– Была бы очень благодарна!
– И еще – тут полицейское уведомление… Ваша машина на штрафстоянке у площади Алезии. Ну, там полицейский участок напротив церкви, знаете…
– Алезия? – Агнесса недоуменно моргнула и вдруг заулыбалась. – А-а! Так, значит, нашлась… Доктор, видно, ее бросил… Вот же славно-то!
– Вы можете ее забрать, мадемуазель. Правда, надо будет уплатить штраф за неправильную парковку…
– О, мон Дьё! Да, Господи… Уплачу!
Поднявшись на третий этаж, Агнесса открыла дверь… Между прочим – волновалась!
– Ну, проходи, проходи, не стой! Нет, обувь снимать не надо…
Просторная комната. Огромная тахта, торшер, журнальный столик. Проигрыватель на полу в углу. Там же – пластинки. Джонни Холлидей, «Битлз», Франсуаза Арди… Пепельница на журнальном столике, на полу, рядом – пустая бутылка вина…
Бросившись к стоявшему у дальней стены секретеру, девушка вытащила верхний ящичек…
– А вот и паспорт! И права… И денежки… Раз… два… четыре… Семьсот пятьдесят франков! Новыми! Живем, Сереж! Тэ-экс… Давай, беги за вином… И за сыром! Отметим наш приезд…
– Ты ж хотела в кафе?
– Это – позже.
Сергей метнулся за вином и сыром… По возвращении, Аньез ждала его, лежа на диване… безо всякой одежды. Балконная дверь была распахнута настежь, как и ставни…
– Сосед напротив, наконец-то, достал свой бинокль! – бесстыдно рассмеялась девчонка. – Видать соскучился… Ну, что? Устроим ему шоу?
Уже ближе к вечеру, влюбленные, забрав на штрафстоянке машину мадемуазель Аньез – голубой «Ситроен «Две Лошади», наконец, выбрались в кафе на Монпарнасе, у перекрестка Вавен. «Ротонда» – любимый ресторанчик Модильяни… и Сержа.
Кстати, с машиной все было в полном порядке, разве что чуть спустило левое заднее колесо – там же, и участка, и накачали, спросив у полицейских насос.
Пообедав, поехали в салон на бульваре Эдгара Кине – рядом, за который тоже задолжали арендную плату. И здесь пора было платить…
– Туда деньги, сюда… – паркуясь, вздохнула Аньез. – Были – и нету… Впрочем, я так понимаю – салон я должна прикрыть?
Сергей молча кивнул:
– Да. Ведь без тебя б – его не было! Слышала же, что сказал профессор?
– Да слышала, понимаю, что надо… Но, все-таки – жаль! Сколько трудов я в него вложила! Тут, считай, вся моя парижская жизнь!
Девушка снова вздохнула, и Серж обнял подружку за плечи, ласково погладил по волосам…
– Ну… ты ж сама все знаешь. Нам здесь не жить!
– Не жить… – Агнесса уже открывала замки. – Милый… Подними-ка ставни! И… надо будет витрину протереть.
Выполнив все распоряжения, молодой человек, наконец, уселся на диван и вытянул ноги.
Путешественники уже успели переодеться, Вернее – только Аньез. Сергей просто снял пиджак и закатал рукава рубашки, девушка же еще долго думала, что надеть, пока, наконец, не выбрала оливкового цвета блузку с длинным рукавом, и короткую белую юбка со светло-зелеными принтами. Белые гольфики, белые туфли на низком каблуке.
– Помню тебя в этой вот юбочке на баррикаде! – улыбнулся молодой человек. – Помню, как впервые тебя увидел – красные джинсы, сиреневая блузка, жилетик. И никакого лифчика!
– Лифчиков я и сейчас не люблю… А вообще – рада, что помнишь…
Девушка улыбнулась – мило и как-то загадочно, так, что сразу и не поймешь – загрустила или, наоборот, обрадовалась.
Ах, какие же у нее глаза! Большие, жемчужно-серые, с золотистыми искорками проникавшего сквозь витрину солнца…
Обворожительная юная женщина… Обольстительная красавица-парижанка, знающая себе цену и умеющая себя держать… и, когда надо – подать. Именно в этом, наверное, и заключался некий истинно французский шарм, сводящий с ума любого мужчину… Как вот сейчас – Сержа.
Усевшись на край стола, Аньез обвела взглядом салон: длинная тумба светлого дерева на тонких ножках, софа, журнальный столик, большое – во всю стену – зеркало в серебристой минималистической рамке. Напротив, на стене – «Звездная ночь над Роной» Ван Гога… конечно, копия…
– Эх… – в уголках глаз Аньез блеснули слезы… – Сколько же сил, энергии… денег… И все – зря…
– Почему же зря, милая… – вскочив на ноги, Сергей подошел к девушке и нежно обнял за плечи. – Будет у тебя и дома ничуть не хуже.
– Ага, будет… – Агнесса вдруг шмыгнула носом, чисто по-детски, обиженно и грустно… Однако, тут же сверкнула глазами. – Нет, будет, конечно… Но, этот ведь тоже жаль! Серж, милый… Интересно, сколько мы тут пробудем? Ну, хотя бы примерно?
– Одиннадцатого сентября – встреча в Ницце, не забыла? – напомнил стажер. – Пока доедем… потом обратно… Привезем все. Потом… ну, еще дня три, может…
– До Ниццы за день доберемся, – прикрыв глаза, тут же прикинула Аньез. – Если выехать засветло и потом – в четыре руки… У Аннет ведь есть права! Не знаю, правда, как у Патрика…
– Значит, выезжаем десятого… А лучше – девятого или даже восьмого, – Сергей тоже задумался. – Ну, чтоб быть уверенным… Да пока еще Люсиль отыщем…
– Отыщем! Аннет обещала позвонить. Кстати, ей надо напомнить!
– Надо… – Сергея, как бы невзначай, расстегнул нижнюю пуговичку на блузке Аньез… одну… потом – вторую, третью… погладил загорелый животик…
– А сегодня у нас какое? Кажется, двадцать третье августа… Ну да, двадцать третье! Две недели еще… Эй! Ты что творишь-то?
–Тебя раздеваю… – молодой человек, наконец, расстегнул блузку полностью и, склонившись, нежно накрыл губами быстро твердеющий сосочек…
– Что же… опять на столе? – тяжело дыша, прошептала девчонка.
– А тебе не нравится?
– Нравится… Ах…
Сергей задрал возлюбленной юбку и, опустившись на колени, осторожно снял трусики…
Потом пили ситро. Или что там прихватила с собою Агнесса…
– Ты сказала – две недели… – тихо промолвил Серж.
– Да, две… Ну, почти…
– Так давай просто отдыхать! Давай так их проведем, чтоб… Чтоб надолго запомнилось? А дня три вообще ни о чем думать не будем! Расторгнуть договор, распродать мебель – не так много времени надо…
– Еще квартира…
– Там – тем более… Не так уж и много мы с тобой здесь наследили!
Эту идею влюбленные начали воплощать в жизнь уже на следующий день, прямо с утра, и весь Париж лежал у их ног! Париж, город мечты, город любви и порочной страсти, город художников, поэтов, философов… Париж загадочный, обворожительный и опасный, утопающий в зелени аллей и парков, город Больших бульваров и узеньких улочек Монмартра, фешенебельных отелей на Елисейских полях и бандитских кварталов у Северного вокзала… Париж стелился перед влюбленными сверкающей гладью реки, взмывал в небеса ажурной Башней и ослепительно белой базиликой Сердца Христова, холодил босые ноги утренней росой в парке Монсури, сверкал ночными клубами Марэ и падал вниз, срываясь с обрывов Бютт-Шомона…
– Все это – мое! Наше… – со слезами на глазах шептала Аньез. – Здесь прошла моя юность… а кажется – что вся жизнь!
– Ань, мы еще вернемся сюда! Обязательно вернемся!
– Не вернемся – ты знаешь! Это ведь уже будет другой Париж… И… я даже не знаю – хочу ли? Доживут ли до наших дней Патрик, Аннет, Люсиль? И, если доживут – какими станут? Вспомнят ли нас? Сейчас им двадцать… А, скажем, в две тысячи двадцать втором… Сколько им будет?
– Лет семьдесят пять, – быстро подсчитал стажер.
Девушка ахнула:
– Семьдесят пять! Боже…
– Давай заглянем сегодня к Патрику?
– Ага! Только вечером – сейчас они вряд ли дома… О! Музыкальный магазин… Зайдем? Говорят, Франсуаза Арди выпустила новый диск… Так хочу купить! Ну, хотя бы неделю послушать…
Увы, не купили. Продавец лишь развел руками – разобрали! – но, клятвенно заверил, что на днях привезут еще. Рекламный плакат пластинки – большой портрет певицы с ромашкой в уголке рта – висел на стене, над стеллажами.
– Ma jeunesse fout le camp… – указав, уточнил продавец. – Мадемуазель, вы этот имели ввиду? Так он прошлогодний… Впрочем, нового пока нет.
– Знаю, что прошлогодний, – улыбнулась Аньез. – Мне там все пенсии нравятся.
– Прекрасный вкус, милая мадемуазель!
– Мерси… Спасибо…
– А не хотите ли Франс Галь! – предложил торговец. – Вон тот, синенький… Как раз самый новый! Там «Нефертити» и «Мэйд ин Франс»…
– «Мейд ин Франс»? Ну-у… Давайте…
Ma jeunesse fout l'camp
À la morte fontaine,
усевшись за руль, напевала Агнесса.
Et les coupeurs d'osier
Moissonnent mes vingt ans
Моя юность катится к чёрту,
В мёртвый фонтан,
И срезаны, словно лоза,
Мои двадцать лет.
Сергей перевел, как смог…
– Да уж – оптимистично…
– Это же про меня, Сереж, – сворачивая к бульвару Распай, грустно улыбнулась Аньез. – Про всю мою жизнь… Et les coupeurs d'osier moissonnent mes vingt ans…
… и срезаны, словно лоза, мои двадцать лет…
– Я подарю тебе этот альбом, – тихо пообещал стажер. – Пусть даже там… дома…
Ma jeunesse fout l'camp…
Моя юность катится к черту… И срезаны, словно лоза, мои двадцать лет… Ну, пусть не двадцать… но, тоже много…
Ma jeunesse fout l'camp…
Ma jeunesse…
Глава 7
Сентябрь 1968 г. Ницца
Встречи
Серое асфальтовое шоссе стелилось под колесами старенького «Ситроена» Аньез шелестом выгоревших от солнца листьев. Здесь, на юге, еще было лето – вокруг тянулись выгоревшие леса, пустоши, горы… И вдруг меж холмами показалось нечто огромное, синее… Нет, голубое! Нет, все же, сиреневое… Или все эти цвета сразу?!
– Море! – закричала Аннет. – Давайте купаться! Купаться!
– Это лавандовые поля, – рассмеялась Агнесса. – Честно сказать – раньше только на картинке видела.
– Лаванда? – Патрик поднялся на ноги – тент с крыши путешественники давно уже сняли – так и прохладней, и ничто не мешало любоваться природой. А любоваться было чем!
– Точно – лаванда! – вскочила с заднего сиденья Аннет. – Чувствуете, какой запах? Ах… А вон там, слева – море! Море, море, море! Ребят? Ну, может, все-таки не будем так уж спешить?