вот-вот станут светлыми, прозрачными, одначе, до тех дней еще… Да где ж Катеринка-то? Вот уже и заблаговестили к вечерне – вот и не погуляли, теперь -в церковь, да потом, может, заглянуть в корчму к Акулину Пагольскому – тут рядом совсем - купить пирогов… или – не заходить сегодня? Поди, разобрали уже пироги-то…
- Катерину свою ждешь, вьюношь?
Услыхав чьи-то негромкие слова у себя за спиной, Корнейко поспешно оглянулся, еще до конца не понимая весь странный смысл сказанного – откуда этот незнакомый, низенький, с заметно кривыми ногами, мужик мог знать про него, и про их с Катериной дружбу?
- Я… - писарь не знал, что и сказать, просто мотнул головою, так что упала на глаза челка. – Ну, жду… А ты, мил человек…
- Можете не дождаться! – из-за липы вдруг вышел еще один незнакомец, явно не их простых – высокий, в синем кафтане доброго английского сукна и черной, с загнутыми полями, шляпе.
- То есть, как это – не дождаться? – не понял юноша. – Да вы кто такие вообще? Я сейчас…
- Тихо!
В грудь Корнея тот час же уткнулся узкий стилет, мосластое, с небольшой бородкою, незнакомца скривилось, будто от боли, на левой щеке изогнулся белесый шрам… Шрам! Что-то про этот шрам, про человека этого, писарь уже слыхал в канцелярии… Неужели… Но, зачем…
- Ну, что, поговорим, молодой человек? – шрам дернулся, словно приготовившаяся к прыжку змея. - О невесте вашей погорим¸ о вас…
- Что с Катериной? – в ужасе воскликнул Корней.
– Пока ничего, - мосластый флегматично ухмыльнулся. – Чуть-чуть задержалась ваша невеста… к Акулину Пагольскому зашла…
- Что?
- И может оттуда не выйти… Все в ваших руках, молодой человек!
Корней опустил голову – он уже понял все. Вздохнул, да спросил шепотом:
- Что я должен сделать?
- Вот это уже разговор, - довольно покивал собеседник. – Правда, не сделать, а – делать. Так, кое-что мы от вас попросим. А невесту сейчас же вернем! Только… - взгляд незнакомца снова стал жестким. – Только всегда помните – вашу невесту мы всегда можем легко достать, в любой момент, запросто. К тому же, будете себя правильно вести -
получите неплохие деньги, кои весьма пригодятся молодой семье, ибо, сдается мне, ваше канцелярское жалованье очень и очень невелико! Ну, что, договорились?
Сглотнув слюну, Корнейко угрюмо кивнул.
- Вот и славненько! – мосластый потер ладони и, обернувшись, подозвал жестом напарника. – Встречаться будете вот с ним. Каждую среду и пятницу вечером, в корчме господина Пагольского. Вы же часто туда за пирогами заглядываете, так?
- Ну… так…
- Вот и будете заходить!
- А…
- А что делать - вам скажут. Очень рад, что мы договорились. – незнакомец, наконец, убрал стилет и с изысканной вежливостью приподнял шляпу. – За сим позвольте откланяться. Мы с моим другом уходим – дела. А вы ждите свою невесту, молодой человек! Ждите.
Нынче вечером полковник Громов засиделся в присутствии долго, много стало бумаг – с каждой надобно было разобраться, расписать на исполнение, проконтролировать, дать ответ. Андрей пожалел уже, что отпустил писаря – тот еще с утра отпрашивался пораньше, куда-то там с невестою намеревался сходить. Что ж, дело молодое…
- Эй, милый!
Распахнув дверь, в кабинет заглянула Бьянка - в атласном голубом платье, с плечами голыми, она выглядела столь обворожительно, что господин полковник даже оторвался от бумаг и смущенно хмыкнул:
- Понимаю, что поздно уже. Да вот, сама видишь, работы много…
Юная баронесса улыбнулась, присела на подлокотник кресла:
- Взять бы все эти бумажки, да сжечь! То-то костер бы вышел.
- Ну, ну, душа моя, - приобняв супругу за талию, Громов скорбно покачал головой. – За каждую такую бумажку нас с тобой самих сожгут.
- Скорей – вздернут, - цинично поправила Бьянка. – Сначала – тебя, потом меня – как сообщницу. Приятнейший человек, воевода Пушкин, и вздернет – а что? Доносов на тебя, думаю, у него предостаточно.
Полковник лениво повел плечом:
- Да знаю. У меня тоже на него кое-что имеется.
- И это правильно, - улыбнувшись, девушка с любопытством посмотрела на стол, подцепив пальцами кожаные староверские четки - лестовки. – Странные какие…
- Почему странные? – удивился Андрей.
- Неудобные - слишком большие. И… – баронесса повертела четки в руках. – Буквицы на них тоже странные.
- Какие еще буквицы? – насторожился Громов.
- Ну, не буквы, а их часть… Шифр, я думаю, - Бьянка пожала плечами и неожиданно рассмеялась. – Сношаясь с мятежниками, такой когда-то использовал мой бывший давно забытый муж, барон Кадафалк-и-Пуччидо! Очень простой шифр, но разгадать его невозможно – надо иметь ключ. Какое-нибудь письмо, книгу…
- Библия! – полковник радостно всплеснул руками… вызвав раскаты бурного хохота.
- Ой, милый… Ну, какая Библия? Ты что же, своих врагов за полных идиотов держишь?
Пригладив волосы, Громов усадил жену себе на колени и крепок поцеловал в губы:
- Ах, душа моя! И как я раньше-то не догадался…
- Просто ты с этим не сталкивался.
- Ну, конечно же – шифр! – Андрей взволнованно свернул глазами. – И даже если мы его не разгадаем…
- Не разгадаете! Времени зря не тратьте.