– Ну, ты философ, – присвистнул стажер. – Или это вино в голову ударило?
– Да нет, не вино. Простоя думала уже над этим. Девушки ведь тоже иногда думают.
Передернув плечами, Аньез посмотрела в окно:
– Что-то соседа не видно… Наверное, на работе, бедняга.
– Вот ведь незадача-то! – хохотнув, молодой человек откупорил вторую бутылку. – Зря мы с тобой старались! А в этой квартире ты…
– Третий год уже. Как-то увидела на бульваре Клиши месье Жоржа. Испугалась. Очень, – девушка все же закурила, выпустила дым. – Сразу же перекрасилась… ну и задумалась о новой квартире. Как раз заказы косяком пошли! Сюда переехала, машинку купила… Теперь бы ателье открыть!
– Славно как! Ателье… Рад за тебя! Вот, честно слово – рад. Ты… такая молодец, Агнесса! Сама себя сделала, всего добилась сама… Нет, правда! – Сергей быстро натянул джинсы и футболку. – За картошкой схожу. Тут, на Дагер, продают, я видел. Не так и поздно – успею еще. С тушенкой пожарим, а?
– Круто! Только лучше мяса возьми, – взяв с комода кошелек, девушка расхохоталась. – Жареная картошка, надо же! Да еще с тушенкой… Не ела тысячу лет.
Стажер управился быстро, благо идти было недалеко – все же тут, рядом, на небольшом уличном рынке. Купил картошки с луком, мяса…
Тут же, на кухне и почистил, принялся жарить… Аньез притащила вино, уселась на подоконник, прищурилась, покрутив ручку стоявшего здесь же приемника:
– Давненько уже меня никто не кормил!
По радио передавали хронику. Все, как обычно: баррикады, уличные бои, профсоюзы призвали к забастовке… Премьер-министр Жорж Помпиду что-то там сказал.... Президент Де Голль выступил с речью…
– Завтра к ребятам пойдем, – глянув в окно, негромко промолвила девушка. – Поможем. На баррикадах… и не только там.
Серж помешал скворчащую на сковородке картошку, попробовал… посолил:
– Умм…
– А мне?
– На… Ну, как?
– Пожалуй, я б еще подсолила.
– Соль – соленая смерть!
– Не! Не соленая – белая. А сахар – сладкая!
– Слушай… Боюсь даже спросить… – молодой человек потянулся к маслу.
– А ты не бойся – спрашивай! Захочу – отвечу.
– Вот скажи… Ты вся из себя такая буржуа! Квартирка обставленная, телевизор вон… машина, ателье замыслила… Тебе революция-то зачем?
– Зачем и всем, – к большому удивлению Сергея, красотка ничуть не обиделась. Наоборот, разъяснила все весьма буднично:
– Ты знаешь, как здесь все тухло-то, а? Да, вроде бы благосостояние растет, и заметно. Авто дешевое почти у всех, мотороллеры, мотоциклы, клубы… но… Про женщин я тебе говорила, теперь за всех скажу. Тут, как бы тебе сказать – фарисейство, что ли. Уж я-то знаю! С одной стороны – доступные женщины на любой кошелек и вкус, с другой – аборты запрещены, и даже уголовно наказуемы! Большинство школ – раздельные, а развод – куда хуже кражи. Общежития тоже раздельные, парням даже в комнаты девушек запрещено заходить! Да, в общем-то, не в этом только дело… во всем так, понимаешь! Затхлось какая-то, всюду этот… «квасной» патриотизм… но те, кто этому «патриотизму» учит, гнилые насквозь. Я знаю, поверь… были у меня любовники… Всюду показуха, всюду цифры, отчеты. Просто надоело так жить! Не только студентам… чиновникам – тоже.
– Этим-то чего? Жалованье, вроде бы, неплохое… Госслужба – всем обеспечены…
– Я ж и говорю – был у меня любовник… Чиновничек средней руки. Вся жизнь по регламенту. И на работе – полный завал. Вышестоящие органы отчеты требуют. Выдумывают всякую хрень, лишь бы показать свою нужность, а нижестоящие – исполняй и не вякай, иначе уволим! Запросы шлют телеграммами, да еще с пометками – «Срочно»! Важно!» по нескольку раз на дню. Еще и курьера могут послать – обычно ближе к вечеру или к выходным даже. И проверяющих тьма – на одного с сошкой семеро с ложкой. В общем, как в России до революции… Есть баре, а есть мужики сиволапые. Винтики бюрократической машины. И это свое постоянное унижение «винтики» очень даже чувствуют. И ненавидят! Начальство свое ненавидят. За пустые отчеты, за пренебрежение, надменность, за барскую спесь! Чувствуют и держат в кармане фигу. А ты думал, чего все обыватели студентов поддерживают? Да вот потому. Тухло везде… А революция – как свежий ветер! Пусть и не ураган – так хоть подышать. Что так смотришь? Это я так сказала – Кон-Бендит!
Эту ночь молодой человек провел у Агнессы, а потом – и следующую ночь. Целый же день мотались по баррикадам, потом участвовали в каком-то шествии, в пикетах, так вот и до самой ночи почти. И не зря!
Премьер-министр Жорж Помпиду все же вынужден был пойти на уступки студентам, объявив об открытии университетов, закрытых в связи с текущими событиями. Так же было сказано о начале рассмотрения ходатайств об освобождении арестованных участников манифестаций.
Все эти уступки, впрочем, отнюдь не привели к спаду протестных настроений. В середине мая в Париже прошла самая массовая манифестация! Участники собрались ближе к вечеру у Бельфорского льва на площади Данфер Рошро, откуда и двинулись по бульвару Распай с криками «На Елисейский дворец». В шествии рядом со студентами оказались профсоюзы, бок о бок прошли Даниэль Кон-Бендит – «Красный Дани» и профсоюзный босс Жорж Сеги. Рабочие поддержали студентов, правительство пребывало в нерешительности. Полиция поджала хвост, но на окраинах города видели бронетранспортеры и танки. Пахло грозой!
Впрочем, никакого централизованного руководства студенты так и не создали, а Кон-Бендит вскорости покинул Париж и вообще Францию.
– Говорят, Красного Дани выслали, – просветила всех Люсиль уже в квартире на рю Медичи, куда ребята пришли уже после манифестации, с Распая. Как обычно – сидели, болтали. Патрик, Аннет, Люсиль, Серж… За разговорами Аньез делала Люсиль маникюр. Жан-Клод с Надин уехали к себе – они сняли дешевую студию на окраине, на бульваре Журдан.
– Он же наполовину немец, – вытянув руку, продолжала Люсиль. – Вот его и выслали. В Германию.
– Вообще, пора нам брать власть в свои руки! – Патрик поправил очки. – Правда, я пока не представляю – как.
– Комитеты надо создавать, – неожиданно для всех предложил Серж. – Ну, как в России когда-то – комбеды. Только здесь, в Париже – по отраслям. Где никакой власти нет – там будет наша.
– А что? И правда! – Аннет восхищенно чмокнула Сергея в щеку. – Комитеты! Почему бы и нет? Это ж здорово будет.
Все вышли покурить на балкон. Налетевший ветер трепал шевелюры, и искорки пепла падали вниз, на улицу Медичи, словно маленькие красные звезды.
Стажер несколько задержался, когда все вернулись в квартиру. Постоял, посмотрел, подумал… Надеялся увидеть открывшийся портал? Пожалуй, вот прямо сейчас – нет! Как-то неохота было возвращаться… по крайней мер, пока.
Передернув плечами, молодой человек повернулся… и едва не споткнулся о какой-то ящик в самом углу. Как-то раньше стажер его и не замечал – вообще-то, французы на балкона всякий хлам не хранили – было чревато солидным штрафом.
Интересно… что там? Варенья-соленья? Вот это уж вряд ли, скорее – вино.
Любопытствуя, Серж наклонился, приподняв тяжелую крышку… И тут же отпрянул: в лунном свете тускло блеснул вороненый ствол. Ствол автомата Калашникова – АК-47! Тут таких было – с полдюжины. Шесть стволов. И запасные магазины.
Бескровная революция, говорите? Ну-ну.
Глава 8Май 1968, Париж
Комитет
Автоматы! Откуда они здесь? Как? И, главное – советские… Что, Советский Союз в 1968-м году как-то вмешивался, поддерживал революционных студентов? Насколько помнил Сергей – нет. В Чехословакию тогда вошли, с Китаем конфликтовали – нет, не до Парижа. Париж можно было в сроковых, в начале пятидесятых брать, как и Италию, когда там коммунисты в силе были. Не взяли тогда. Тем более, сейчас, в шестьдесят восьмом…С де Голлем дружили! Вообще, СССР в то время Францию всячески поддерживал – из НАТО ж она вышла, свою политику проводила. Так что вряд ли эти «калашниковы» – из советского посольства. Ой, вряд ли!
Тогда – откуда?
Да мало ли… Жан-Клод где-то надыбал? Он тут самый такой… революционный. А, вообще-то, Патрик тут ответственный квартиросъемщик, старыми словами говоря. У него и спросим!
Патрик насчет автоматов пояснил туманно – мол, люди пришли, анархисты или, наоборот – сторонники Мао. Положили, мол, на всякий случай – пусть полежит, заберем, как понадобятся. Еще сослался на какого-то Доктора – мол, это все его дела.
– Не первый раз уже, – Патрик пояснил на кухне, шепотом, даже палец к губам приложил. – Ты девчонок только не пугай, не надо.
– Хорошо.
Сергей и не собирался никого пугать, но вот сам серьезно задумался. Доктор какой-то… А что, если не только здесь автоматы? И не только автоматы – гранаты, базуки и что там еще – броневики? Не только в квартире Патрика, но… по всему городу! Выходит, все же кто-то основательно готовился… готовится… взять власть? Использует студентов – вот уж тем до власти как-то фиолетово, до сих пор ничего похожего на центр руководства не создано. Да и – руководства чего? Что здесь вообще происходит-то? Тупая молодежная буза, бунт, революция? Всего понемногу.
Но, «калашниковы»… Ой, что-то будет. Что-то планируется… Только вот когда, кем, зачем?
Пока же казалось, что студенты победили. В середине мая полиция оставила Сорбонну, оставила после жарких баррикадных боев, в которых уже имелись и убитые, и раненые с обеих сторон. С баррикад все чаще звучали автоматные выстрелы.
Именно в эти дни Жан-Клод неожиданно предложил Сержу выступить в Сорбонне, рассказать про Комитеты. Сергей попытался отказаться, сославшись на плохое знание языка, но тут уж наехали всей компанией: мол, если что, поможем! К тому же и Аньез была только «за», и уже посматривала на своего нового дружка благоговейно-восхищенно – как на молодого Ульянова-Ленина или на Троцкого. Вот уж в подобной славе Сергей Соколов явно не нуждался, однако, в Сорбонну пришлось пойти. Прямо, можно сказать – повели насильно.