– Не могу, милая. Мои люди не посыльные, чтобы доставлять ко мне всех, кого я пожелаю.
Отворачиваюсь и нервно провожу ладонью по лицу.
– Ты не можешь, или не хочешь? – тихо спрашиваю я.
Дядя тяжело вздыхает.
– Когда ты в последний раз разговаривала со своей матерью, Эмили? – вместо ответа спрашивает он.
Опускаю взгляд, рассматриваю носы своих кроссовок и кусаю губы. Мне становится невообразимо стыдно. После того как мама уехала от нас, я общалась с ней крайне мало. В первое время вообще отказывалась идти на контакт, но после, когда я стала старше, мы поговорили. С тех пор созванивались раз в несколько месяцев.
– Пару месяцев назад, – сообщаю сквозь зубы.
– И в каком состоянии она была? – настойчиво спрашивает дядя.
Вопрос стрелой прошибает мне сердце. Вскидываю голову и встречаю его испытующий взгляд.
– Она была пьяна, – шепчу я.
Дядя кивает, но выражение его лица не меняется. Никакого злорадства или чего бы то ни было еще я не вижу и не чувствую.
– Она пила, пока была замужем за твоим отцом, и продолжает пить с тех пор, как ушла от него к другому мужчине. Семь лет, Эмили. Это немалый срок. Буду с тобой предельно откровенен. Я не хочу и не буду рисковать своими людьми.
Тяжело опускаюсь на стул и закрываю лицо руками, стараюсь дышать размеренно, но разрывающееся от боли сердце не позволяет наполнить легкие желанным кислородом.
– Она ведь моя мама, – шепчу я.
– Знаю, – успокаивающе говорит дядя и поглаживает меня по спине. – Поэтому я постараюсь ее найти, как только эвакуация будет закончена.
Качаю головой. Все что угодно может произойти за несколько недель. Я изведусь от ожидания.
– Хорошо, – говорю я, и не успевает дядя вздохнуть с облегчением, как тут же выдаю. – Если ты не можешь отправить группу, тогда дай мне хотя бы одного человека. Мы съездим и заберем…
– Нет!
– Но почему?
– Твоя мать – алкоголик с многолетним стажем. Сомневаюсь, что она сидит в своей квартире и ждет, когда за ней придут. Кроме того, я не позволю тебе покинуть базу и отправиться… – дядя замолкает, и мне становится не по себе от выражения его лица. – Там слишком опасно.
– Да в чем опасность? – продолжаю спорить уже скорее из вредности. – Пока мы ехали сюда, то не встретили ни одного захваченного, или, как вы их называете, – носителя. На улицах никого нет.
– В том-то и проблема, – мрачно говорит дядя.
– Что это значит? – осторожно уточняю я.
Он вздыхает. Понимаю, что он не хочет и не будет отвечать на этот вопрос. Но дядя меня удивляет.
– Они просто исчезли. И не факт, что не вернутся. Мы должны обезопасить людей.
– Как это – исчезли? – удивляюсь я, вспоминая Тревора. Он-то никуда не делся.
– Все, как ты выразилась, захваченные, скрылись в неизвестном направлении. Но они не могут скрываться вечность. Когда-нибудь они снова появятся, и тогда нам не избежать новых жертв.
– Подожди, – прошу я, соображая, как лучше сказать то, что собираюсь. – Возможно, не все они исчезли.
Дядя внимательно и серьезно смотрит на меня.
– Что ты имеешь в виду? – спрашивает он.
– Сегодня утром… – откашливаюсь, набираясь смелости, и пробую заново. – Сегодня утром я видела одного, и он не то чтобы прятался.
Выражение лица дяди становится строже, чем обычно в моем присутствии.
– Он проходил мимо твоего дома?
Качаю головой, почему-то чувствуя себя виноватой. Но мне нечего стыдиться. Да, мне сказали сидеть дома, но я этого не сделала. И если бы я могла повернуть время вспять, то снова поступила бы так же. Я без раздумий отправилась бы на помощь Бриттани.
– Нет. Это произошло далеко от дома.
Дядя медленно качает головой.
– Ты выходила из дома?
– Да, – говорю уверенно и смотрю в карие глаза дяди, где не вижу привычного тепла.
– Зачем ты это сделала?
Набираю в грудь побольше воздуха и рассказываю все подробности сегодняшнего утра. Когда добираюсь до момента с Тревором, дядя весь обращается во внимание, он просит рассказать все как можно более детально и все время задает уточняющие вопросы, что-то быстро записывая в блокноте.
Когда я заканчиваю рассказ, дядя уже не сердится, хотя и выговаривает мне за безрассудство. Но в его голосе больше искреннего переживания обо мне, чем чего-то еще. Почти сразу после того, как я замолкаю, дядя быстро сворачивает разговор и сообщает, что у него много работы. После чего вновь вызывает в кабинет капитана Купера, который провожает меня в выделенную мне комнату.
Не замечая ничего вокруг, иду вслед за военным. Уверена, дядя многого мне не сказал и скорее всего скрасил ситуацию. Плюсом ко всему, та информация, которую я поведала ему, оказалась более ценной, чем я изначально могла предположить. А из-за этого знания мне становится только тревожнее.
Глава седьмая
Одиннадцать дней. Бесконечно долгих, наполненных одиночеством, полнейшим неведением и отчаянием дней. Я словно в тюрьме для самых опасных заключенных. Меня даже на улицу не выпускают. И со мной никто не разговаривает. Ну почти никто.
В первый день Джексон Купер отвел меня в небольшую комнатку, в которой из мебели оказалась только кровать, комод, письменный стол и стул. Также он показал мне где находится женская душевая и туалет. А после проводил в столовую. На мой вопрос, когда я увижусь с Бриттани, он лишь пожал плечами.
Так и начались дни моего заточения. Три раза в день я посещала столовую, один – душ. Дядю не видела вообще. На второй день кое-как разобравшись с расположением помещений внутри здания, я явилась в его кабинет, но эта женщина-робот – майор Смит сказала, что полковник Грант срочно покинул базу еще вчера, а когда вернется, она не в курсе. Спрашивать насчет Бриттани оказалось совершенно бесполезным занятием. Майор вообще ничего мне не сказала.
Помня о словах Джексона о том, что у меня нет допуска в некоторые помещения, я все равно отправилась на разведку. Но осмотр здания не дал никаких результатов. Большинство дверей оказались заперты. Я честно попыталась поговорить с женщинами военными, но никому не было до меня дела, что разозлило меня еще больше. Но это была бессильная злость, ведь изменить я все равно ничего не могла.
Только через четыре дня я случайно столкнулась с Мэйсоном Бэллом и чуть всю душу из него не вытрясла, пытаясь узнать хоть что-нибудь. Но лейтенант выглядел настолько вымотанным, что я сразу же поняла, ответов мне от него не добиться. И правда, Бэлл сказал, что они только что вернулись из-за периметра, чтобы поспать несколько часов и снова вернуться туда. О местонахождении Бриттани, или моего дяди он был не в курсе. Подробностей о том, что творится за пределами базы, вообще выведать не удалось. Этот разговор снова вывел меня из себя.
И я сдалась, плюнув на все и пустив ситуацию по течению. С тех пор я только и делаю, что лежу на жесткой кровати и слоняюсь по штабу, выглядывая в немногочисленные окна, чтобы проводить взглядом очередную машину.
В который раз пролистываю фото в бесполезном в данный момент смартфоне. Как и сказал дядя, здесь нет ни мобильной связи, ни интернета, но я продолжаю заряжать телефон на всякий случай. А также смотрю одни и те же фотографии, слушаю одни и те же песни, пишу одни и те же заметки. Но и это еще не все. Меня терзают одни и те же мысли. День за днем. Час за часом.
Где дядя? Что с папой? В порядке ли мама? Куда дели Бриттани? Что происходит снаружи? Вернулись ли захваченные или до сих пор где-то скрываются? Зачем им вообще скрываться?
Одно я знаю точно. Если дядя Майк до сих пор не вернулся на базу, то все плохо. Все очень-очень плохо. Ну не мог он уехать на столь долгий срок, если бы ситуация была взята под контроль. Я в это не верю.
Понимаю, что уже пару минут смотрю на нашу совместную фотографию с Джонатаном, которую я сделала незадолго до того, как нам пришлось расстаться. Сердце сжимается от беспокойства еще и о нем. Надеюсь, с ним все в порядке.
Блокирую экран смартфона, откладываю его в сторону и поднимаюсь с кровати. Поправляю непослушные волосы и пытаюсь собрать их в хвост, чтобы они перестали лезть в лицо. Знаю, это ненадолго, но хоть что-то. Решительно направляюсь на выход из комнаты, чтобы в десятый раз обойти здание, а напоследок заглянуть в кабинет дяди. Может, сегодня майор Смит обрадует меня хорошими новостями?
Выхожу за пределы комнаты и сразу же отправляюсь направо, собираясь пройти уже привычным маршрутом. Из-за двери женской душевой выходят три девушки в военной форме, увидев меня, они тут же прекращают разговор. Выглядит это донельзя подозрительным, но я, наученная горьким опытом, знаю, что спрашивать у них хоть что-то – занятие энергозатратное и бесполезное. Поэтому просто прохожу мимо, приняв самый невозмутимый вид.
Преодолеваю коридор за коридором, пока не останавливаюсь возле слегка приоткрытой двери. Сюда я еще не заглядывала. Осторожно толкаю дверь и вижу очередной длинный коридор, только он гораздо уже основных, здесь не так много дверей, и все они расположены по одну его сторону. Коридор пуст, и это толкает меня на то, чтобы зайти внутрь. Подхожу к самой первой двери и толкаю ее. Заперто. Разочарованно вздыхаю, но сдаваться я не намерена. Шагаю к следующей двери, но все заканчивается тем же, что и с первой. Чем дальше удаляюсь от выхода, тем яснее слышу голоса. Вся превратившись в слух, приближаюсь к очередной двери. Именно за ней идут разговоры, но разобрать хоть слово у меня не получается. Смотрю на деревянное полотно перед собой, на уровне глаз красуется белая табличка, на которой красным маркером от руки написано: "Зона Х. НЕ ВХОДИТЬ!".
И что это значит? Вряд ли там что-то опасное, ведь предупреждение, сделанное от руки, не выглядит серьезным. Может, здесь что-то типа госпиталя, куда увели Бриттани? Эта мысль подгоняет меня к действию. Решительно тянусь к ручке, поворачиваю ее, и, к полной неожиданности, дверь поддается. Успеваю сделать всего шаг внутрь, но тут же застываю. Задница! Голая мужская задница. И не одна. И не только!