– К чему ты клонишь? – спросил Рэй.
– К тому, что порой таблетки, над которыми ты так часто смеешься, не мешают мне трезво воспринимать действительность. Они дают возможность ненадолго заткнуть голос и прислушаться к чувствам. К тем чувствам, которые испытывает Лоуренс Уайт, мальчик Деон, ученик следопыта.
– И что тебе говорят чувства?
Отвернувшись от окна, Лоуренс направился на кухню, и друг последовал за ним.
– Мы пытаемся понять мотив этого мерзавца, тогда как следовало бы сосредоточиться на мотивах женщины, ради которой – или, если точнее, вопреки которой – он это делает.
Рэй включил газ, поставил чайник на плиту и занял один из стульев, поставив блюдо со свечой по соседству со свежим номером «Треверберг Таймс».
– Она могла помешать Адаму Касселу убить фиолетовую незнакомку, но не сделала этого. Могла помешать ему убить Альберту Пэйдж, но не сделала этого. В конце концов, она убила самого Адама Кассела. Зачем?
– Возможно, он знает какую-то тайну. – Офицер Лок помолчал, собираясь с мыслями. – Или же фиолетовая незнакомка и Альберта Пэйдж знали какую-то тайну.
– Кажется, ты говорил, что фиолетовая незнакомка может приходиться Альберте Пэйдж матерью.
– Говорил, – согласился Рэй. – Но это всего лишь гипотеза. И ты сам сказал, что версия трещит по швам.
– У нее были рыжие волосы, покрашенные в платиновый цвет. Верно?
– Верно.
– Алисия – тоже рыжая. И она тоже красила волосы в платиновый цвет.
Чайник пронзительно засвистел. Рэй выключил газ, но чашки наполнять не торопился.
– Хочешь сказать, что наша мадам пыталась выдать фиолетовую леди за Юнону, но не сработало?
– Вовсе нет. Сработало, и очень хорошо. Все вышло именно так, как она планировала. Она не хотела, чтобы он принимал ее за Юнону. Она хотела убедиться в том, что он жив – и что он следит за Алисией. И она в этом убедилась. А теперь она продолжает делать то, что делала раньше. Играть с ним. И не только с ним. У нее было много других игрушек. Мать Альберты. Сама Альберта. Адам. Она не допустила ни одной ошибки. Это мы оказались слишком въедливыми и выявили ее связь с Китти Свонсон.
Тяжело вздохнув, офицер Лок поднялся и взял с полки две глиняные кружки.
– На Китти Свонсон у нее были большие планы, – продолжил Лоуренс.
– Почему были? Не припомню, чтобы мы находили ее труп.
– Вот какая история, мужик. Расскажу ее с самого начала. Китти Свонсон успела вернуться в Треверберг. Она пришла ко мне домой, так как больше ей идти было некуда – не возвращаться же в квартиру, где не так давно обнаружили холодное мертвое тело? Дверь ей открывает Алисия Кантер. Наша вампирша красит волосы в платиновый цвет, но на ее интеллектуальных способностях это никак не сказалось. Она быстро сводит все данные задачи воедино и понимает, что мисс Свонсон навещала графа Э. Бог с ним, с психом, который развлекается тем, что приковывает рыжеволосых девиц в подземельях своего замка. Настоящее зло – не он, а женщина, благодаря которой он стал графом Э. И эта женщина очень ценит Китти Свонсон. Она помогла ей сделать карьеру, вдохновляла на всех ее этапах, пусть и не напрямую. Избавься от Китти Свонсон – и избавишься от всех проблем.
Рэй замер с кружками в руках. Свеча, оплывавшая восковыми слезами, почти догорела.
– Куда Алисия могла ее увезти? – спросил он.
– Чего не знаю – того не знаю. И, признаться, у меня нет ни одной идеи на этот счет. Разве что если…
Лоуренс умолк, заметив, как изменилось лицо друга.
– Я знаю, что она искала в твоей квартире. Алисия пользуется заколками из храмового серебра. Второпях она могла обронить одну. Я видел, как она оставляла их на столе в своем кабинете. Вампир способен слышать храмовое серебро так же, как темный эльф-следопыт, я прав?
– Не каждый. Только в том случае, если он уже немолод.
Рэй просиял и, порывшись в заднем кармане джинсов, протянул другу маленькую заколку.
– Не знаю, нашла ли мадам что-нибудь, но мы тоже не лыком шиты. Давай, Лоуренс. Пара минут – и дело сделано.
Детектив Уайт прикрыл глаза.
– Не заставляй меня, мужик. Неужели ты так сильно меня ненавидишь? Китти Свонсон никто не причинит вреда. Подождем до утра, а там все разрешится. Максимум у нас будет еще один труп. Да не смотри ты так, я шучу. Я серьезно, Рэй. Хватит с меня храмового серебра. Я еще от того зеркальца не отошел. Кстати, а откуда у тебя заколка?
– Это мой трофей, – с важным видом заявил Рэй.
– Ты в своем репертуаре, тащишь все, что плохо лежит, особенно если эти вещи принадлежат красивым женщинам. Признай, наконец, что ты хочешь за ней приударить.
– Хочу так, как еще никогда не хотел. А теперь возьми хренову заколку. У нас нет времени на разговоры.
Лоуренс смотрел на серебристый металл, едва заметно светившийся в темноте, и осознавал, что еще никогда за свою относительно короткую для темного эльфа жизнь не испытывал такого ужаса при мысли о прикосновении к чужим воспоминаниям. То была не тайна, которую он мог услышать, взяв в руки принадлежавшее Альберте Пэйдж зеркало из храмового серебра. То был мрак, в котором долгие четыре года обитала Алисия Кантер. А за этими четырьмя годами – жизнь, наполненная одиночеством, болью и страхом, знакомым лишь Незнакомцам, вампирам, брошенным создателем. Он может выбросить эту заколку к чертям, подняться и уйти. Но кто знает, что будет потом? Останется ли в живых мадам? Останется ли в живых граф? Заслуживает ли Алисия нового витка личного Ада? Она и так живет в этом Аду, всеми силами пытаясь выкарабкаться. Лоуренс может многое рассказать об Аде. У его тьмы тоже есть лицо и имя. Но ему суждено провести в ней всю жизнь. У Алисии же есть шанс на спасение.
Пальцы детектива Уайта не желали двигаться, но он взял с руки друга маленькую заколку из храмового серебра и крепко сжал в кулаке холодный металл.
Глава двадцать четвертая. Юнона
Шестидесятые годы двадцатого века
Европа
Она сидела перед зеркалом и терпеливо ждала, пока служанки закончат с последними приготовлениями к свадебной церемонии. Еще одно прикосновение кисточки с пудрой к лицу. Еще один маленький штрих ярко-алой помады на губах. Еще одна шпилька в высокую прическу. Чья-то рука поправила нити мелкого речного жемчуга на ее шее, пальцы тронули кожу за ушами, оставляя на ней легкий холодок. Духи. Аромат, подаренный мужчиной в честь торжественного события. Их приготовил знаменитый парижский парфюмер, и стоили они целое состояние. Вот только запаха она не ощущала. С сегодняшнего утра в ее мире было слишком много запахов, и она не могла сосредоточиться ни на одном. Да и не особого этого хотела. Ею владела только одна мысль. Еще вчера она могла умереть и прекратить свои страдания. Теперь она бессмертна. Желание убить мужчину не ослабевало, но теперь она сомневалась, что ей достанет сил это сделать. Ведь он, как ни крути… ее отец. Он подарил ей вечность. Что-то изменилось. Между ними протянулась невидимая, но очень прочная нить. Не это ли он имел в виду, говоря, что больше не будет ее господином? Мучения останутся в прошлом, и они начнут другую, новую жизнь? Сможет ли она его полюбить?.. Конечно, нет. Хоть бы он подарил ей три сотни вечностей, но при мысли о нем ее сердце каждый раз превращается в кусок льда.
Она подумает об этом потом. В голове творится что-то невыносимое. Мысли похожи на гигантский рой встревоженных пчел, а тело будто принадлежит кому-то другому. Ощущение такое, словно у нее забрали то, знакомое тело, и дали взамен новое, гибкое, легкое, сотканное из странной материи. Кожа бархатная, на щеки вернулся румянец, а волосами служанки не прекращали восхищаться с раннего утра. Она прибавила несколько сантиметров роста, бедра стали чуть шире, грудь – чуть больше. Изменилась осанка: теперь она ходила, гордо расправив плечи и высоко подняв голову. Так, как должна ходить благородная женщина, графиня. Но самая удивительная перемена заключалась в другом.
Она не увидела своего отражения в маленьком прикроватном зеркальце, и пришлось воспользоваться большим, тем, что стояло возле туалетного столика. Оттуда на нее смотрела женщина, которой при рождении дали имя «Юнона». Красавица с тонко вылепленным лицом, изящным изгибом бровей и глубокими сине-зелеными глазами. Она выглядела чуть взрослее, но это ее не печалило. Угловатый подросток навсегда остался в прошлом. Ей захотелось пройтись по комнате, сбросив одежду. А, может, и прогуляться в таком виде по саду. Захотелось позвать служанок и услышать, как она хороша. Главная перемена относилась не к облику, а к чему-то глубокому, неощутимому и неосознаваемому. И это что-то искало выход наружу. Она смотрела на себя в зеркало из храмового серебра и повторяла свое новое имя. Юнона. Оно ей подходит. Ее зовут Юнона… и она голодна. Но ни вина, ни изысканного сыра ей не хотелось. Глоточек крови пришелся бы кстати. Она с удовольствием угостилась бы одной из рыжеволосых девушек, которых граф когда-то приводил в замок… чудовищная мысль. Но она очень хочет есть. Кто-нибудь приведет ей еду?
Мадам появилась в дверях спальни, когда одна из служанок зашнуровывала корсет платья. Пришлось сделать глубокий вдох и задержать дыхание. На мгновение она испугалась, что у нее закружится голова, но время шло, а воздуха легкие не требовали. Ах да. Она же бессмертна. Теперь ей не нужно дышать. Бьется ли у нее сердце? Она прислушалась и поняла, что не ощущает мягких толчков в груди.
– Дитя, ты очаровательна, – проворковала мадам, подходя к ней. – Истинная богиня. Настоящая Юнона. Привыкаешь к новой роли?
Она запоздало поняла, что подруга графа имеет в виду не статус будущей жены графа, а ее новую сущность.
– Да, моя госпожа.
– Как ты себя чувствуешь? Уже свыклась с переменами вокруг и внутри тебя?
– Да… нет… не знаю. – Она вздохнула. – Я голодна.
– Бедное дитя! – Мадам взяла ее под руку. – Интересно, чем занят твой жених и по совместительству создатель? Примеряет фрак? Сейчас же распоряжусь, чтобы тебе привели человека. А пока выйдем в сад. Тебе нужен свежий воздух.