– Нахер приличия. – Он бросил на стол несколько купюр. – Спасибо за выпивку.
– Эй! Да это же целое состояние! Сдачу забрать не хочешь? А как насчет того, чтобы захватить с собой сэндвич? Ты ни кусочка не съел!
Но Рэй уже не слушал и отвечать не планировал. Выскочив из дверей кафе, он подлетел к своей машине, сел на водительское кресло и снял с пластикового крючка рацию.
– Центральная, это тридцать девятый, прием.
Спустя несколько мгновений через помехи пробился голос дежурного.
– Центральная слушает, привет, Лок. Я был уверен, что ты успел обойти уже четыре бара в Ночном квартале, но голос у тебя весьма трезвый, прием?
– Рацию в машине Уайта починили, прием?
– Вчера утром выдали ему новехонькую. Надеюсь, он ее еще не раздолбал. Вот только не уверен, что он на связи. Сам знаешь, он включает ее только во время дежурств. А так…
Эфир вновь прервался помехами, и Рэй услышал голос Лоуренса:
– Центральная, это сорок второй. Рация в полном порядке, и я всегда держу ее включенной, а за вранье тебе давно пора начистить пятак. Попивай свой кофеек и прекрати бурчать. Перехожу на третью частоту, чтобы особо любопытные не подслушивали. Приятного дежурства.
Офицер Лок повозился с настройками рации, вспоминая, как переключаются частоты, и нашел нужную.
– Мужик, у нас проблемы, – заговорил Лоуренс. – Чертовски серьезные проблемы.
– Я тебе сейчас устрою проблемы. Какого хера ты не отвечаешь на телефон?
– У меня больше нет телефона. Да и квартиры, собственно, тоже нет. Я явился домой, а там страшный разгром. Кое-кто здорово постарался и превратил мою уютную хату в поле битвы. Не хватает десятка трупов доблестных солдат и рек кровищи.
Рэй задержал дыхание.
– А где Алисия?
– Понятия не имею. Я пытался дозвониться тебе из автомата, но не особо преуспел. Набрал телефонную компанию, и они сообщили, что в вашем районе какие-то неполадки.
– Почему ты не приехал ко мне, мать твою?!
– А я и еду, мужик. Новости слушал? Знаешь, какие «пробки» на центральном шоссе? Тут какая-то авария, две фуры не смогли разъехаться. Задница полная.
Офицер Лок бросил взгляд в зеркало заднего вида, изучая компанию подвыпивших подростков, сидевших на тротуаре, и забарабанил пальцами по рулю.
– Куда она могла деться?
– У меня есть пара идей, но будет лучше, если мы обсудим это в твоей квартире. Я сижу за рулем уже часа четыре, если не больше, поспать так и не успел – или задремал, но успел проснуться, потому что «пробка» мертвая – и очень хочу принять лежачее положение. На кровать не надеюсь, но диван подойдет. К слову, ты рацию хотя бы иногда включаешь? Я пытался до тебя достучаться пару часов назад. А потом дежурный говорит мне, что это я ее не включаю.
Рэй покосился на красный огонек рации.
– Похоже, была разряжена.
– Жаль, что ты не следопыт, мужик. Мы могли бы общаться мысленно.
– Серьезно? Следопыты и такое умеют?
– Ага. Идеальный канал связи. Можно общаться с тем, кто находится на другом конце света.
– Как скоро ты приедешь?
– Через часок, если повезет.
– Я понял, кто наша фиолетовая незнакомка.
– И кто же?
– Биологическая мать Альберты Пэйдж.
Молчание Лоуренса говорило красноречивее любых слов.
– Мужик, ты выпил? – наконец ожила рация.
– А Адам Кассел – ее старший брат.
– Я понял. Ты крепко выпил. Не выходи из дома без особой на то нужды и не садись за руль.
– У них одинаковые глаза, Лоуренс.
– И что? Хочешь сказать, что Адам Кассел укокошил родную матушку, а потом и сестрицу? Может, ты не пил, а последовал моему примеру и принял пару розовых таблеток?
– Он не знал, что фиолетовая незнакомка – его мать. Скорее всего, он, как и Альберта, воспитывался в приемной семье, а туда попал из приюта. А вот самой Альберте он мог представиться братом. Это объяснило бы тот факт, что она добровольно пошла с ним в незнакомый дом.
– То есть, он все же прикончил свою сестру.
– Да. Но между убийством фиолетовой незнакомки и убийством Альберты что-то произошло. Адам Кассел что-то узнал или встретился с кем-то, получив какие-то сведения. И сведения эти изменили все.
– Версия трещит по швам, мужик, – вздохнул Лоуренс. – Ее нужно оббить за бутылочкой пива.
– Поставлю его в холодильник. Глядишь, за часок – накину еще часок с учетом пробки – остынет.
Глава двадцать вторая. Китти
Ночь с пятницы на субботу, 10-11 ноября 1989 года
Треверберг
Тучи, висевшие над городом на протяжении всего вечера, наконец-то пролились дождем. Сперва он увлажнил землю редкими каплями, а несколько минут спустя хлынул такой ливень, что Алисии пришлось съехать на обочину. Вампирша смотрела на влажный асфальт шоссе, положив затянутую в перчатку руку на руль. Проносившиеся мимо машины сбавляли скорость, завидев вереницу тормозных огней у въезда на Первый мост. Если в этом городе и было что-то неизменное, так это «пробки». Особенно здесь, на дороге в старую половину.
По радио передавали джаз, ароматический брелок с крохотной стеклянной колбой, прикрепленный к зеркалу заднего вида, покачивался, как маятник гипнотизера. При взгляде на детектива Кантер в голову приходило сравнение с пружиной, сжатой до предела. Больше всего на свете Китти хотелось открыть дверь, выйти из машины и поймать случайную попутку, забыв произошедшее как страшный сон, но сбежать ей никто не позволит. Да и что она намеревается делать? Вернется домой? Ляжет в ванну, где не так давно нашла мертвую Альберту Пэйдж? Но ведь еще есть Лоуренс. Да, она могла бы пойти к Лоуренсу и рассказать ему обо всем.
– Он узнает, – пообещала Алисия, не отрывая взгляда от дороги. – Но еще не время. Я уже говорила. Всему свой срок.
Китти сжалась на пассажирском кресле, как замерзший мокрый воробей.
– Не нужно было мне пить твою кровь, – сказала она вампирше. – Я странно себя чувствую.
– Это скоро пройдет. На людей с печатью кровь обращенных действует сильнее, чем на обычных смертных. Дело в вашей природе.
– Не хочешь объяснить, зачем тебе это нужно?
– Нет, – коротко ответила Алисия, покрутив ручку настройки радио. – Я хочу, чтобы ты была в естественном эмоциональном состоянии.
– Если хочешь знать, я напугана до чертиков! – не выдержала Китти. – Этого ты хотела?
– Именно этого, – кивнула детектив Кантер, прибавляя громкость. Из колонок полились звуки струнного концерта. – Вот, послушай. Гарольд очень любил эту волну. В новой половине поймать ее невозможно, а на подъезде к старой половине нужно настраивать радио целую вечность. Ему нравилась виолончель. Он мог слушать ее бесконечно.
Девушка шмыгнула носом и поплотнее закуталась в одолженное у вампирши пальто из плотной белой шерсти. Ей совсем не хотелось знать, кто такой Гарольд, но молчать было невыносимо.
– Это ваш коллега? – спросила она у Алисии.
– Друг, – поправила та. – Очень близкий друг. Можно сказать, что он сделал меня той, кем я являюсь сейчас. Я обязана ему жизнью.
– Мы едем в гости к Гарольду? – предположила Китти.
Детектив Кантер бросила на нее неоднозначный взгляд и вырулила на дорогу, пропустив битком набитое такси с логотипом частной фирмы «Быстрый Треверберг».
– Да, Китти. Мы едем в гости к Гарольду.
– Он живет в старой половине? В одном из особняков? Или в домах в районе Темной площади?
– В районе Темной площади, но не в домах.
У мисс Свонсон пересохло во рту, а руки, холодные, несмотря на перчатки, стали ледяными.
– С некоторых пор Гарольд живет на старом кладбище, – произнесла Алисия таким тоном, будто они обсуждали платье одной из светских дам на приеме у доктора Филиппа Хобарта. – Когда я приезжаю к нему, то оставляю дверь машины открытой и включаю радио погромче. Как ты думаешь, он слышит виолончель там, где обитает сейчас?
– Соболезную вашей утрате, мэм, – откашлявшись, сказала Китти. – Мне было шесть лет, когда умер мой отец. Он был охотником, промышлял, в основном, в горах. Поскользнулся на уступе и сорвался в пропасть. Кое-кто поговаривает, что он был пьян, но мама рассказывала, что он не брал в рот ни капли алкоголя. С тех пор я боюсь гор. Если и выбираюсь туда, но с матерью или с подругами, но не в одиночестве. Мне кажется, что отец позовет меня из какой-нибудь пропасти – и я, обрадовавшись, шагну вниз для того, чтобы встретиться с ним.
Подчиняясь жесту дорожного полицейского, Алисия притормозила.
– Прекрасно тебя понимаю, – ответила она. – Когда умер Гарольд, я дала себе обещание, что никогда не шагну в пропасть. И буду всеми силами вытягивать из нее тех, кто гуляет по краю. Жизнь – ценный дар, Китти. Ты когда-нибудь задумывалась об этом? Смертные редко о таком задумываются. Возможно, потому, что они смертны, но в глубине души верят, что будут вечно топтать эту землю. Но поверь мне, жизнь только кажется вечной. Она может оборваться в любой момент. И порой рядом появляется тот, кто хочет столкнуть нас в пропасть. Не нужно бояться этого. Напротив, нужно открыть глаза пошире и идти навстречу этому страху. В противном случае ты не сможешь его уничтожить.
Китти понимала, что говорит она не про страх, но вопросов задавать не стала.
– Одна моя знакомая… моя наставница, думаю, что можно называть ее так, говорила нечто похожее.
– Правда? Кто же?
– Главный редактор школьной газеты. Ее звали Женевьева Луазье. Именно она посоветовала мне заниматься журналистикой и писать о книгах. Она была писательницей, очень талантливой.
Алисия помолчала, размышляя над словами собеседницы.
– Вампирша? – уточнила она.
– Да. Очень красивая. Рыжеволосая, зеленоглазая. Она чем-то напомнила мне…
Пальцы детектива Кантер намертво вцепились в обтянутый кожей руль. Сотрудник дорожной полиции наклонился к приоткрытому окну машины и взял под козырек.
– Добрый вечер, дамы, – сказал он. – Куда направляетесь?