– Ты… это правда ты? Ты жива? – спрашиваю едва слышно, не веря сам себе.
Но Ева слышит.
– Да, жива. – тяжело дыша, говорит она. – Меня спасли. Подробности расскажу позже. А сейчас надо спешить.
Словами не передать насколько сильно я удивлен, но еще больше рад. Это придает немного сил, чтобы покинуть это чертово место. Мне не важно, куда идти, главное, чтобы она была рядом. Она пришла за мной, а значит, у меня есть шанс… Но как она выжила? И почему свободно прикасается ко мне? Очевидно, что с ней что-то сделали, ее изменили. Думать о причине этой новой особенности в данный момент не хочется. Итог этих размышлений мне не нравится. Ведь, если это то, о чем я думаю, она пережила ужасное, то, чего вообще не заслужила. Выходим в коридор и медленно продвигаемся в сторону лестницы. Большинство камер открыты. Коридор полон людей, которые выглядят как Жнецы. Некоторые из них забрали узников из мест их заточения, другие рассредоточились вокруг и держат периметр под контролем. В руках большинства людей оружие, это указывает на их принадлежность к оппозиции. Тяжело опираясь о плечо девушки, переставляю ноги с максимальной скоростью, на которую сейчас способен. Еве, должно быть, очень тяжело, но она не жалуется. Выражение ее лица выдает решимость, все тело излучает яростную энергию, которая придает мне дополнительные силы. Сейчас я не способен трезво соображать, и, если честно, все еще до конца не уверен в том, что все происходящее – правда, но по-настоящему рад быть рядом с ней, чувствовать тепло ее кожи, аромат волос, исходящую от нее решимость. Впервые за все свое существование хочу, чтобы момент настоящего, растянулся на всю жизнь. Останавливаемся возле лестницы, чтобы перевести дух и пропустить вперед всех людей, забравших заключенных, которых не меньше десяти человек. Одни из них, пусть и с большим трудом и с поддержкой, передвигаются самостоятельно, другие без чувств, поэтому их приходится буквально тащить на себе. Часть оппозиционеров с оружием спускаются вниз, несколько остаются позади, чтобы прикрыть им спины. Ступаем на лестницу и начинаем медленно и как можно более осторожно спускаться вниз, Ева при этом опирается свободной правой рукой о стену, а левой теснее притягивает меня к себе. Несмотря на то, что идти недалеко, ведь мы спускаемся всего со второго уровня, путь отнимает какое-то время. Вижу, что девушка устала, но все равно продолжает поддерживать меня, не просит помощи у своих новых друзей. Остается преодолеть не больше десяти ступенек, когда понимаю, что-то не так. Снизу сначала доносятся крики, а потом раздаются выстрелы. В глубине души я знал, что все не может пройти гладко, даже удивительно, что оппозиционерам удалось незамеченными пробраться в Пирамиду и даже забрать заключенных. Похоже, внизу разгорается нешуточная битва. Ева притормаживает и напряженным голосом спрашивает то ли у меня, то ли у кого-то из идущих позади людей:
– Отсюда есть другой выход?
Никто ей не отвечает, и это является самым точным ответом из всех. Пирамида спроектирована таким образом, что из нее можно выйти, да и зайти внутрь, только через единственную дверь на первом уровне.
– Ладно, – наконец говорит девушка. – Раз выбора нет, идем дальше. Ной, ты как?
Слабо улыбаюсь, не хочу обманывать ее. Сил практически нет. Не знаю, сколько еще предстоит идти. Но лучше бы ей попросить помощи, если она хочет вывести меня отсюда. Либо ей придется оставить меня, чтобы снова не рисковать своей жизнью.
– Уходите без меня, – говорю через силу. – Далеко тебе меня не увести.
– Не неси чушь! – резко отрезает она, а затем делает то, о чем я только что подумал. – Дэвис? Не поможешь мне, кажется, одна я не справляюсь.
Один из парней тут же берет меня под другую руку, перенося большую часть моего веса на себя. Кивает, и мы двигаемся дальше. Так спуск проходит гораздо быстрее. Останавливаемся у прохода на первый уровень. Первым делом замечаю, что Жнецы не успели перекрыть входную дверь, а оппозиционеры отступают как раз в ее сторону. Но тем не менее Жнецы Бишопа в этот раз подготовились лучше, их немного, но у каждого есть оружие. Парень, которого Ева назвала Дэвисом, тащит меня к выходу, отстреливаясь от Жнецов, занявших оборонительную позицию возле широкой двери, ведущей в тренировочное крыло. Это плохо. Там есть оружейная, а значит у них сколько угодно оружия. Да, им пользуются крайне редко, но его чистота и исправность проверяется регулярно. Жнецы притащили и перевернули стол поперек прохода, засев за импровизированным укрытием. Оппозиционерам же укрыться просто негде, если только за кучей коробок, сваленных недалеко от выхода. Ждать дальше бессмысленно, скоро к Жнецам присоединится подкрепление, удивляюсь, почему его до сих пор нет. Поэтому люди оппозиции, попадая под перекрестный огонь, бегут к выходу, рискуя собой ради освобожденных узников. Главным везением в данной ситуации можно считать то, что обе стороны стреляют не пулями, а дротиками, предполагаю, что в них снотворное. Это же можно считать и за минус, потому что вскоре, большинство из людей свалится под действием лекарства. Из-за этого-то и начинается такая спешка. Надо бежать к транспорту, который, я надеюсь, не очень далеко от выхода. Мы на острове, а значит, у оппозиции либо лодка, либо вертолет. До берега метров триста, до взлетной площадки – двести. В моем состоянии оба варианта выглядят не очень. Но ни Ева, ни Дэвис не отпускают меня. Тащат на себе к выходу. Шаг, второй, третий… наконец вдыхаю свежий ночной воздух, который гораздо приятнее, чем застоявшийся в камере. Смотрю вперед и вижу вертолет, одна хорошая новость, до него идти ближе, чем до берега. Мы выходим из Пирамиды последними, там остались только Жнецы и прикрывающие нас оппозиционеры, которые, впрочем, тоже выходят вслед за нами. Бежим к вертолету, лопасти которого начинают раскручиваться все быстрее. Чувствую, что долго так не протяну, сознание начинает постепенно ускользать, но я неимоверными усилиями держусь за него. От меня нет никакого толку, Ева и Дэвис целиком приняли на себя мой вес. Замечаю, как впереди падает сначала один из отступающих, потом второй, а следом третий. Снотворное начало действовать. Те, кто еще держатся, или в кого не попали Жнецы, притормаживают, чтобы подобрать упавших товарищей. И тут кто-то падает прямо рядом с нами, выронив при этом пистолет. Дэвис реагирует молниеносно, хватает упавшего парня, но при этом отпускает меня. Ева странно вздрагивает, а затем медленно двигается дальше. Ей тяжело, она полностью взяла на себя мой вес. Сквозь рев вертолетного двигателя впереди, кажется, впервые за месяц слышу голос своего брата, который, видимо, преследует нас вместе с остальными Жнецами. В шею впивается что-то острое, и я понимаю, что в меня попали дротиком. При моей слабости, продержусь я не больше минуты. Хочу сказать об этом девушке, но вместо слов выходит неразборчивый шепот. В голове крутится одна только фраза: "Брось меня, уходи!" Но она, естественно, не слышит этого. Оглянуться нет сил, впереди вижу, как люди оппозиции грузят в вертолет освобожденных заключенных Бишопа и своих людей, которые сейчас без сознания. Они забегают внутрь через грузовой отсек, встают на трап и стреляют в преследователей за нашими спинами. Ева вздрагивает еще раз, возможно, в нее тоже попали. Но я ничего не могу поделать, даже отцепиться от нее, она держится за меня мертвой хваткой.
– Кейн! – вдруг кричит она, что есть силы. Ее голос перекрывает гул вертолетов.
Но один из людей резко оборачивается, скидывает маску и бежит в нашу сторону, что-то крича. Не могу разобрать ни слова, кажется, вообще сейчас отключусь. Парень подбегает к нам и хватается за меня в том месте, где до этого был Дэвис. Вижу, как вертолет начинает взлетать, и парень тащит меня все быстрее. Но… что-то не так. Больше не чувствую хватку Евы. Ее нет. Хочу сказать ему об этом, но ничего не выходит. Чувствую, как веки становятся тяжелыми и помимо воли закрываются. Меня затаскивают на борт уже поднявшегося в воздух вертолета и бросают прямо на пол. Парень, тащивший меня последние метры, вдруг бросается к выходу, крича, чтобы кто-нибудь приказал пилоту подождать, но остальные не дают ему сделать глупость, вчетвером удерживая на месте. Вертолет взлетает все выше, трап поднимается, и в последние мгновения в сознании вижу девушку, неподвижно лежащую на песке, а вокруг нее не меньше десятка Жнецов, стреляющих вслед вертолету чем-то посерьезнее дротиков. Душа рвется из тела, чтобы остаться там, на земле, вместе с девушкой. И в то же мгновение приходит темнота.
8. Адский холод
Ева
Что-то не так. Голова болит, тело ломит, руки странно затекли. Но не это сейчас беспокоит меня больше всего. Кромешная темнота. Я никогда не выключаю ночник, а это значит, что что-то случилось. Возможно просто лампочка перегорела, но чувство тревоги подсказывает – это не так. Авария? Нападение? Может паранойя? С тех пор как чуть не умерла, не могу долго находиться в темноте. Сразу чувствую, что меня затягивает в пучину отчаяния и одиночества.
– Возьми себя в руки! – жестко приказываю сама себе вслух.
Это немного помогает. Кейн в соседней комнате, сейчас доберусь до него, и он все прояснит. Пытаюсь встать, но ничего не выходит. Ноги и руки скованы. Чувствую ремни на груди и на бедрах. Нет! Что происходит? Слышу громкий лязг и тут же все вспоминаю: неудавшийся побег, вертолет, Пирамида, Ной…
О, Господи! Ной! Комок подкатывает к горлу, в носу щиплет, и слезы подступают к глазам. Худой, побитый, с синяками и ссадинами на лице, порезами на руках, практически без голоса. За что они так с ним? За то что помогал мне? Боюсь представить, что в этом случае будет со мной.
Резко распахивается дверь, и свет проникает из коридора в камеру, так похожую на ту, из которой я забрала Ноя. Смотрю на двух человек, стоящих на пороге и молюсь про себя в надежде, что Кейн успел дотащить Ноя до вертолета. В меня попали минимум три раза, и я упала всего в паре десятков метров от спасения. Но ни о чем не жалею и сделала бы это еще раз, только бы Ной был в безопасности.