Затем глубоко вдохнул, выдохнул резко и пошел широким шагом.
Когда миновал скотомогильник и гнутый БТР, побежал. В экзоскелете это было не просто легко, это было в удовольствие. Впереди лежали голодные земли.
Ему не нужны были карты и навигация. Гриф следовал избитым маршрутом. Издали через бинокль изучил окрестности мехбазы. Воронку от взрыва заметил сразу, а вот тел, бумаг, папок не обнаружил, словно подмели.
Мрачная, заросшая, местами развалившаяся мехбаза стояла монументальным памятником упадку и полураспаду. Ни одного человека, ни единого движения, разве что колесо по-прежнему вертелось. Хотя их и разделяло большое расстояние, сталкеру казалось, что слышит нудный, тянущий жилы скрип. «Надо же, - удивился он, - грачам хватило ума его не трогать».
Как бы Гриф ни соблазнялся мыслью скорее проскользнуть мимо «Салюта», двигался вдоль опушки размеренной рысью, поглядывая вправо, готовый в любой момент вильнуть в заросли.
У накренившейся старой осины, из которой росла молодая ель, сталкер углубился в лес. Он без труда нашел хату. Только это была уже не хата, а гора сухих веток, стволов и коряг. Потерянный, со скорбным лицом, он кругом обошел место, где много дней назад, а может, и вовсе недавно произошел в его жизни крутой поворот. Вспомнился замшелый старик с высосанными склеротическими глазами. Его слова: «Цель твоя, сталкер, может, и благородная, только каким путем ты к ней идешь. Ангел ты ржавый», - отчетливо звучали в голове, словно Федорыч произнес их вчера.
Надежда повстречать атомного старпера и поправить здоровье испытанным способом, не сейчас, потом, когда вернется, рухнула. «Значит, - размышлял сталкер, - Пистон не брехал». По опыту Гриф знал, что временной камбэк совершают только он и Ява, все прочее идет своим чередом.
Мертвого старика после его загадочного исчезновения никто не видел, так утверждал наемник, и сталкер надеялся найти его здесь, а больше и не знал где искать. Теперь все, надежда только на себя.
Гриф еще раз осмотрел кучу веток, ближайший лес и, не желая больше терять время, двинулся дальше. Минуя городок связистов, хотел было заглянуть в КУНГ, уж больно много воспоминаний роилось в его голове, связанных с ним, но не стал. Прошел мимо.
Бэтээра на опушке не оказалось. Оно и понятно, сколько дней прошло. Единственное, чего опасался сталкер, так это спасательной команды, которая пойдет по следу Качаки.
По треку Гриф без труда нашел тот самый овраг. Он остановился за несколько метров, осмотрелся - безмолвный осенний лес стоял в траурном бездвижении и, казалось, выжидательно смотрел на сталкера, словно ждал от него отходную. Неторопливым шагом, с дурным, тягостным предчувствием Гриф приблизился к краю. Сердце в груди забилось гулко, часто, внутри все сжалось. Чего ради? Что такого он должен был увидеть на дне оврага? Каких-то два трупа. Он их столько перевидал… Сталкер приближался, не в силах усмирить молот под ребрами. Край склона постепенно опускался, словно занавес, отрывая все больше сцены. Когда показались лохмотья армейки, отъеденное и обглоданное предплечье с кистью, судя по размерам, принадлежащее Качаке, стало не по себе. Не в силах больше надеяться, Гриф рывком достиг края и обозрел всю картину целиком. От тел почти ничего не осталось. Их пожрали и растащили по лесу. Костей, каких-либо останков, рваной одежды практически не было. Только отдельные клоки, кепи Явы, распотрошенный шмотник старпома, оружие, обглоданное предплечье. Изрытая множеством лап земля, всклокоченный палый лист давали представление о происшедшем здесь за те несколько дней, пока Гриф ходил в берлогу, пытался помереть, а затем возвращался. Судя по отпечаткам, здесь побывали слепые псы, и кровосос, и даже, мать его, лупырь. «Долбись-провались, откуда они все взялись? - мысленно вопил Гриф. - Ведь лес мертвый, тудыть его в корягу. Ну откуда?». Был еще один след, которого он так и не смог вспомнить, да и неважно. Важно то, что от Явы ни черта не осталось. Гриф вертелся на месте и растерянно озирался. План рухнул не как карточный домик, а как домик из пепла сгоревших карт. Просто пшик, и ничего нет, пустое место.
- Черт, черт!!! - заорал Гриф, воздевая руки к серой полуистлевшей шкуре какого-то мифического мутанта, к катарактному глазу, взирающему на него с верхотуры сквозь прогнившие прорехи. – Сколько раз ты будешь меня казнить, тварь ты последняя!!!Что я сделал не так? Чем провинился? Я ведь играл по твоим правилам! Заложил душу и наживался! Что не так?! Ты же, гадина, меня слепила таким! Сама, своими погаными руками! Я столько тебе принес жертв, а тебе, мразь распоследняя, все мало? Ненавижу! - уже тише хрипел сталкер, опуская обреченно руки. Его вновь посетила недавняя мысль застрелиться, покончить со всем этим цирком мертвецов, хождением по мукам. Казалось, зона намеренно придумывает все эти фортеля с ним, вертит по кругу, испытывая при этом какое-то больное, непонятное обычному человеку, удовольствие.
Потерянный его взгляд остановился на мыске берца, выглядывающего из-за ели метрах в десяти поодаль. Сталкер встрепенулся, быстро подошел и подобрал его. Ботинок сорок первого размера несомненно принадлежал Яве. Сердце вновь с надеждой заколотилось. Гриф осмотрелся, затем быстрым шагом обошел место. Ничего. Хотел было подобрать АКСУ, но остановился, вместо него взял кепи. Что еще? Все. Легкого паренька, надо думать, утащили сразу в какое-нибудь укромное местечко, чтобы обглодать без помех и спешки.
Сталкер долго смотрел на черный, со стоптанным каблуком, сильно поношенный башмак, вертел в руках и чувствовал, как в груди что-то бродит и мутится.
- Все равно я его у тебя заберу, буду забирать столько, сколько понадобится, - проговорил он тихо и зло.
Он так и пошел с берцем в руке. План оставался прежним. Хотя составляющие его рухнули и он уже просто висел в воздухе без подпорок, Гриф продолжал его придерживаться, потому что, кроме этого плана, у него ничего не осталось.
К вечеру он вышел к лагерю, где положил Пистона и еще одного грача. Этих тоже поели и растащили, но частично. Приближаясь к поваленным деревьям, сталкер заметил юркнувшего в заросли небольшого зверька, похожего на тушкана. Следов было не так много, как в овраге, и в основном мелкие. Забирая ранец с брандспойтом, сталкер подумал, что чем глубже он заходит в мертвый лес, тем целее трупы. Вспомнились нетронутые тела у вертолета.
Он проверил баллоны, целостность пиропатронов, после чего закинул легкий пехотный огнемет на плечо и двинул дальше. Несомненно огнемет, хранящийся в МИ-8, был лучше, но Гриф не знал, сколько осталось в нем горючей жидкости после сражения с дымной тварью и случилось ли оно вообще. Сомнения на этот счет были связаны с Авигайль. Получалось, Додик с напарником ее повстречали. Она вполне могла отвлечь туман, как вариант, открыв дверь в лабораторию и мышиную комнату, а сама с научниками уйти безопасным ходом.
Кроме огнемета, на месте катастрофы Гриф рассчитывал забрать у ЧД ключ-карту от дверей лаборатории и робота. Если бы баллоны МПО-50 оказались пустыми, то он так и поступил, кроме того, прихватил бы еще несколько железных колб с ошейников собак.
Но раз есть огнемет, второй, даже лучший, ни к чему. Время, которое отсчитывал его биологический будильник, ни на миг не останавливалось.
Не проходящая, тянущая боль в боку заставила сталкера вспомнить о запасах обезболивающего. Капли Болотного доктора закончились еще в берлоге на второй день похоронной трапезы, и теперь он обходился «синтетикой».
Рак, пожирающий поджелудочную, больше не скромничал. Каждые четыре часа Гриф глотал трамал и в последний прием был вынужден увеличить дозу. Сонливость, заторможенность стали непроходящей побочкой. Он был легкой добычей, а если прибавить неповоротливость в экзоскелете, то, вообще, сарделькой на шпажке. В пользу полумертвого сталкера играл сам лес. Малое количество, почти отсутствие хищников и аномалий были той светлой полосой, что называется фартом.
Гриф перестал есть и только пил. После попытки подкрепиться сухарями его вытошнило. Спутанность сознания размывала границы реального. Сталкер знал, что противостоять смертоносному туману он не сможет. У него нет той силы, которой наградил когда-то Федорыч. Дымная тварь распотрошит, выпьет его без заминки и с превеликим удовольствием.
Он стороной обходил поганые места, утыканные черными деревьями, заселенные клешнятыми тварями и туманом.
Гриф заночевал под корнем вывороченной ели. Отключился сразу. Спал крепко, но беспокойно. Временами боль холодным клинком вспарывала глубокие опиоидные сновидения. Милейшие люди, большие квартиры, машины расползались в разные стороны, как оплавленная кинопленка, оставляя один на один с зубастой тварью, поселившейся в его правом подреберье.
Он просыпался со стонами, в полуобморочном состоянии, не открывая глаз, глотал таблетку, запивал и лежал, скрючившись, ожидая облегчения. Оно приходило, и тогда сталкер заворачивался в мягкий сон, словно в мамину оренбургскую шаль из козьего пуха. Эти ощущения он помнил из далекого детства, как и песню мягким, добрым маминым голосом: «Ласковое солнце покатилось прочь. В темно-синей шали опустилась ночь. Наш старинный город, спи и отдыхай. Засыпают дети, баю-бай…»
Любой хищник мог подкрасться к сталкеру, не особо осторожничая, обнюхать и даже приступить к его поеданию. Вряд ли бы Гриф понял, что происходит. Сон ли это дурной либо правда беда пришла. Он впервые за время пребывания в зоне полностью отдал жизнь в руки провидению.
Глава 36. Конец пути
«В зоне каждый день может оказаться судным, - кто это сказал? - не мог вспомнить плетущийся по лесу сталкер с берцем в руке. Он крепко его сжимал в пальцах, словно боялся потерять. - Мы все, когда сюда приходим, одной ногой уже встаем в могилу. М-да, в могилу. К тому же меня там уже похоронили, - усмехнулся Гриф, - и я сам. Даже поминки справил. В долг живу, блин горелый».
На небольших полянах, плешинах он уже не ускорялся, двигался вялым шагом. Экзоскелет приумножает мышечное усилие, но не рождает движение.