ния капитулирует? Как это решение впишется в мирную жизнь президента Трумэна?
Альберт страшно злится, когда я упоминаю о чем-то подобном. Он говорит, что синтетическая кровь пробуждает во мне человеческие эмоции. Но разве не эмоции отличают нас от тех животных, которыми были вампиры до Великой Реформы? Я никогда не был приверженцем теории о возвращении к истокам. Когда у меня будут дети… если будут, я позволю им выбирать. Если они захотят существовать во тьме, то останутся во тьме. Если они выберут жизнь под солнцем среди людей, то будут жить под солнцем среди людей… но до этого еще далеко. Нам нужно довести наш эликсир до совершенства. Надеюсь, Альберт не уедет в Треверберг надолго. Зная его, могу предположить, что он влюбится в красавицу на стотысячном балу, предложит ей руку и сердце и обзаведется детишками. Мне останется жить неподалеку и изредка приглашать их в гости…
Глава одиннадцатая. Терри
Лето 1990 года
Треверберг
Она лежала на кровати, глядя в потолок, и пыталась сориентироваться в собственных ощущениях. У нее ничего не болело. Ей не было ни холодно, ни жарко. Она слышала приглушенную болтовню маленького радио, стоявшего на прикроватном столике. Ноздри улавливали запах антисептиков и стерильных бинтов. Она могла бы сказать, что с ней все в порядке, но это было бы ложью. Во-первых, потому, что она не могла двигаться — не удавалось пошевелить даже пальцами на ногах. Во-вторых, потому, что она и понятия не имела, где оказалась.
— Добро пожаловать в мир живых.
Мужчине, сидевшему на табурете возле кровати, исполнилось максимум тридцать пять, но его волосы, зачесанные назад, были совершенно седыми. Она открыла рот, поняла, что голос не слушается и откашлялась.
— Кто вы, сэр?
— Ваш отец, юная леди.
Она слабо улыбнулась и прикрыла глаза.
— Нет, вы не мой отец. Уж своего-то отца я…
Она замолчала и посмотрела на седого мужчину. Он кивнул ей — уважительно, так, будто они были коллегами и сохраняли дистанцию.
— Простите, сэр… как вас зовут? — осторожно поинтересовалась она.
— Филипп, юная леди. Доктор Филипп Хобарт.
— А… меня? — Она не просто не помнила своего имени. Она не помнила, как здесь оказалась. Не помнила, что делала вчера. Позавчера. Неделю назад. Она не знала, кто она, где живет, чем занимается, как зарабатывает на жизнь. Не представляла, есть ли у нее парень, какую помаду она предпочитает и ездит ли на пятничные ужины к маме. — Как зовут меня?
Доктор Хобарт сцепил руки, свободно лежавшие на коленях, в замок.
— Терпсихора, — сказал он. — Тебе нравится?
Она нахмурилась.
— Терпсихора? Что за странное имя?
— Темное имя.
— Оно длинное и глупое, — отрубила она. — Верните мне прежнее.
— У тебя нет прежнего имени. Я забрал его вместе с прошлой жизнью.
— Вы любитель невинных дев, прикованных цепями в глубоких подземельях? Будете пытать и насиловать меня, да, сэр? Это — моя новая жизнь?
Доктор Хобарт положил ногу на ногу и позволил себе легкую улыбку.
— Что ты такое говоришь, милая, — сказал он с теплом. — Никто не будет приковывать тебя цепями. И уж тем более пытать. Но несколько дней придется провести без движения.
— Мне не нравится мое имя, — повторила она. — Я хочу, чтобы меня называли… Терри.
— Это мужское имя, дитя.
— Я вам не дитя! — возмутилась Терри. — Сколько вам? Тридцать? Тридцать пять?
Доктор Хобарт и бровью не повел.
— Если бы бессмертные отмечали дни рождения, то мне вот-вот предстояло бы отметить двухсотый, — ответил он, по-прежнему улыбаясь. — Но такие обычаи характерны для необращенных. Представь себе тысячелетнего вампира, который зажигает свечи на именинном торте каждый год.
Та часть мозга Терри, в которой оставалось немного здравого смысла, решила, что узнавать подробности ей не хочется. Девушка опустила взгляд, изучая свои руки.
— Ничего себе, сколько у меня татуировок, — сказала она бесцветным голосом. — Я танцовщица? Стриптизерша? Художница-татуировщик? Модель?
— Ты любишь читать? — проигнорировал вопросы мужчина, назвавший себя ее отцом.
Девушка в стотысячный раз напрягла память — и в стотысячный раз безуспешно. Может, она ударилась головой? Говорят же — «память отшибло». Но она помнит язык, может говорить, видеть, слышать и чувствовать запахи. Или за эти функции отвечают разные участки мозга?
— Не знаю, — призналась она.
— Наверное, тебя смущает происходящее в твоей голове, дитя. — Извиняющийся тон доктора Хобарта был слегка отстраненным — так он мог бы сказать приятелю «прости, я забыл положить сахар в твой кофе, вот ложечка, ни в чем себе не отказывай». — Это последствия обращения. Через месяц ты сможешь пользоваться памятью.
— Обращение, — повторила Терри. — Вы хотите сказать, что я … вампир?
— Тебе решать, — уклончиво ответило существо, называвшее себя ее отцом.
— Я вспомню, кем была раньше?
— Нет.
Категоричные нотки в его голосе заставили ее напрячься.
— Но вы сказали, что я смогу пользоваться своей…
— … новой памятью, — мягко уточнил доктор Хобарт. — Новой совершенной памятью, заключенной в новом совершенном теле.
Когда он встал на ноги, Терри заметила, что роста в нем максимум сантиметров сто семьдесят. Кем бы ни было это существо, оно казалось хрупким и слабым… пока вы не смотрели ему в глаза.
— Я бы хотела почитать что-нибудь о мозге, — тихо сказала девушка. — Мне интересно узнать, как работает память.
В каре-зеленых глазах доктора Хобарта появилась искра интереса — но уже через долю секунды они стали прежними. Холодными и жестокими. Он смотрел на Терри так, словно та была одним из триллионов жителей грибного царства, которое трудолюбивый лаборант выращивает в чашке Петри. Девушка прикрыла глаза, и за мгновение до того, как ресницы коснулись щек, она увидела другого доктора Хобарта. Одетый в элегантный фрак, он стоял возле кареты и подавал руку даме, выходившей следом. В волосах существа, называвшего себя ее отцом, не было ни одного седого волоска. Иссиня-черные кудри свободно лежали на плечах, и дама в бальном платье прикоснулась к ним маленькими пальчиками. Доктор Хобарт посмотрел на нее, и его губы произнесли имя, которого Терри не расслышала.
— Чудесный выбор, дитя. Такой литературы у меня предостаточно. Вернусь через несколько минут для того, чтобы почитать тебе вслух.
***
9 июля 2009 года, ранний вечер
Треверберг
Терри достала из кармана джинсов очередную монетку и щелчком пальца отправила ее в воду. Она вот уже пару часов бродила по Отдаленным мостам, перешла каждый из них на несколько раз и избавилась от приличного запаса мелочи. Последнюю, если верить легендам, следовало бросать в реку в этом районе в тех случаях, если вам нужно разрешить сложную загадку. То ли легенды врали, то ли Терри плохо представляла, в чем заключается ее загадка.
Что она здесь делает? Нужно поехать домой, выпить травяного чая, завернуться в плед и посмотреть хороший фильм. Еще она может взобраться на крышу и полюбоваться на звезды. Может взять машину и прокатиться за городом. Сделать уборку в шкафу. Вымыть пол. Проинспектировать холодильник на предмет продуктов, которые нужно выбросить.
Но Терри не могла поехать домой, потому что там был Юджин. Точнее, Юджина там не было, и она это прекрасно знала — и вместе с тем он там был.
Юджин всегда сидел рядом с ней, когда она заваривала травяной чай. Он не любил кино, но вполне правдоподобно изображал радость в процессе совместных просмотров. Он мог разглядеть созвездия даже над залитым огнями ночным Тревербергом. Он обожал прогулки за городом, когда она сидела за рулем, и с радостью помогал ей делать работу по дому. Теперь ей нужно учиться жить заново. Выстраивать все с ноля. Она не умеет засыпать в одиночестве, не умеет жить в слишком большой для нее квартире, ленится готовить для себя. Но это все сущие мелочи по сравнению с главным.
Ей не просто нужно учиться жить заново. Ей нужно учиться жить без Юджина. Без его молчания, которое говорило красноречивее любых слов. Без его шуток, которые всем, кроме нее, казались слишком утонченными. Без его ночных посиделок за работой — «мистер ТТ сказал, что послезавтра крайний срок, а я обязан сдать материал завтра». Юджин больше не укроет ее теплым одеялом ранним зимним утром, уезжая в другую половину города ради интервью. Юджин больше не будет ругать ее за то, что она купила не те сливки. Юджин больше не позвонит ей посреди дня и не скажет «ура! Статью с прошлой недели приняли к бумажной публикации! Я удивлен, но очень рад!». Потому что какая-то скотина, которая до сих пор ходит на свободе, перерезала ему горло и оставила в одном из темных переулков Ночного квартала. Точнее… Терри не хотела думать о деталях. Она ни о чем не хотела думать, и пока что ей это удавалось.
Капитан Боннар был против того, чтобы она занималась этим делом, и он, как ни крути, прав, но Грег остался один, а свободных детективов в отделе нет. Вот где детектив Логан смог бы здорово помочь, думала Терри, отмеривая очередные двести шагов по мосту. Но вместо этого он провернул чудесную шутку с сотрудником на испытательном сроке и сидит у себя, посмеиваясь.
— Найти тебя еще сложнее, чем призрак жены Основателя.
Вечер выдался теплым, но поверх льняного костюма Тристан накинул длинный светлый плащ. Если бы не каблуки туфель, ритмично стучавшие по мостовой, его походка была бы бесшумной, как у невесомого лесного эльфа. Когда Терри увидела его впервые, то сразу подумала о невесомом лесном эльфе. Таких существ в Темном мире не водилось, но их следовало бы придумать специально ради брата. Он был сумасшедшим, это признавал даже отец. Но красивым сумасшедшим, пусть и не во вкусе Терри.
— Кого я вижу, — бросила она, не сбавляя шага.
— А где классические вопросы из глупых детективных романов а-ля «о боже, как ты меня нашел? Ты за мной следил?!»?
— Мы — дети одного создателя, нам не нужен даже эмоциональный запах для того, чтобы находить друг друга.