У Алексея не было крепежа под фонарь, по этому держал его во рту, пока стягивал ящики.
Гриф выключил фонарь, прислонился спиной к кирпичной прохладной стене. Боль в правом боку была еще терпимой, но он знал, без «ударных аккордов» не обойдется. Приближение приступа он ощутил, когда покинули сгоревший хутор.
Анестезирующий холодок растекся по рту. Гриф закрыл глаза, сказал, немного картавя и сглатывая слова: «Харе батареи сажать. Выруби фонарь».
- А он? - спросил Алексей.
- Выброс скоро кончится, и он уйдет.
- С чего ты взял, что скоро кончится?
Гриф ничего не ответил. А в подтверждение его слов громыхнуло, уже южнее и глуше. Они сидели в темноте, прислушивались к стихии, к сварливому бормотанию зоны, к смерти, расхаживающей по проклятым землям и собирающей неприкаянные души сталкеров, которые не успели забиться в щель, вдавиться в трещину, зарыться в звериную нору или подлезть под плиту.
- У меня мать с отчимом не просыхают, - заговорил Алексей негромко. Голос его прозвучал сухо. Он подумал, что неплохо бы воды глотнуть, но передумал. Он с самого начала знакомства с Грифом искал момент, чтобы рассказать ему о своих веских причинах оказаться в зоне. Ему казалось важным, чтобы Гриф об этом знал. Без суеты, в темноте, не видя бесчувственных глаз, он мог собраться с мыслями, а точнее набраться смелости.
- У нас деревня вся такая, - продолжил Алексей. - Из двухсот дворов осталось пятнадцать. Работы нет, кто порукастей, да пошустрее по городам двинули. А лодыри да алкашня остались. Скучковались и вот ходят по домам, считают, чья следующая очередь гостей принимать. - Алексей замолчал, вспомнил, что творилось в Яваршино, тяжело вздохнул и заговорил вновь. - У Старчаков трое ребятишек дома осталось. Родоки на сабантуй к соседям свалили. А им холодно стало. По осени дело было. Печку разожгли и легли спать, а заслонку не выдвинули. Пьяные Валька с Сашком пришли под утро, а дома дым коромыслом. Леха с Толиком и Иришкой окоченели уже. - Алексей шмыгнул носом, рукавом вытер сопли. - Я увезти их хочу. Бабулю с мамкой. Она раньше не пила. Это Колян ее тянет. А бабуля слепая. Катаракта у нее на оба глаза. Вылечить хочу. Дом где-нибудь куплю в месте, где деньгу зашибать можно. У меня права есть, шоферить умею. И мамку устроить бухгалтершей надо. Она раньше в нашем совхозе главбухом была. - Алексей замолчал, прислушиваясь к ровному дыханию слева. - Гриф, ты спишь?
- Нет, - не сразу ответил сталкер, подумывая, не притвориться ли и, правда, спящим. По большей части «отмычки» мечтали о разном, но в то же время об одном и том же. Все они с удовольствием делились планами, когда с мешком денег из зоны воротятся: о тачках пантовых, о виллах на побережьях, о курортах, о жирной, ленивой жизни, о дорогих безделушках, о «телычах», об униженных врагах, как весь мир крутить будут и ничего у них не отвалится.
Попадались, правда, и оригиналы. Один кольщик мечтал о своем тату - салоне, хотя кожа его была девственно чист. Гриф поначалу ему даже не поверил. Другой пошел в зону, чтобы заработать тугриков на бюст своей сожительницы. Уж очень он по этому поводу убивался. Всю дорогу только и болтал о сиськах, пока вконец не достал Грифа и тот решил - дешевле пустить его в мясорубку, чем тащить еще пятнадцать километров до Агропрома.
В амбаре повисла тишина. Где-то в отдалении громыхал и зверствовал выброс. Из угла, где лежал слепой пес, послышался тяжкий вздох. Темнота сразу сделалась неуютной. Алексей обернулся, ничего не увидел. Поборол желание включить фонарь и заговорил вновь: «Больше всех бабулю жалко. Ее пенсию мать с Коляном пропивают. Я-то ладно, могу и день, и другой без харчей, а бабуля слабая. Только куры и спасают. Я с Коляном справился бы. Несколько раз схлестывались, да дружков у него целая деревня. Разок так мне бока намяли, что в больницу загремел. А пока там валялся, бабуля чуть с голоду не померла. Они ее вместе с кроватью в курятник переселили, чтобы не кряхтела и еды не просила. Хорошо, что не в сарай. Она там сырые яйца пила. Она не мамкина мать, а отцова. Обуза она им, терпят только из-за пенсии. Отца я не помню. Бабуля говорила, что он под косилку попал. Пьяный шел с реки…
- Тихо, - Гриф перебил Алексея. Парень прислушался. Громовые раскаты были едва слышны, а в амбаре стало как будто светлее. В полумраке уже можно было различить лежащий в углу темный комок. Слепой пес поднял морду и пристально смотрел через дверной проем, словно тоже прислушивался к происходящему снаружи.
- Вроде закончилось, - сказал Гриф, встал и прошел к выходу. Некоторое время стоял, прислушивался, всматривался. Затем развернулся на каблуках, отошел к стеллажам, достал пистолет и несколько раз выстрелил в сторону пса. Пули ударились в стену, выбивая крошку. Мутант взвыл, подпрыгнул на метр, кинулся бежать, врезался в стену, отскочил.
- Тупая скотина, - процедил Гриф, подбежал и пнул того в зад, придавая направление к выхода. Пес зарычал, оскалился, клацнул зубами, но задерживаться не стал. Гриф убрал пистолет, подошел к выходу, проследил его путь: «Давай, Салабон, поднимай крестовину и дуй за мной, а то, не ровен час, карусель нам выход перекроет».
Глава 6. Откровения
Гриф держал путь на «крест Брома». Мимо проплывали унылые осенние пейзажи, вздыбленная земля, вдали, словно соломенные конусы возвышались мачты ЛЭП.
- Ты пса специально оставил, чтобы после выброса запустить «отмычкой»? - поинтересовался Алексей, шествуя первым.
- Угу. Давай вон на тот пень двигай, - сказал Гриф и указал пальцем.
- А про перемирие это треп? - допытывался Алексей.
Гриф не отвечал, и Алексей обернулся. Сталкер шел следом, повернул голову и смотрел куда-то в сторону. Алексей проследил за его взглядом. Вся растительность коричнево-багряного леса стояла нагой. Ни одного листочка, словно его долго трясли и обдували. Опушка была засыпана трухой рыжего цвета, а там, где стояли раньше деревья, высились остроконечные пирамиды этой самой трухи.
- Что такое? - спросил Алексей.
- Хрен его маму знает, - ответил Гриф с озадаченным видом, - что-то с зоной происходит.
Они шли и смотрели на лес, пораженный какой-то заразой. Лес казался не то что больным, а мертвым уже сотню лет и от древности его кости рассыпаются в прах.
- Может, посмотрим поближе? - спросил неуверенно Алексей.
- Нет, - отрезал Гриф, - мы лучше противогазы напялим от греха подальше, - и полез в противогазную сумку. Через минуту они шли в прежнем строю, но уже в средствах индивидуальной защиты: Гриф в ПМК - 3 с обтюратором, с обзорным очковым узлом, с приспособленным для приема воды, с фильтрующим элементом слева на маске, с встроенным переговорным устройством. Алексей в советском широко известном МО - 4 (малый общевойсковой) с гофрированным шлангом, который в данном случае свободно болтался на маске. Алексей отдаленно напоминал снорка и если бы не ПМК-3, то он мог бы заметить на лице сталкера веселую улыбку, которая становилась шире, стоило тому посмотреть на раззяву.
Они прошли метров двести, когда Алексей заподозрил что-то неладное. Он резко остановился, поймал болтающийся конец шланга, поднес к глазам. Несколько секунд смотрел, а затем спешно принялся прикручивать к бачку. Покончив с неисправностью, вновь зашагал по тропе. Он повернулся в пол-оборота, как бы заинтересованный чем-то вдали и украдкой взглянул на сталкера, не заметил ли тот конфуза? Гриф смотрел в сторону и давился смешком. Не прошло и минуты, как задыхающийся Алексей, стянул с головы маску с запотевшими стеклами, обернулся к Грифу, сказал с возмущением: «Противогаз неисправен».
- Что такое? - сталкер подошел к парню.
- В нем невозможно дышать.
- Так ты ж, дубина, - сказал сталкер приглушенным маской голосом. Алексей вопросительно уставился на него.
- Заглушку из бочка вынь. - Гриф зашагал вперед. Алексей переместил противогазную сумку вперед, рукой пошарил по днищу бочка. Резиновая пробка затыкала входное отверстие.
Едва он нагнал сталкера, как тот «протрубил» отбой и стянул маску.
- Заруби себе на носу, - говорил Гриф, убирая противогаз в сумку, - кроме тебя самого, о тебе в зоне никто не позаботится. Научись надеяться только на себя, проверять оружие и снарягу заранее, а так же продумывать маршрут и правильно взвешивать свои силы. Зона если прощает ошибки, то с тяжелыми последствиями. Будь в воздухе какая-нибудь отрава, сейчас ты лежал бы мертвяком, медленно разлагался, а на душок скоро бы подвалили крысы или слепые псы. Вот бы ты их порадовал. - Гриф отвернулся, хотел было идти дальше, передумал, снова обернулся к Алексею: «Нет в зоне никакого перемирия. Просто научись выживать».
Вечерело, когда они ступили на огромную площадку, заставленную длинными ржавыми рядами зараженной техники на спущенных, вросших в землю колесах, с задранными капотами, с разбитыми фарами, с порослью на кабинах и кузовах. Брошенные радиоактивные грузовики, самосвалы, бульдозеры, подъемные краны, тягачи, вертолеты, пожарные машины, трактора, скорые «батоны» и РАФы, танки, БМП и прочий транспорт доживали свой век на свалке вдали от людей, как чумные в карантинных отстойниках.
- Тихо. Слышишь? - Алексей остановился и замер. Сквозь постоянное потрескивание дозиметра он расслышал отдаленный рокот. Двигатель работал утробно, как у грузовика.
- Шагай, шагай, Салабон, - Гриф в спину подтолкнул Алексея, - здесь и не такое случается, особенно после выброса.
В подтверждение его слов вдруг в длинном ряду машин зажглась фара и тускло замерцала. Под каким-то капотом аккумуляторная батарея с распухшими стенками и осыпавшимися пластинами непонятным образом ожила и выдавала малосильные коматозные вольты. В надвигающихся сумерках все это слышалось и смотрелось зловеще. Вдобавок, слух уловил тонкий писк умирающего клаксона. Ощущая мороз на спине, Алексей старался ступать тише и все время озирался. Его привлек негромкий голос Грифа: «Давай - ка перейдем. И держись дальше от этого железа - фонит, как незнамо что».