- Я лучше за одежкой схожу. Замерзла.
Вейно не успел отозваться, да предупредить – чтобы тихо. Впрочем, девчонка и не шумела особо – просто зашагала по отмели, вдоль бережка.
Черный сарафан книжницы маячил уже у самого жальника, меж высокими, украшенными разноцветными ленточками, соснами, у обетного, с треугольной крышей, креста.
Странно… Юноша покусал губу. Что же, книжница-то сюда молиться ходит? Одна? Или, все же опять с кем-то встречаться будет? Господин полковник предупреждал…
Подумав, Вейно, как был, без одежды, подобрался кусточками ближе… всмотрелся, прислушался… и вдруг увидал свернувшего с тракта всадника на кауром коньке. Во всаднике этом, едва тот подъехал ближе, юноша тот час же признал того самого человека – кривоногого, со злым тонкогубым лицом - которого уже видал на дальней усадьбе, где чуть было не погиб под кнутом изверга Карасая! Как эе этого черта звали-то? Кажется, Глот? Как-то так, да… Ага! Ага! Вот книжница передает ему что-то… поди, лестовки, да!
- Любый, я одежку принесла…
- Вот славно! Давай…я сейчас за этим вот, в лес… - Вейно быстро натянул порты и рубаху. – А ты домой возвращайся, и, коли про меня спросит кто, скажи – мол, на дальние лесные озера за рыбой отправился. Давно собирался, мол.
- Скажу… - прошептала Онфиса. – Только и ты мне скажи – это из-за Василины все?
- Из-за нее. Самого господина полконика указанье!
- А-а-а-а, – как показалось Вейно - разочарованно - протянула девчонка. – Что же ты мне сразу-то не сказал? А то удумал тоже – купаться… Все сделаю, не сомневайся. А, может, и я бы сейчас с тобой?
- Нет, люба! Тут в тайности все надобно сладить, да потом господину полковнику доложити.
- Андрея Андреича и я уважаю.
- Не токмо из уважения, люба… Большая награда обещана! На трех коров нам с тобой хватит.
- На трех коров!!! – изумилась Онфиса. – Ну, с Богом, любый. А я уж скажу, как ты наказывал.
Поцеловав суженую, Вейно выждал, когда, взгромоздившись на коня, всадник вновь направиться к тракту, и, обойдя жальник, зашагал следом, благо Глот ехал не торопясь, а потом и вовсе, свернув на лесную тропинку, взял коня под уздцы.
Святая книжница Василина заметила Онфиску еще издали – да девушка и не скрывалась, шла себе по тропинке, цветы на венок рвала, да что-то веселое напевала… Господа гневила, псинища! Рази дело для девы – веселитися безбожно?
Молиться, молиться должна, поклоны класть, очей не полнимая, а ежели вдруг улыбнется устами своими греховными – так плетью корвищу, плетью! До крови похлестать, да голыми коленками – на горох, а опосля наложить епитимью суровую. Тако!
Тако и было бы, коли б не схватили антихристы Святого старца Амвросия. Ах, нету уж больше тех людей, что раньше, никто обычаи старины не блюдет благостно… Фелофей староста да Федька Артельщик – заработать деньги поганую норовят, а молодежь не за старцами – за ними тянется. Ох, в гарь бы их всех, в гарь! Гарь… Одна надежда – на святого Зосиму Гуреева, старца, что скрывался ныне в дальнем скиту… кому лестовки слали.
- Благослови, матушка!
В мысли свои невеселые погруженная, не заметила старица, как и пришла, да встретила у ворот верную свою служку, кривобокую Гарпю, сжала губы строго, как старице и положено:
- Пошто тя благословить-то?
- Молитву новую, святая мать, выучила, другу хочу – пусть Господь поможет. Самой-то трудно…
- Благсловляю! – благостно прищурилась Василина. – Молитвы Господу угодны. Не то, чо песнопение да веселье бесовское… - книжница кивнула на Онфису. - Ишь, идет, щучина! Губищи кривит бесстыдно.
Гарпя охотно закивала, заплевалась:
- Дрянь девка, дрянь! Седни бесстыдница с Вейно-отроком, грят, у старого жальника, купалась. Голые оба, святая мать! Грех, грех-то какой! Отроковицы нынче за берестой пошли – так этих греховодников увидали. Ох, матушка, рази так можно – без епитимьи-то?
- Погоди с епитимьей, - задумчиво пробормотала старица. – Где, говоришь, купались? У старого жальника?
- Там, матушка, там, - Гарпя закланялась. – Тамоку их и видали. Вот прям посейчас!
- Купались вдвоем… - себе под нос протянула Василина. – А обратно вернулась одна Онфиска, щучина. А Вейно, ирод, где? Он же в град антихриста ходит, беседы ведет… А вдруг… вдруг да задумал что супротив святого старца?
- Что-что, матушка?
Оглянувшись по сторонам, книжница позвала Гарпю в избу:
- Вот что, дщерь. Есть у меня к тебе поручение… Господу угодное, антихристам – в пасть! Дорожку лесную в обод Мясницких болот ведаешь?
- Ведаю, матушка. Я ж сама оттуль.
- Пойдешь то час же… там, за болотами, скит отыщешь – тропки-то, я чаю. ведаешь… Вот что старцу тамошнему передашь…
Вейно объявился на посаде уже на следующий день, с важным известием о тайном лесном ските.
- И большой скит? – допытывался Громов. – Есть ли частокол, башни, ворота?
- Частокол есть, да хиленький, - юный карел отвечал обстоятельно, неторопливо, так, что Андрею очень хотелось его подогнать, как подгоняют едва плетущуюся лошадь. – Ворота тоже так себе, башен и вовсе нет. Одначе, средь бревен – бойницы для фузей, отстреливаться, в случае нужды, можно. В самом скиту сколько, не ведаю – пока выйдут, не стал ждать. Одного, правда, приметил – кривоногий такой, кажется, Глот имечко.
- Глот?
- На усадьбе он был, на дальней.
- Ах, вон оно что… Там, у скита, лес вокруг?
- Да, лес. И небольшая полянка. А главное, - Вейно пригладил волосы. – Болота, трясина кругом. Наши-то те места знают, а чужим не пройти ни за что - утопнут!
- Понятно, - задумчиво покивал Андрей. – По Вологодскому тракту, значит… Ладно, лошадей там оставим где-нибудь. Посейчас и выйдем… Корнейко, эй!!! Поручика Уварова мне сюда, живо!
Писарь живо выбежал о двор, и вскоре вернулся:
- Поручик сей же час явиться, господин полковник!
Громов потер руки:
- Вот и славно. Ну, что стоишь? Спросить что-то хочешь?
- Разрешите с вами, в рейд, - опустив глаза, негромко попросился Корнейко. – Я б еще и Катерину взял…
- Так-так-та-ак, - поднявшись, Андрей подошел к писарю, заглянул в глаза. – А ну-ка, выкладывай - что такое случилось?
- Сегодня с утра страшного человека на торгу видел, того самого, со шрамом. А до того времени, с неделю уже никто на встречу не приходил.
Полковник задумчиво потеребил усы:
- Ага, ага… А завтра у нас как раз пятница – ты с докладом явиться должен. Вот, тот, со шрам, тебя и спросит – куда, мол, отряд отправился? А ты вот что… - Громов вдруг улыбнулся. - Ты так и скажи, как есть – обогнать-то нас он все равно не успеет, а сотовой связи у вас еще нету… вообще почти никакой, одни нарочные.
Писарь испуганно хлопнул ресницами:
-А-а-а…
- Нет, брать его еще рано. Лучше последить. И ты, Корней, здесь нужнее. Не трусь, вьюношь, выше голову – важное дело делаешь! Предательство свое выправляешь…
Последнюю часть фразы Андрйе произнес тихо, себе под нос, так, что Корней вряд ли ее расслышал, тем более, в кабинет, чеканя шаг, вошел поручик Уваров.
- Господин полковник! По вашему приказанию…
- Садись, садись, Иван. Вот что с тобой делать будем…
Отставив лошадей у Вологодского тракта, ведомые лично полковником драгуны углубились в чащу, следом за Вейно обходя урочища и болота. Где-то шли гатью, по утробно чавкающей под ногами жиже, где-то пробирались узкими охотничьими тропками, а в иных местах и вообще приходилось идти по каменистому дну ручья, слава Господу, неглубокого.
- Вот ведь, чертовы раскольники, - ругался про себя Уваров. – И заберутся же!
- Тсс!!! – идущий впереди проводник обернулся. – Вон он, скит-то, за ельником!
- Командуйте, поручик! – вглядываясь в показавшийся за елями частокол и крытую осиновой дранкой крышу, быстро приказал Андрей. – Только – шепотом!
Вытащив шпагу, Уваров жестом подозвал капралов:
- Рассредоточиться! Заря-жай!
Полковник и Вейно подобрались к скиту ближе. Все казалось безмятежно-спокойным, каким-то даже и нежилым. Скакали по частоколу птицы, прошмыгнул по поляне заяц, скрылся в кустах. Незапертые, раскачанные порывом ветра, ворота жалобно скрипнули.
Громов обернулся:
- Ну, что, парни? Пошли!
Поручик действовал грамотно – скит вначале окружили, а уж затем ринулись в атаку – прямо через незапертые ворота, с выстрелами для устрашения и громовым «ура!»
- Нет никого! – выскочил из избенки обескураженный капрал Евсеев. – А ведь были, и недавно. Дня три-четыре назад. И каша к котелку припеклась, и хлебушек черствый под столом валяется. Были! Но, ушли.
- Видать, предупредил кто-то, - Уваров, подойдя ближе, потряс саблею. – Вона, что нашел! В амбаре таких много – с пару дюжин, точно. И фузеи, и пистолеты есть!
- Да-а… - протянул Евсеев. – Хороши старцы, неча сказать!
- Абордажная сабля, - полковник щелкнул ногтем по широкому клинку. – На корабле как-то такие уместны куда более, нежели здесь, в лесу…
- Такие ж мы… у пушкарского обоза находили! – вскинулся, вспомнил поручик. – Что же, в этом скиту-то – свеи хоронились? Так, стало быть?
- Похоже, что так, Иване, - согласно кивнул Андрей. – Эх, жаль, упустили мы их. Жаль, упустили!
- Так раскольница та, Василина, должна ж что-нибудь знать!
- Вряд ли много. Свеи не дураки, чай.
Поручик с досадою сплюнул:
- А. может, погоню?
- И куда? – невесело рассмеялся Громов. – Если б по горячим следам, а так… У беглецов – сто дорог. На Вологду могли уйти, в Архангельск – вокруг Онеги-озера… А могли и через посад Тихвинский – на Питербурх двинуть.
- Я б на их месте отсиделся сперва, - высказал дельную мысль Евсеев. – Подождал, покуда поутихнет все. Тут есть, где отсидеться.
Андрей согласно качнул головою и призадумался. И впрямь, зачем шпионам поспешно бежать в Щвецию, когда непобедимая армии короля Карла уже под Минском… а, моет, еще и дальше? Еще немного, вот-вот, и Россия падет, армии капитулирует, дай-то Бог, чтоб на более-менее приемлемых условиях. Так многие тогда считали, включая самого царя Петра. Вот и шпионы эти – чего и бояться-то? До осени продержаться, а там… там и свои подойдут, и Питер-бурх, и Тихвин - шведскими станут. Так что вряд ли пути-дорожки перекрывать стоит – затаятся соглядатаи свейские, отсидятся, переждут. Сыщешь их в глухомани непроходимой, как же! Одна ниточка, пожалуй, и осталась… нет, две - человек со шрамом и контрабандисты Алферия Самсонова! Вот тут-то и может удача прийти… коли постараться зело.