– Все отлично, – отвечаю бодро и тут же спрашиваю напрямую. – Ты отведешь меня к папе?
Улыбка Ники никуда не пропадает, и я считаю это хорошим знаком.
– Да, Картер сказал, что не против вашего общения, кроме того, Харпер дал свое одобрение. Садись в кресло, я отвезу тебя.
Недоверчиво смотрю на него и качаю головой.
– Нет, Ники. Я отлично себя чувствую и дойду сама. В крайнем случае ты донесешь меня, но я уверена, что это не потребуется.
Улыбка пропадает с лица Ники, и он вмиг становится серьезным.
– Тебе придется в него сесть, Эмили, – уверенно заявляет он, а когда видит, что я начинаю открывать рот, то останавливает меня взмахом руки. – В ином случае Харпер не выпустит тебя из мед отсека. Так что выбирай, ты либо отправляешься к отцу в этом кресле, либо никак. И прекрати смотреть на меня, как на предателя. Это не я придумал.
Вздыхаю настолько тяжело, чтобы до Ники без слов дошло, насколько мне все это не нравится. Но злиться на него глупо, он ведь и вправду ни в чем не виноват. Поэтому я перестаю корчить из себя оскорбленную невинность, прохожу к креслу и сажусь в него.
– Удивлена, как ты утром не догадался меня в него усадить, – произношу, оглянувшись на Ники.
Он выталкивает кресло в коридор и везет меня прочь из палаты.
– Возможно, ты удивишься, но у нас на всю Эскамбию всего одно такое кресло. И утром, как ты помнишь, оно было занято. А теперь сделай максимально дружелюбное лицо.
Не успеваю спросить в чем дело, как Ники останавливается у одной из дверей, коротко стучит и открывает ее. Вижу крохотный кабинет, находящийся в стерильном порядке. За столом сидит запредельно хмурый Харпер. Он цепко обшаривает меня взглядом, потом смотрит на Ники.
– Вернешь ее через два часа, – распоряжается он и взмахом руки показывет, что мы можем идти.
Ники закрывает дверь и катит кресло дальше.
– И почему он такой… – замолкаю, подбирая слово, и в конце концов восклицаю: – Невыносимый!
Ники усмехается.
– Как ты с ним мягко. Сколько его помню, Харпер всегда был таким. А когда изобрел несколько способов использования сердец хакатури в медицине, то вообще раздулся как фрегат.
– Фрегат? – переспрашиваю я.
– Ну да, это такая птица, – поясняет Ники. – Была по крайней мере, возможно, сейчас уже и нет. В вашем мире не существует?
Пожимаю плечами.
– Не знаю, – отвечаю честно.
– Так вот, насчет Харпера. Его не волнует вообще ничье мнение. Он ни во что не ставит других людей. Только с Картером общается более-менее сносно, но это потому, что Картер его однажды спас. Ну и с Кеннетом еще, но с тем сами по себе шутки плохи.
При упоминании старшего из Стренджей поджимаю губы. Ники ничего не замечает, продолжает везти меня по длинным коридорам и болтает обо всем и ни о чем. За время его монолога я узнаю, что Айрис и Эйва съехали из их отсека и скорее всего меня поселят в освободившуюся комнату одной из них.
– А куда они переехали? – спрашиваю осторожно.
Не то, чтобы я волновалась о дальнейшей судьбе хоть одной из них, но мне любопытно, какое тут наказание за предательство.
– В другой блок, – беспечно отвечает Ники. – Они поживут там, пока не вернется Кеннет и не решит, куда их распределить.
– Вернется? – переспрашиваю я. – Его нет в Эскамбии?
Смотрю на Ники через плечо. Он качает головой.
– Уехал по делам в соседний округ.
Он не вдается в детали, а я не спрашиваю. У меня нет никакого желания узнавать новые подробности о Кеннете Стрендже. Хоть наше знакомство еще не состоялось, этот человек мне глубоко неприятен. Поэтому я задаю другой вопрос.
– Ты разговаривал с Айрис или Эйвой после возвращения?
– Нет, из нашего отряда они общались только с Максин и Картером.
Делаю глубокий вдох, прежде чем спросить:
– А они не рассказывали им о том, почему натравили на меня эту Марлин? – Снова оглядываюсь. Ники хмурится, а я вздыхаю. – Послушай, я ведь не спрашиваю, кто такая эта девушка? Я просто хочу знать, зачем они это сделали.
Пару секунд Ники раздумывает, потом неохотно кивает, будто признает мое право на то, чтобы узнать правду. А я в полной мере ее заслужила.
– Марлин когда-то была одной из нас. Но некоторое время назад переехала в другой округ. – Он ненадолго замолкает, вероятно, обдумывая следующие слова, а я смотрю прямо перед собой, удивленно распахнув глаза. Версия о том, что эта девушка является бывшей Картера, снова мелькает в голове. Но я прогоняю ее, потому что сейчас это не столь важно. Прислушиваюсь к тому, что дальше сообщает Ники. – Скажем так, с Марлин никому и никогда не было просто, ведь каждый из нас знал о присущей ей вспыльчивости и любви лезть не в свое дело. А когда мы приехали в Восход и пересеклись на аукционе, на наш отряд было направлено внимание не только Дрейка и его людей, но и делегации из Де-Сото. Потому что не только мы хорошо осведомлены о поведении Марлин, но и она знает нас. Айрис и Эйва решили, что это внимание может стоить нам всей операции, поэтому сговорились за нашими спинами. После возвращения в Эскамбию Айрис сказала Максин, что у них не было времени, чтобы поговорить с Картером и придумать новый план. Поэтому они на ходу сочинили, как будут действовать дальше, и собирались разом убить двух зайцев. Их план был прост. Переключить внимание собравшихся на твое исчезновение, а также на какое-то время исключить из уравнения Марлин, заперев ее подальше от всех. Понятия не имею, каким образом Эйве удалось уговорить Марлин добровольно отправиться в клетку, но, по ее словам, Марлин без лишних разговоров согласилась поучаствовать в этом спектакле. Пока Эйва договаривалась с Марлин, Айрис отвлекала Картера, сказав ему, что у нас возникли некоторые проблемы с вскрытием замка. К слову, они и правда имели место быть. Поэтому Картер оставил тебя одну. Он не рассчитывал, что его отсутствие настолько затянется. Именно в этот момент в игру вступила ты. Конечно, план девушек был не идеален, и существовал вариант, что ты вообще никак не пересечешься с Марлин, но ты пошла именно туда, куда заговорщицам и требовалось. Если бы ты не отправилась вызволять из заточения Марлин, которая притворилась несчастной жертвой, то план Эйвы и Айрис и от этого бы не пострадал. Марлин сидела в клетке и никому не мешала, но люди, приехавшие с ней, рано или поздно подняли бы шум и отправились бы на ее поиски, что тоже сработало бы как отвлекающий фактор. Но случилось то, что случилось. За это время мы успели украсть нужные нам детали и редкое оружие из мира до, за которым на аукцион явилась делегация из Де-Сото, а также из других округов. Дрейк и помыслить не мог, кто за всем этим стоит, да даже если и подозревал кого-то, у него просто не было доказательств. Люди Кеннета – Альфред и Самира – успели незаметно вывезти все украденное еще до того, как его хватились. В общем, в итоге план Айрис и Эйвы удался. Наш отряд остался в плюсе, но за это пришлось пострадать тебе, ведь девушки даже предположить не могли, что Марлин набросится на тебя с таким остервенением, хотя по уговору должна была всего лишь закрыть в той самой камере, где сидела сама. Если тебя это утешит, то тогда пострадала не только ты. Дрейк наверняка до сих пор ищет вора, но поиски в итоге ни к чему не приведут, что ударит по его самолюбию. Кроме того, Айрис и Эйва тоже получили свою долю наказания. И сейчас ты в порядке, потому что Картер вылечил тебя, а они до сих пор в подвешенном состоянии, ведь неясно, какое наказание им отмерит Кеннет.
Некоторое время молча перевариваю полученную информацию. Не ожидала, что ее будет так много. Начинаю злиться. У меня что – на лбу жирными буквами написано "приманка"? Хотя чего я вообще ожидала? Эйва невзлюбила меня из-за беспричинной ревности к Ники, а Айрис… да черт ее разберешь! Она воспылала ко мне неприязнью вообще непонятно по какой причине. И сейчас мне еще больше наплевать, какая этих двоих ждет судьба. Пусть хоть унитазы моют, мне параллельно.
Дальнейший путь преодолеваем в задумчивом молчании и вскоре останавливаемся у очередной решетчатой двери, Ники распахивает ее и толкает коляску в просторный коридор, по обе стороны от которого расположены отделенные друг от друга камеры, но здесь нет и намека на то уединение, в каком живут Картер и его люди.
К моему удивлению, все камеры оказываются пусты.
– Это общий блок? – спрашиваю я, припоминая когда-то просмотренный сериал про тюрьму.
– Ага, – подтверждает Ники.
Не успеваю спросить, для чего мы здесь, как Ники останавливается возле одной из камер, что оказывается единственной не пустой среди тех, которые мы уже миновали.
Затаив дыхание замираю и смотрю на мужчину, стоящего спиной к нам. Он склоняется над раковиной и умывает лицо. После этого снимает с крючка полотенце и промакивает с кожи влагу. Каждое его движение до боли знакомо. У меня щемит сердце, когда я поднимаюсь с кресла и подхожу к решетке. Губы начинают дрожать, а в глазах скапливаются слезы. Я нашла его.
– Папа, – срывающимся шепотом произношу я.
Его спина каменеет, а после он медленно поворачивается.
Дергаю на себя решетку, но она не поддается. Смотрю на Ники, который с тревогой наблюдает за мной. Не знаю, что он читает на моем лице, но мне не приходится ничего говорить, Ники отпирает замок и открывает решетку. Приходим в движение одновременно с папой. Врезаюсь в него с такой силой, что воздух выбивает из легких, а папа обнимает меня так бережно, словно боится сломать.
– Пап, – шепчу я, заливаясь слезами.
Он гладит меня по волосам и говорит что-то утешительное. Не знаю, сколько проходит времени, прежде чем слезы высыхают. Папа осторожно отстраняет меня от себя и с беспокойством вглядывается в глаза. Замираю, ведь только сейчас понимаю, что именно он там видит. Мои глаза – больше не мои.
– Ты цела? – наконец спрашивает он.
Киваю. Если честно, я немного удивлена тем фактом, что папа еще не начал выговаривать за мою безответственность, и тут до меня доходит…