– Не много ли куришь?
– Так волнуюсь… Знаешь, много есть такого, чего совсем не хочется вспоминать. Но и держать все в себе – жесть. Вот, хоть тебе расскажу… Все равно ты скоро исчезнешь. Приветы только никому не передавай – некому. Думаю, там всем без меня только лучше… А тетка… она не обо мне – о бабушкином наследстве печется! Сука та еще. Она ж меня… Ладно, замнем! Мать же… Даже говорить не охота…
Серж участливо погладил девушку по плечу:
– Все ж мать. Алкоголь, конечно…
– Ма-ать?! – сверкнув глазищами, взвилась Агнесса. – С двенадцати лет меня под местную пьянь да гопоту подкладывала! За бутылку. Хорошо, до аборта дело не дошло. Тварь, блин… Ладно… выпьем…
Успокоившись, девушка продолжила дальше. Сергей слушал внимательно – ему и в самом деле было интересно, как она смола?! Как выжила, как приспособилась, превратившись из гадкого утенка в очаровательную французскую женщину?
А начиналось все невесело. Очень даже. Тот парень, с которым Агнесса познакомилась на Лионском вокзале – звали его Антуан – ошивался там отнюдь не просто так: высматривал подходящих девчонок, наивных провинциалочек, ринувшихся в столицу за птицей удачи, да получивших вместо птицы – пшик. Сутенер – так назывался род занятий Антуана. Имелся у него и хозяин – некто месье Жорж из Мелона, противный плосколицый толстяк с волосатой грудью, изнасиловавший Агнессу в первый же день по приезду. Да, именно туда, в пригород, Антуан и привез клюнувшую на посыл возможного счастья девчонку.
С тысяча девятьсот сорок шестого гола все легальные публичные дома во Франции формально были запрещены, и работали под вывеской стриптиз –баров. Имелось подобное заведение и в Мелоне, в этом небольшом городке у месье Жоржа было «все схвачено». По крайней мере, так он уверял, и, если и врал – то немного. Впрочем, тут было и хорошее – именно месье Жорж через знакомого чиновника администрации выправил Агнессе настоящий французский паспорт, на случай непредвиденной полицейской облавы. Таким вот образом русский трудный подросток Агнесса Маскеева превратилась во вполне совершеннолетнюю (по документам пришлось «состариться) француженку Аньез Маскен, уроженку Вильфранша, того, что недалеко от Ниццы.
Кроме занятий проституцией, Аньез еще прибиралась в баре и училась танцевать стриптиз. Было противно, но, по крайней мере – не голодала, да и много чему научилась в процессе своего гм-гм… труда. Новенькая девочка очень нравилась посетителям, весьма скоро появились постоянные клиенты, а вместе с ним – и деньги, правда, очень небольшие – зараза-месье Жорж почти все отбирал.
Несмотря на юный возраст и ангельский внешний вид, Агнесса все же была особой практичной и решительной, на грани этакого легкого цинизма, что иногда привлекает людей. Давала, и за бесплатно – но, только нужным людям, от которых хоть как-то зависела или чего-то хотела. Тому же охраннику Марку, учителю французского из местной школы, и еще одному полицейскому… даже двум. Пришлось, правда, сделать подпольный аборт – было страшно и больно. К слову сказать, в то время во Франции аборты были запрещены, да и вообще, женщины сильно ограничивались в правах, к примеру, они даже не могли отрыть банковский счет без разрешения отца или мужа! И это – Франция, шестидесятые годы двадцатого века. Жесть!
Примерно через полгода, подучив язык и сделав кое-какие накопления, новоявленная француженка всерьез задумалась о своей судьбе. Продолжать трудиться на ниве сексуальных услуг ей уже не очень хотелось – ужасный призрак абортария до сих пор стоял в глазах. И вот тогда Аньез вспомнила о ногтях. О маникюре, педикюре и прочем – она уже делала это дома, в Ветрогонске, тренировалась на подружках – и выходило неплохо. Правда, вот еще получиться бы…
Однако, в Мелоне у нее ничего бы не вышло б – не дали бы. Тот же месье Жорж. Пришлось выкрасть паспорт да бежать в Париж! Нет, паспорт выкрала не сама… одного парнишку попросила… нужного, с которым иногда спала.
Сняв дешевенькую квартирку у подножья Монмартра, на улице Севест, Агнесса Маскеева – она же Аньез Маскен – начала новую трудовую жизнь. Сперва – почти что по-старому – с танцев в стриптиз- клубе на бульваре Клише. Тут недалеко было. Там и знакомства интересные завелись, и там же пошли первые заработки «на ногтях». В те времена «манюкюр-педикюр» и вес такое прочее считались прерогативой богатых стареющих дам… ну, или содержанок. Именно Аньез переломила ситуацию соотношением цены и качества, можно сказать, став законодательницей новой моды! Оказывается, навести красоту можно было вполне бюджетно – и эта мысль поселилась в сердце каждой девушки на Монмартре, на бульварах Клиши, Рошешуар, Барбес – и так до площади Сталинградской битвы. В конце концов – дошло и до буржуазного шестнадцатого округа, Аньез хорошо помнила тот момент, когда ее пригласили в богатый дом на авеню Фош!
– Знаешь, хозяин строго предупредил, что б я работал только с его супругой и дочкой. А со служанками – ни-ни! Такой вот сноб.
Девушка снова потянулась к сигарете и вдруг снова закашлялась, да так сильно, что и хлопок по спине не помог! Плечи задрожали, по щекам потекли слезы, Аньез едва не билась в конвульсиях, и кашель-то был нехороший – с надрывом и кровью!
– Там лекарство… там…
Взяв с подоконника какие-то таблетки, Сергей вытащил одну. Сунул девчонке в рот… Метнулся на кухню, за водой:
– Запей! Ну. живо… Вот так…
– М-мерси…
Кашель прекратился не сразу, но все-таки. С благодарность, взглянув на Сержа. Аньез улыбнулась – вот только улыбка вышла какой-то жалкой, неискренней, словно бы девушку застукали за каким-то неблаговидным делом.
– И часто у тебя так? – сев рядом, Сергей обнял Агнессу за плечи, заглянул в глаза.
Та угрюмо кивнула:
– Бывает… Сейчас пройдет… прошло уже.
– Все ж завязывала бы ты с куревом!
– Да вовсе не от табака это!
– А ты доктор, что ли?
При слове «доктор» девушку почему-то так передернуло, что Серж поспешил снова подать ей стакан с водою.
– Попей!
– Вина налей лучше… Ага… Ну, вот…
И впрямь, Аньез быстро оправилась, бледные щечки ее порозовели, на губах заиграла обычная обворожительная улыбка. Все ж красивая девчонка, очень!
– Ты что так смотришь? Влюбился?
– И что? – стажер все же смутился, потянулся к вину. – Просто ты как-то не на четырнадцать выглядишь.
Агнесс расхохоталась:
– Ты вообще меня слушаешь? Или только на ножки смотришь?
– Почему? Не только…
Молодой человек медленно спустил край халатика с атласного плечика Аньез, поцеловал, погладил быстро твердеющую грудь… Блестящий голубой шелк бесшумно стек на пол…
– Ах…
Девчонка завелась сразу же, с пол-оборота…
Заскрипела тахта… и сосед-извращенец напротив, вероятно, был сейчас очень доволен!
– Ну, вот, – вернувшись из ванной, Аньез нырнула к Сержу под одеяло. – Там, на рю Севест, это была моя первая квартира! Мансарда под самою крышей, летом жарища, осенью и зимой – зуб на зуб не попадал. Туалет в конце коридора… Зато, кроме меня – никого!
Девушка потянулась к сигарете, и Сергей тихонько стукнул ее по руке:
– А ну-ка, брось! Не кури так много…
– А ты знаешь революционный лозунг? – покусав губу, хитро улыбнулась красотка. – Ilestinterditd’interdire! Запрещается запрещать.
– Разве я могу тебе запрещать, Ань? – молодой человек поладил девушку по спине, пощекотал «дельфинчика» под правой лопаткой, пробежался по позвоночнику пальцами…
– Ой, как приятно, – Аньез зажмурилась, вытянулась. – Сейчас замурлыкаю – мурр, мурр… Ладно, уговорил. Пожалуй, не буду курить. И правда – лучше выпьем!
Она совсем не пьянела, да и чего тут было пьянеть – с бутылки красненького сухого «бордо»? Правда, была еще одна. Да и винный магазин – рядом.
– Чин-чин! За нас.
– За нас! Так вот, я и говорю, – поставив бокал, продолжала девчонка. – Я тут четыре года уже… То есть мне девятнадцать скоро! А по паспорту – вообще двадцать три. Нет, ты прикинь только?! Двадцать три! Жесть!
Стажер давно уже осознал свою ошибку, глупую и наивную. Он-то искал четырнадцатилетнего подростка, а вовсе не утонченную французскую мадемуазель! Хорошо, хоть нашел. Впрочем, хорошо ли? Выбраться бы домой… Или… все же торопиться не стоит? А дома… что сказать на работе начальнику? Ладно, придумается что-нибудь…
– Да, я один раз пробралась в свою старую жизнь… Просто захотелось. Зашла в дом на рю Медичи, оставила консьержу визитку с услугами. Потом просто зашла – меня уже ждали. Все та же пожилая пара… Патрик эту квартиру снимет всего-то год. Сделала хозяйке маникюр, наложила на лицо маску… Заглянула на балкон… и вдруг увидела крышу! Ну, нашу крышу с дельфином! Не удержалась, выскочила… И зря!
– Почему зря? – удивился стажер. – Домой же вернулась.
Повернув голову, Аньзе взглянула на него, как смотрят на совсем уж несмышленых детей:
– Дом – это там, где тебя любит и ждут. Там… Там меня никто не ждет и не любит. Мой дом теперь – здесь. Я сама его создала, так, как хочу! Понял?
– Да понял я, понял, – замахал руками Сергей. – Ты что агришься-то?
– Да не злюсь я! Просто так у случилось – жиза… – девушка хмыкнула. – Знаешь, я уже и язык наш забыла. Ну этот, подростковый. Агриться, жиза, жесть… Сейчас вот вспомнила – прикольно. Ну, что? Продолжаем чилить?
– Угу… Интересно б еще знать, когда, при каких условиях портал открывается? Ну, когда с балкона на крышу перейти можно.
– Не знаю, – Агнесса повела плечом. – Знаешь, у меня все случайно вышло.
– И у меня… Просто хочется знать…
– Так узнай! Патрика расспроси, ребят… Да что я буду учить-то? Кто из нас мент?
– Стажер пока что…
– Стажер… – Агнесса зажмурилась… – я читала… Стругацкие, да…
– Ого!
– И про «бабочку Бредбери» тоже читала… Знаешь, мне кажется – все вовсе не так! Нет никакой бабочки, ничего не случится. Все уже учтено: что было, и что будет. И что я здесь, и что – ты, мы ни на что не повлияем! Вернее – повлияли изначально. Будущее не изменится, оно уже такое. История не пойдет по-другому от нашего пребывания здесь. Все учтено – и балкон, и крыша. Все идет, как должно идти.