- Да, пожалуй, хватит, - раздеваясь, Ерофей задумчиво махнул рукой, все ж таки не хотелось такого болтуна отпускать раньше времени – может, что и путнее выболтает? Веником-то помашешь, паря? Полполушки дам.
- Помашу, дяденька. Я парить умею, это я – враз! А за полполушки – благодарствую.
Спрятав медяху за притолочину, Кузяка живенько скинул одежку и следом за гостем вошел в исходящую жаром баньку.
- Ложитеся, вон, на полок, господине. Поддать, может, парку?
- Поддай, поддай, - укладываясь на полке, довольно усмехнулся приказчик. – А добре вы тут натопили, ага.
Парнишка ловко зачерпнул корцом кипящей водицы, швырнул на каменья – банька враз окуталась духовитым паром.
Ерофей блаженно закрыл глаза – Кузяка со всем тщанием принялся охаживать его веничком, старательно, но, правда, недолго – сам первый выскочил, весь на пот изошел. Гость тоже вышел, окунулся в озеро, уселся около бани, потягивая принесенный отроком квас из большой глиняной кружки:
- Эх, славно-то так… Славно!
Кузяка присел радом:
- Так вот господине, я про грибы-то не дорассказал. Грибов тут – страсть, особенно, за дорогою, на борах. Они, грибы-то, уже сейчас появилися, правда, мало еще, но есть. И лисички есть, и опята, и подберезовики иногда попадаются – дожди-то недавно шли.
- Грибы, говоришь… - Ерофей аж губу прикусил – до чего ж просто все оказалось! Ну, вот оно и решение…
- Поганок-то, поди, много?
- Да есть… Еще парку?
- А, пожалуй, и хватит, - засмеявшись, приказчик похлопал отрока по плечу. – Пожалуй, и почивать пора… Завтра пораньше встану – прогуляюсь, пройдусь, а потом, к обеду ближе, поеду.
Парнишка, рубаху натянув, поклонился:
- Как скажете, дядечка.
Ерофей вернулся в корчму в самом прекрасном расположении духа; спать, правда, сразу не лег, все ходил по избе, присматривался, да так, словно бы невзначай, расспрашивал.
- В людской-то народу обычно много бывает?
- Да бывает, дядечка. Особливо, говорят, по осени…
Рыжая с молчаливой своею подружкой занимались тестом – на пироги ставили, отроки дровишки складывали, а Кузяка по-прежнему гостя сопровождал, показывал... словно свое показывал, вот ведь! Да-а, братовьев-то, похоже, того… Ну и детки! Придушить бы их всех… да не до того нынче.
- А вот скажи, друг Кузяка, а, ежели вдруг, тут у вас благородные господа захотят остановиться? Скажем, семейная пара. Их что – тоже в людской поселите?
- Да ну, в людской! – засмеялся подросток. – Скажете тоже, дяденька. У нас для таких дел горница гостевая есть! С кроватью, с балдахином… даже с ночной вазою!
- Неужто? – приказчик недоверчиво покачал головой. – Любопытно было взглянуть.
- Так идем, мил человек! Покажу. Правда, там темновато ныне…
- Ничо! Я и так посмотрю.
Гостевая горница оказалась небольшой, но уютной – широкая, под синим, с шелковыми кистями, балдахином, кровать с резными ножками в виде львиных лап, стол с серебряным кувшинцем и свечкою, обитая дорогим аксамитом лавка.
- Да-а, не худо! - восхищенно присвистнул гость. – Поди, дорого?
- Копейку за ночь возьмем!
- А кувшин этот – для вина?
- Можно и вино. Но, Ешка говорит, обычно квас туда ставят – мало ли, гостям с дороги попить.
- Квас, говоришь… ага…
Хоть Ерофей и проснулся раненько, а все же не первым – двое босоногих отроков уже выгоняли со двора стадо в четыре коровы, вокруг которых скакал, весело лая, пес.
- Ей, Кольша, Микитка! – выглянула из корчмы рыжая. – Пирогов-то с собой возьмите, ага. Забыли, что ль?
- А ведь забыли! – парнишки смущенно переглянулись. – Хорошо, хоть ты напомнила, Еша!
- Да без меня б пропали тут все!
- Не-а, мы б вспомнили – прибежали бы.
Парни выгнали коров со двора, приказчик же, наскоро перекусив рыбником, тоже засобирался:
- Смородинова листа пойду, нарву. Оченно здесь лист добрый. Заварить – от всякой хвори подмога.
- Я Кузяку могу с вами отправить, - улыбнулась рыжая. – Он места ведает. Сморода-то здесь недалече, край озера.
- Не надо Кузяку, хозяюшка. Сам все найду.
- Ну, как знаете, господине, - девушка вытерла руки об фартук. – К обеду-то, чай, вернетесь?
- Раньше приду.
Поблагодарив, Ерофей вышел их корчмы и, зайдя за ворота, резко ускорил шаг, направляясь по тракту к лесу - на боры.
Любопытная Евфросинья, проводив его взглядом, хмыкнула:
- И совсем не туда пошел, чудо. Догнать, что ли? А, ну его… мало ли дел. Айна! – девчонка повернулась к подруге. – На обед-то щей сварим иль налимью уху?
- Уху лучше, - протянула «дикушка», ту же добавив что-то по-своему, по-весянски.
- Что, что ты говоришь, Айнушка?
Весянка покачала головой:
- Плохой человек этот гость, да. Я чувствую. Вроде бы, и улыбается, и говорит ласково – а взглядом этак недобро шарит. И ходит, словно медведь-шатун – конди.
- Мне он тоже как-то не очень показался, - согласно кивнула Ешка. – За смородиновым листом пошел, ишь ты. Будто у посада смороды нет! Хотя… на борах-то ее нету точно… Девчонка немного подумала и, выйдя во двор, позвала:
- Егорша! Ты там поднялся уже?
- Давно! – растрепанный отрок выглянул с сеновала. – Посейчас слезу.
- Слезай, слезай… Вот что! Беги-ка скорей на пастбище, к нашим. Там боры рядом, пущай глянут – что гостюшка наш там поделывает?
- Так я и сам могу глянуть…
- Нет! Пусть они… Заметит – так не так подозрительно. Пастбище-то – рядом.
Егорша вернулся быстро. Уселся за стол, взял кусок рыбника, да едва от смеха не подавился:
- Гость-то наш грибы на борах собирал.
- А-а-а.
- И знаешь, какие? Поганки! Вот чудной-то!
Крепко задумалась Ешка, однако, ничего предпринять не успела – постоялец явился почти сразу за Егором, пирогов не ел, просто попросил налить с собою кваску в плетеную баклагу, о поганках никому не рассказывал, в людскую к себе зашел – собрался, да, поблагодарив за постой, отъехал.
- Чудной, - качала головой Евфросинья. – Ну, чудной, одначе.
- Едут! – вдруг неожиданно закричал со двора Кузяка. – Едут, Еша!
Все трое – Евросинья, Айна, Егор – поспешно выбежали во двор.
- Да кто едет-то?
- Купцы! Купцы едут! Вона, какой обоз, пять возов… да нет – больше!
Выбежав навстречу гостям, Егор присмотрелся и вдруг закусил губу. Убежать бы, спрятаться, да поздно уже, заметили.
- Ну, здравствуй, Егорий. О! И Евросинья здесь. И тебе не хворать, дева.
- Господине полковник…
- Да что вы стоите, словно громом ударенные? – слезая с коня, рассмеялся Громов. – На постой-то пустите, а?
- Ой! – ахнула Ешка. – Добро пожаловать, дорогие гостюшки. Да я для вас, господин полковник… да я… И… и не возьму ни полушки, вот! Ночевать будете?
- Да заночуем.
- Посейчас баньку велю затопить. А покуда… Идемте, покажу вам апартаменты!
- Апартаменты! – оглянувшись на Бьянку, весело улыбнулся Андрей. – О, как!
- Самые настоящие! – суетилась рыжая. – Там кровать есть и даже… даже ночная ваза!
- Ну, раз ночная ваза, тогда конечно…
- Там очень хорошо, господин полковник, - встрял в беседу Кузяка. – Ваот и господину приказчику, что допрежь вас был, понравилось. Он даже перед уходом туда заходил – вазой ночной любовался.
- Что-что? – Ешка неожиданно напряглась – может, все же недаром ей не понравился тот странный приказчик?
Поганки в лесу собирал, в горницу гостевую заглядывал – только ли любопытства ради? И как-то уж слишком поспешно отъехал – даже не пообедал, лишь квас с собой взял… Квас…
- Кузяка – в гостевую за кувшином сбегай –я квасу налью… А вы, господин полковник – пожалте прошу за стол. Пирогов наших отведайте.
- Пирогов? – Громов радостно потер руки. – Это – со всем удовольствием. С чем у тебя пироги-то, хозяюшка?
- С налимом, с форелью, со щукою! Какие пожелаете – кушайте на здоровье. Сейчас я ушицы налью.
Девушка поклонилась в пояс и вдруг тихо спросила:
- Господин полковник… ежели братцы мои без вести сгинули, так выходит, я всего наследница – так?
- А ты в церковную книгу записана?
- Записана.
- Тога по закону – так и выходит. Только, ежели вдруг кто из братьев объявиться – он больше прав имеет.
- Это я понимаю, ага… Кузяка! – Ефросинья оглянулась на подбежавшего отрока. – Ты что кувшинец-то не принес? Забыл, зачем посылала?
- Дак это… - парнишка растерянно развел руками. – Там, в кувшинец-то, квас есть уже. Кто-то налил.
Рыжая подозрительно прищурилась:
- Айна, ты наливала?
- Нет.
- И я не наливала. Ладно! Вы, гости дороге. Кушайте… А я баньку проверю – народец и меня такой, глаз да глаз! Ой… господин полковник… Можно, я еще кое-что спрошу?
- Спрашивай, спрашивай, - покладисто кивнул молодой человек. – Вкусные у тебя пироги, умм.
Ешка покусала губу:
- Парни мои… отроци… они как – беглые считаются?
- А они монастырские?
- Так все мы здесь…
- Оброк обители вовремя платите?
- Да заплатим, ага!
- Тогда с архимандритом договор надо составить, с отцом Боголепом. Всех отроцев туда записать – за них и платить. Думаю, святой отец против не будет – ему все равно, где его людишки живут, на посаде, или еще где. Лишь бы оброк честно платили!
- Мы честно… Ладно! Пойду я, сбегаю…
Оставив гостей, Ешка поднялась в гостевую горницу, постояла у стола, в задумчивости глядя на полный кувгин. Понюхала – квас и квас. Но вот хлебнуть почему-то побоялась. Жизнью-то битая, ага! Да и чувствовала что-то такое, нехорошее – все ж таки немножко ведьма. Постояла, подумала, подала плечами, да отнесла кувшинец в выгребную яму, выплеснула квасок… да и сам кувшин туда же и выбросила – от греха! Подумала, ухмыльнулась…
- Ну, вот тебе, господин полковник – добром за добро.
Гости уехали утром, и купцы, и полковник Громов с супругой – гишпанской, неописуемой красоты, княжною. Простились по-доброму: