- С воеводского? Так бы сразу и сказал...
Ворота заскрипели, отворяясь почти что наполовину, высунулся на улицу мордатый страж, пропустил гостюшку:
- Подымайся, вона, в светлицу - хозяин велел тот час пред очами его предстать!
Первый тихвинский богатей Алферий Петрович Самсонов принял своего соглядатая с благосклонной ухмылкою, расположившись на широкой лавке и почесывая огромный живот. Шелковая рубаха, поверх – обшитый бисером зипун, пояс с кистями – Самсонов одевался по-русски, по-народному, и всячески то подчеркивал, европейского платья – как какой-нибудь старовер-раскольник – не признавал, хотя и надевал, когда была надобность, к примеру – к господину генерал-губернатору на прием.
- В Архангельск, говоришь? – протяжно промолвил Алферий Петрович. – То б и не худо, не худо – подале-то! Одначе, слишком уж много сей господин полковник ведает – а ну-ка, доложить кому? Лан-но, иди, человече… о-от те награда, о-от… Бери, бери, заслужил!
Упала в ладонь соглядатая полушка медная, сверкнула на заглянувшем в оконце солнышке… исчезла.
- Благодарю, господине.
- Пустое! Иди. Там, по пути, дворню ко мне покличь.
Дворня набежала тотчас, да тут же и убежала – хозяину не они нужны были, велел Алферий Петрович Ерофея, приказчика, к себе позвать.
Ерофей явился быстро – у Самсонова все вставали рано, чуть свет. Поклонился в дверях – на вид звероватый, глазки карие, маленькие, из-под нависших бровей, сам коренастый, с плечами широкими, с черною кудлатою бородой:
- Звали, хозяин?
- Звал, звал… На Кузминском тракте наши людишки-то как?
- Братовья, что ли? – приказчик хмыкнул, поспешно опустив глаза.
- Ну, это уж тебе лучше знать, кто они там, о-о-т.
- Да что с имя сделается, господине? - покивал Ерофей. – Живут себе в глухомани, шалят. Но, люди верные, все что хошь, сделают.
- Вот, как раз кое-что сделать и надобно, - почесав живот, Самсонов понизил голос. – Слушай, паря, да на ус мотай. По тамошним местам купцы архангелогоролсике не седни-завтра поедут, возов пять. С ними – наш полковник с жонкой своей… Так о-о-от… С купцами-то братовья тови пущай, как хотят, а вот полковник да жонка его доехать никуды не должны. Понял?
Приказчик поклонился, приложив к груди ладонь:
- Справимся, господине.
- Седни и отправляйся, наказ мой братовьям передай. Лошадь на конюшне возьми быструю.
Ерофей добрался до корчмы на Кузминском тракте за два дня, значительно опередив купеческий обоз, с которым ехали и Громов с супругой. Вечерело, однако, ночи нынче стояли светлые, белые, на тракте далеко было видать, вот и приказчик, погладив по шее утомившегося коня, всмотрелся – вот и знакомый холм, озеро, а рядом с трактом – корчма. Изгородь, амбары, приземистая гостевая изба, крытая дранкой. Ну, наконец-то! Добрался, доскакал, теперь передать братовьям-лиходеям хозяйский наказ, перекусить, браждицы выпить, да раненько поутру – в обратный путь, тропками обзходными, чтоб случайно с обозом не встретиться. Вдруг, да братовья обозных побояться трогать, только кого приказано, порешат? А потом купцы-то и вспомнят, кто им на пути встретился, перед тем, как…
Как там уж все будет – пущай братовья и решают, их дела. Хотя… ежели обоз захотят пограбить, так, тогда, верно, лучше уж и не спешить, лучше с ними остаться – обоз-то не бедный, ага. Тем более, и людишек-то там не так и много – пятеро возчиков, трое парней приказчиков, сам купец да еще четверо нанятых стражей с фузеями и палашами. Этих-то стражей надобно первыми… Одначе, нет! Полковник сперва, и жонку его… и слугу – черного, как уголь, дьяволенка! А полковничья-то жонка красива, корвища – с такой и позабавится не грех, а потом кинуть в озеро, або в лес, волкам на съедение.
Да-а… вот славно-то! Вот так славно, как хозяйское то приказание пристатилось. И обоз… и баба!
Погруженный в приятные мысли свои, Ерофей уже повернул было к корчме… как вдруг что-то его насторожило. Что-то такое… нелепое… Детский смех!!! Ну да – именно со двора он и донесся. А потом залаял пес – как-то по-доброму залаял, весело. Глядь – выскочили со двора четверо отроков, а за ним – чуть погодя - и пятый, понеслись с хохотом к озеру… бултыхнулись.
Одна-ако!
Поспешно заворотив лошадь к лесу, приказчик спешился, да, привязав поводя к старой березе, почесал бороду в раздумьях. Откуда это у лиходеев на постоялом дворе – отроци? Да еще так много. Главное – веселятся все, смеются… Не похоже, чтоб их силком держали. И что-то братовьев не видать – может, подались на охоту? Или, скорей, на большую дорожку –малость пошалить? Дак, эти-то тогда кто? Откуда взялися? Насколько Ерофей помнил, братья-разбойники детей заводить покуда не собирались, жонок, конечно, таскали, некоторые и понесли после, да с дитями на корчме показываться не отваживались – и правильно делали.
От, дьявол!
Прибив насосавшегося кровушки комара, Ерофей все же решил заглянуть в корчму – ну, не в лесу же ночевать-то? Надоело уже в лесу. Да и узнать хоть что-то надобно – обоз-то, чай, завтра к вечеру и прибудет… или даже к обеду уже. Торопиться, поспешать надо, думать-то особо некогда. Ладно. Поглядим, что там да как.
Спрыгнув с лошади у распахнутых настежь ворот, приказчик громко позвал:
- Хозяева! Эй, хозяева! На постой-то к вам можно ль?
- На постой?
Из корчмы выбежала на зов рыжая, по виду – шебутная – девка, расхристанная, с неприбранными волосьями – ну, прямо корвища! Худая, словно ржавая немецкая селедка. Плечикам повела, глазищами сверкнула, поклонилась с улыбкою:
- Милости прошу! Гостям мы завсегда рады, ага. Коня я привяжу… а парни явятся, так зададут корму. Чего на ужин изволите, господине? Или, может быть, с дороги-то, баньку? Мы топили уже, так быстро поспеет.
- Баньку хорошо бы, - заходя в корчму, кивнул гость. – Много ль по деньгам выйдет-то?
- Ну… - рыжая задумалась. – Полушка за постой, полполушки – за ужин, да за коня, да столько же – за баню , всего выходит полкопейки.
- Добро. Сговорились.
- Ну, идемте пока – людскую вам покажу. Кровать справная, перина, правда, не на пуху – свежей соломой накропана.
- Ничего, хозяюшка. Сойдет и такая перина.
Приказчик вспомнил вдруг – кто эта наглая девка! У братовьев-то сестрица была… потом куда-то пропавшая, говорили – в озере утопла, что ли… Девчонку это – точно, рыжую! – Ерофей как-то пару раз видел, правда мельком, до мужских бесед братья ее не допускали. Интересно – а она-то его вспомнит? Навряд ли – столько народу тут проходило – корчма, чай! – поди-ко, запомни каждого. Да и к чему? А о братьях-то узнать все же надо… Как бы так, невзначай.
- А я слыхал, хозяюшка, тут мужики какие-то были, братья. Мне так посоветовали – мол, ночевать – к братовьям на Кузьминский тракт.
- Были братья, - тут же обернулась девчонка. – Были, да на дальнюю заимку отправились – починить крышу. На той неделе, может, и вернуться, ага.
Врала рыжая! Не было у братовьев-разбойников никакой такой дальней заимки! Да и не ушли бы они все вчетвером – на хозяйстве обязательно кто-нибудь да остался бы, не токмо эта пигалица. Ой, не договаривает что-то девка! Врет!
По хозяйству, у печи, хлопотала какая-то ядреная молодица, плотненкая, молчаливая, с каким-то застывшим лицом. Готовила ужин. Потом прибежали с озера отроци, троих рыжая сразу же отправила топить баню, да воду таскать, двое же – темненький, выглядевший постарше других, и белоголовый – принялись колоть во дворе дрова, складывая их по местному - в стога, так поленья лучше сохли и, продуваемые ветерком, не гнили.
Хоть ночи стояли и белые, а все же внутри-то было темновато – рыжая зажгла лучины – хорошо занялись, горели ярко, без чада почти.
Гость одобрительно покивал:
- Из топляка лучинки-то?
- Из топляка. Айна посейчас яишню с салом спроворит. Капусточки выставлю – покушаете, а там и банька поспеет. Ой! Может быть, водки хотите?
- А есть?
- Осталось еще… Только…
- Ну, полштофа тащи! Заплачу, сколь скажешь, хозяюшка.
Что-то с братцами-разбойниками было нечисто, да все эти отроци выглядели как нельзя более подозрительно: одни, без пригляду опытных взрослых… Да и вели себя на постоялом дворе, как хозяева. Братья такого бы ни за что не допустили! Ежели так – худо дело! Некому, выходит, хозяйское приказанье исполнить… ужо, самому придется. Придется, придется… иначе Алферий Петрович последнюю шкуру спустит, с него станется, пес тот еще! Спросит с пристрастием – а кой же черт мое приказанье не выполнено? Братцы-разбойники подевались куда-то? А ты, сукин кот Ерофей, на что? Так и будет все, так и будет, об том у приказчика сомнений никаких не было. Да-а-а… придется таки самому, придется. Теперь думать надо, как все половчее обставить: как господина полковника с жонкой его уложить, да самому не попасться. Можно, конечно, и тут, в корчме, задержаться – мол, устал, так денек отдохну. Можно даже всех отроцев да отроковиц на тот свет отправить, чтоб не мешали – уж это-то запросто…вот только потом – что? Обозников все равно всех не перебить, а они ведь его запомнят .И, буде когда на посаде встретят… Потащат на воеводский двор, а там отдадут палачам – никакой Самсонов не поможет, не вытащит!
Так что лучше зря на постоялом дворе не маячить… лучше стрелою достать, издали, слава Богу, уж места то эти Ерофей неплохо знал… Ага – стрелой! А где е взять-то, как тугой лук справить – времени-то нету совсем! Да и после – по лесам-то бежать, так и поймать могут. Не мальчик уже – бегать, чай, пятый десяток пошел.
Спускаясь вниз, в баню, гость хмурился – ну, никак не мог придумать – что делать, как быть? И так выходило нехорошо, и этак – худо. Этот еще… балабол – рот не закрывается…
И впрямь, сопровождавший приказчика белоголовый отрок - звали его, кажется, Кузякою – болтал охотно и много, и пока спускались, и в бане уже. Болтал по-пустому – про охоту, про рыбалку рассказывал, про грибы…
- Вона, тут, господине, шаечки, а вон – веник. Еще водицы принесть?