- Ну, слушай дальше, - сталкер пустил носом дым. - Попал ему в голову, всю машину кровищей забрызгал, сам тоже уделался. Сижу, моргаю, как тупица и не знаю что делать. А тут еще машину в луч поймали. Я и решил, что не буду садиться из-за этого урода. Дал по газам и в лесок срулил. Чтобы замести следы, врезался в дерево, сгреб Сержика и поволок в чащу. Думаю, нет тела, нет дела. Мало ли, что здесь случилось. Пусть лучше буду без вести пропавшим, при исполнении, чем убийцей. Не хотел я, чтобы Танюшка обо мне плохо думала. Да и выплаты им положены в таких случаях. Мой комбат - мировой мужик, сделал все, как надо. Справки наводил, им до сих пор за меня платят. Во-о-от, - протянул Гриф, собираясь с мыслями, - потом… А что потом? Потом я в хутор забрел, сталкера мертвого нашел, переоделся и сам стал сталкером. Вот и все. За хабаром до сих пор хожу, Танюшке деньги на операцию пересылаю. У них все в поряде. Сейчас она на реабилитации.
- Почему ты не объявишься? Не вернешься к ним? - Ява посмотрел на сталкера.
- Что я им скажу, когда спросят: где пропадал шесть лет? Куда вообще девался? А я им, т-с-с-с-с, не так громко, а то заметут. Нет, Ява, я уж лучше мертвым, без вести пропавшим похожу. Ты сам бы хотел, будь у тебя ребенок, чтобы он узнал, что ты убийца и дизер? - несколько мгновений они смотрели друг другу в глаза. Наконец, Ява отвел взгляд и сказал, - как знаешь, но только каждому ребенку нужен отец. Живой отец, рядом.
- Я был ей отцом. Живым. Рядом. И что? Я не мог на свою гребаную зарплату лекарств купить, витаминов сраных. Она на кресле ездила, которое нам отдали соседи - бабка у них умерла, ненужным стало. А что я здесь, - Гриф уже говорил тише и как-то устало, - так это плата моя. Не смог там, хоть здесь сгожусь.
Они снова замолчали. Через минуту Ява сказал:
- Ты же не специально. Ну… того мужика грохнул.
- Ты это прокурору скажи. И хватит об этом, - благодушие из Грифа заметно улетучивалось. Сталкеры замолчали. Слышно было, как колотят гулко, убойно крупнокалиберные пулеметы на вышках. Где-то одиноко завыла химера.
- Я, так понимаю, тебя Федорыч со своим Коленькой откачали, - снова заговорил Ява.
- Ты откуда знаешь? - во взгляде Грифа проступила настороженность.
- Я же говорю, там был, видел, как тебя доставали, а он сказал, что тебя заберет.
- Нет, я не о том. Откуда знаешь, что старика Федорычем звать?
- Все оттуда же. Кто-то из свободовцев его так назвал.
Гриф некоторое время с подозрением смотрел на Яву, словно просвечивал на правду, потом сказал:
- Пойду за «жигулями». Тебе взять? - поднялся с трубы.
- Да.
Гриф спустился в люк, вновь появился через несколько минут. В руке он держал тактический шлем. Когда подошел, достал из него банку, кинул Яве, затем достал себе: «Это тебе. Подарок, так сказать», - протянул шлем.
- Мне? - у Явы вспыхнули глаза, - это ведь «Грэг Фост».
- Так точно, рядовой, - Гриф сел рядом на трубу, - «Грэг Фост».
- Спасибо, - Ява вертел в руках шлем, - тут и кондей, ночной визор, инфракрасная настройка, GPS, защита от радиации, мощная пси - блокада.
- Ага, - самодовольная улыбка растянула обветренные губы сталкера, - еще там усилитель шумов и разъемы для фильтров.
- Гриф, - Ява посмотрел на сталкера, - он же кучу тугриков стоит.
- Плевать. Это подарок и ты не можешь отказаться.
- Не могу, - подтвердил Алексей. Поднял шлем и стал в него пропихивать голову. Новехонький уплотнитель туго шел по волосам и больно загнул правое ухо, где в слуховом канале еще не полностью отшелушилась бордовая корочка. Все могло кончиться печально, окажись тогда Ява один. Мощный пси-удар свалил его с ног, словно обрезали все ниточки. Потом Керя рассказывал, подумал, кранты, спекся Ява. Когда тебя перевернул, из ушей, из носа ручьем лила кровь. Керя подстрелил пси-волка и два часа волок Яву на горбу до Депо.
- Как ты теперь? - спросил Гриф, дергая за кольцо. Крышка пшикнула, полезла пена.
- В смысле? - Ява положил шлем на колени.
- За хабаром ходишь?
- Ну, да.
- Понял, - Гриф отпил пива, облизал губы. Взглянул на Алексея, словно сомневался в чем-то, затем сказал, - Мне тут местечко с редкими артами стало известно, можем прошвырнуться.
- Далеко?
- За «крестом Брома».
Ява посмотрел на Грифа, помедлил и сказал: «А че, можно».
Гриф улыбнулся, Ява улыбнулся в ответ.
- Замётано, - сказал Гриф и подмигнул.
- А это, - Алексей взглядом указал на правый бок сталкера, - как твоя поджелудочная?
- Захожу я как-то к доктору, - шутливо начал Гриф, поблескивая глазом, - и спрашиваю: «Доктор, что это у меня?». А он так посмотрел внимательно и говорит, это, батенька, у вас в почках камешек, а под ним рачок.
- А все-таки. Нам ведь ну… на дальняк идти.
- Не бздехай, Ява, Федороыч меня от всего дерьма избавил. Рецептик у него имеется. - Гриф встал. - Пойду, отолью. - Он оставил банку на трубе, неспешной походкой направился к стене за бойлеры. Ява смотрел ему вслед, на лице блуждала довольная улыбка. Он знал, что Гриф зовет его не отмычкой, а как равного, как напарника и ему, Яве, не найти в зоне лучшего наставника и друга. Он все еще улыбался, когда пересекая полосу света, пробивающуюся сквозь щель в стене, Гриф вдруг дернулся, разъехался, зарябил, словно помехи на экране телевизора, а через мгновение снова был прежним.
Андрей ДеткинОжерелье Зоны
Глава 1. Судьба
Зона - она не меняется. Все такая же унылая, опасная, жестокая и непонятная. Что в ней может нравиться, что притягивать, что за магнит здесь скрыт? Большинство сталкеров стремится урвать себе, выбраться из ее цепких объятий и не возвращаться. Забыть, как страшный сон, выкинуть из головы, если, конечно, получится, и не вспоминать. «Что со мной не так? Может, это вирус, болезнь, психическое расстройство, зависимость», - думал Алексей, шагая по зараженной земле.
Он водил взглядом перед собой подобно миноискателю, рассматривая сухую траву, плешины, кочки, палый лист, порой ржавые гильзы и кости. Время от времени запускал взгляд ищейкой далеко вперед по изломам гнилого леса, по буграм и рытвинам, по моткам ржавой проволоки, по рухнувшим опорам ЛЭП, по дымящимся ядовитым гатям. Тралил замшелые развалины мехбазы, растрескавшийся, затянутый мхом асфальт, лужи и канавы на подъездной поросшей дороге, высматривал аномалии, и все ему здесь не сказать, чтобы нравилось, но притягивало какой-то особой силой. Словно заложенный в нем код саморазрушения совпадал с кодом той заброшенной, зараженной территории, по которой он шел.
Между ним и зоной существовала связь, необъяснимая обычным пониманием, инфернальная, мрачная. Алексей ее чувствовал, и связь эта была, как между… как между палачом и приговоренным.
«Это судьба, - подводил Алексей черту, не в силах разъяснить себе этой самоуничижительной тяги. - Такая моя судьба, - и уже не искал никаких вариантов и возможностей изменить положение вещей, попытаться вывести нить из-под лезвий Айсы. - Там, за кордоном у меня ничего и никого нет. Я не знаю, как там жить. Не научили меня. Даже одним глазком не дали посмотреть как надо, а здесь Гриф».
При упоминании Грифа терзания и поиск своего места в жизни прекращаются. Все становится предельно ясным и однозначным. Размытый горизонтом взгляд возвращается под ноги, и нечеткие очертания облаков, полей, городов, людей сменяются сухой никлой травой, черной землей, рытвинами, мхом…
Алексей еще не привык к мерцаниям, от которых мороз по коже. В такие моменты, которые, надо признать, случались редко, всего раза два, от силы три, Гриф словно развоплощался, из человека перетекал в нечто аномальное, неживое.
Гриф объяснял, что его мерцания совсем не то, что у Федорыча. И как он заглядывал Алексею в глаза, было видно, хочет, чтобы парень ему поверил.
- Пойми, Ява, я в полном поряде. Старик побывал в самой… эпицентре, поэтому стал таким. Меня же он притащил на краешек и всего на минуту, при этом нашпиговал «нужными» артами, как печеную утку яблоками. Они снизили вредные воздействия. И только. От боли меня корежило все равно что фантик над пламенем. Я отключился, а потом еще два дня колотился в лихорадке. Федорыч, он дедан что надо, лечил меня. Отпаивал какой-то горькой хренью. Помню, подходил, поднимал трясущимся пальцем мне веко. Заглядывал, что-то хотел там увидеть. Наверное, - ухмылялся сталкер, - убеждался, не полопались ли зенки мои.
Тогда Грифу было не до шуточек. Ему казалось, что лежит в темной палатке, а время от времени кто-то заглядывает и задирает полог. Яркий свет врывался в покойный мрак и причинял невыносимую боль. Казалось, раскаленная игла через глазницу пронзала мозг до затылка.
Гриф выжил и теперь мог кое-что такое, что не могут другие. Он определял аномалии еще до того, как просыпался «велис». Слепых псов, зомбяков, кровососов и прочую мутатень чувствовал задолго перед тем, как их замечали другие или не замечали.
Более того, ему не надо подзаряжаться, хватало маленького кусочка «обелиска», который он постоянно носит с собой, вшитый в нарукавный карман. Гриф ни в коем случае не считал себя черным сталкером или сыном зоны. Относил к обычным смертным и как прочие представители своего вида, мог надираться, быть не в духе, мог умереть от болезни или ран.
Дела шли в гору. После нескольких рейдов с Грифом счет Алексея у Гейгера заметно «возмужал» и мог сравниться с ветеранским. И все шло гладенько, на мази, нормуль, чики-пики, пока Гриф не заговорил о бункере. Он никак не мог взять в толк, как так получилось, что в тумбочке, на которой стоял торшер, причем горящая лампа его нисколько не смущала, мог взяться заряженный ТТ. Сталкера не покидало чувство подмены, фокуса, обмана. Аномалия, черт ее дери, какая-то не такая - избирательная до невероятности. Мало того что выворачивает карманы, так еще людей изымает из разных мест. Не давала она ему покоя все равно что чесоточный зуд.