Створки распахнуты, внутри открытые ящики — нормальное мясо! Тяжелый запах не от него. Просто сам воздух тяжелый. Его не вдохнуть. Но надо.
Вцепляюсь в створку. И она тоже тяжелая. В замедлении словно еще тяжелее. Глядим друг на друга — я и Соль… Надо! Сдвигаю свою. Напротив меня Соль с усилием делает то же самое… Створки с грохотом, лязгом, сотрясением корпуса — закрываются. Все.
Отпускаю.
И все возвращается сразу. Шум. Крик. Треск. Темнеет в глазах, но…
— Надо отогнать фуру!.. — кричит Соль. — Ай!
Оставив меня, тенью скользит к кабине, взлетает по лесенке. Фура с гудением трогается — и выкатывается прочь из ангара. На воздух.
Я стою, уперев руки в колени. Дышу, как учили. Чувствую, как течет пот по шее. Не свались на этот бетон, Усольцев. Эх, надо было котлету на обеде попросить…
Позади снова орет этот мужик с мотоцикла. Ему бы к нам ротмистром.
— Встать! Очнуться! Вы на работе, снага, а не на бойне! Я сказал: очнуться!!
И замершие рабочие-снага действительно начинают отмирать. Разжимают сжатые кулаки, оглядываются. Один садится прямо на бетон. Другой с изумлением вытирает кровь, что течет из носа. Третий, шатаясь, направляется проверить того, что проехался на тележке. Да, несколько нелюдей в отключке… но живы.
У нас по-прежнему без сознания шофер, Ганя бледный, как лист бумаги, да и Федор, кажется начинает плыть: магия далась нелегко.
Рослый снага сходит с мотоцикла. Не торопясь. Шествует к нам. Лицо черное от злости, но голос уже ровный:
— Сели на свою тарантайку — и вон с моего завода.
Отчего-то не хочется с ним спорить.
Глава 17Соль. Мир устроен так — мы или они
Провожаю взглядом увозящую курсантов кастрюлю на колесах и без сил приваливаюсь к бетонному забору. Господи, только б никто не подох по дороге к этой их Морготовой базе… Там-то уже магтехническая медицина и полумертвого на ноги поставит. Погрузили вроде всех еще живыми. Но если кто-то из опричников сыграет в ящик — нам кабзда.
А может, зря я за них переживаю. Нам, похоже, в любом случае кабзда. Вопрос, пожалуй, в том, кому именно «нам». Кого сейчас пытались через эту дичь с магией крови подставить? Генриха и его снага, а заодно и всех снага города, включая моих? Или все-таки курсантов? Их же тут неиллюзорно могли перебить, и вся недолга. Мясопродукт мой Андрей был так же растерян, как и я. После Хтони я верю ему, как себе. Черт, забыла оставить Мясопродукту свой телефон, а лучше бы нам быть на связи…
Тащусь обратно к злополучной фуре — по счастью, у всех хватило мозгов не открывать больше дверцы рефрижератора. Генрих все еще орет на своих снага, и многие наполовину вышли из сомнамбулического состояния. Так вот что такое военный вождь в активной фазе… Когда он поднялся в стременах мотоцикла, от него в беснующуюся толпу исходили своего рода волны — но это не было похоже ни на что из той магии, с которой я сталкивалась прежде.
Когда я приближаюсь, Генрих заканчивает орать, подходит к кабине фуры и поднимается на водительское место. Запрыгиваю с другой стороны на пассажирское сиденье:
— Куда ты ее поведешь?
— К Печи, — по интонации ясно, что Печь эта — с большой буквы. — Мы там сжигаем просрочку и брак.
Хватаю его за рукав:
— Погоди! Нельзя ничего сжигать — это улика! Нам же нужно найти, кто накачал мясо ставленной кровью!
— Нет, — жестко говорит Генрих. — Я не позволю этой дряни остаться на моей территории. Вообще нигде ей не позволю остаться. Ставленная кровь — яд для нашего народа. Она может вернуть нас в то полузвериное состояние, от которого мы столько веков уходили. Как ты говорила… только не в мою смену.
Открываю рот, чтобы возразить, но слова застревают в горле, тело обмякает в кресле. Кажется, сейчас от Генриха исходит та же волна, что во время безобразной свалки у фуры… да, как это ни обидно, на меня оно тоже действует.
А если он хочет уничтожить улики… потому что они указывают на него? Черт, я же ничего не могу ему сделать, когда он такой — вообще ничего! Просто физический какой-то блок на любое противодействие…
Генрих кладет мне руку на плечо. Вздрагиваю всем телом… напрасно — это дружеский жест, намерение считывается по запаху тела.
— Прости меня, Соль. Я не должен был применять сейчас власть — только не к тебе. Обещаю, это не повторится. Никогда.
У меня отваливается челюсть. Больше всего из произошедшего за этот невыносимо долгий день меня изумляет, что Генрих просит прощения.
— Для меня все это тоже непросто, — тихо говорит он. — Нужно срочно сжечь ставленную кровь, но следы можно будет потом восстановить и по пеплу. Пожалуйста, дождись меня в офисе. Я сделаю что должно, а потом мы вместе решим, как действовать дальше. Вита — вы встречались, это моя ассистентка — проводит тебя.
Киваю. Наверно, я могу сейчас покинуть этот Морготов мясокомбинат и забыть обо всем, что тут случилось. Может, это было бы мудрое решение. Но где я — и где мудрость?
Вылезаю из кабины. Ко мне тут же подходит длинноногая блондинка. Мы и правда встречались — сперва здесь, а потом она приезжала за мной к вилле Барона. Только сейчас соображаю, что это она и вызвала Генриха по телефону. Естественно — Вита же человек, ставленная кровь на нее не подействовала.
Иду за Витой в угол ангара, который Генрих громко называет офисом. Здесь мы с ним встретились впервые… тогда я до одури его боялась. Сейчас не боюсь — и как знать, не пожалею ли об этом…
— Чаю? Кофе? Пива? Водки? — скороговоркой спрашивает Вита.
— Да брось, не надо меня обслуживать… Присядь лучше. У тебя самой выдался непростой денек.
— Не то слово! — Вита устало улыбается и садится на диван напротив. — Перепугалась до усрачки нах… Пять лет работаю со снага-хай, но такого не видела никогда. Давай по пивку жахнем?
— Давай! Да сиди ты, я сама достану.
Пиво у Генриха знатное — мой любимый бледный эль, это я с первого визита помню.
Вита выпивает одним глотком полбанки — не ожидаешь от гламурной блондинки такой прыти — взглядывает на меня с задорной улыбкой и вдруг спрашивает:
— Думаешь, я с ним сплю?
— Эм-м-м…
Не то чтоб я как-то особенно об этом думала — ревновать мне пока рановато — но да, это казалось само собой разумеющимся. Для чего еще держат красоток-ассистентов? Вита, конечно, человек, а мы не слишком хорошо с людьми совмещаемся в плане койки — но когда мужик настолько статусный, разве это важно? Да и снага-хай часто стремятся завязать отношения с людьми: мы же низшая раса, связь с человеком — это престижно.
Вообще, глупо так рассуждать, конечно. Вита умная и храбрая, я же сама видела. Но почему-то при виде стройной блондинки вроде бы подразумевается, что карьеру она делает через койку.
— Не сплю я с Генрихом, — сообщает Вита, снова прикладываясь к банке. — Просто работаю на него.
Если всмотреться, черты лица у Виты крупные и слегка неправильные, нижняя челюсть тяжеловатая — хотя на фоне снага незаметно, конечно. Однако она так энергична, что выглядит настоящей красоткой. Волосы крашеные, но в хорошем салоне.
— А… почему? В смысле почему ты на него работаешь? Неужели работы почище не нашлось?
— Шутишь? Генрих щедрый, где бы я еще столько получала… Но хочешь верь, хочешь нет — не только в этом дело. С ним хоть и опасно, а все же надежно. Кремень, а не мужик. Ну и возможностей много. При Генрихе о снага-хай никто не смеет плохо говорить — кроме него самого, конечно же. И все-таки он понимает, что на некоторые позиции лучше брать людей. Среди снага даже бухгалтера приличного не сыщешь, не говоря уже о более сложных задачах…
Воздух ангара наполняется тяжелым запахом гари — химическим каким-то, ясно, фура не сама по себе горит. Даже Виту передергивает, а мне почти физически больно. Острое обоняние имеет свои минусы.
— Сейчас окно открою, оно на другую сторону от Печи выходит, — говорит Вита.
Генрих приходит где-то через четверть часа. Берет из холодильника банку пива и кивает Вите:
— Иди спать. Завтра тоже будет тяжелый день.
Девушка уходит. Слушаем, как стихают ее шаги.
— Ты как, нормально? — спрашивает Генрих уже у меня.
— Ничего, живая. А ты?
— Устал… — Генрих подносит ладонь к глазам и потирает виски. — Но надо разобраться с этой историей. Ты, небось, думаешь, что я сжег мясо, потому что мне есть что скрывать?
Пожимаю плечами. Что тут ответишь? «Да, я тебя подозреваю»? Очень глупо, я в сердце его владений и так вымотана после двух подряд драк, что меня можно взять голыми руками. Впрочем, не страшно — теперь есть вещи куда как более страшные.
— Эту историю придется разруливать по официальным каналам, — заявляет Генрих. — С привлечением милиции всех уровней. Сегодня до массовой резни не дошло, но если завтра ставленную кровь разольют где-то еще — мы не отмоемся. Не только моя банда — все снага-хай. Ты молода, а я помню, как это было — «снага-хай против всех».
Похоже, нет смысла держать карты в рукаве:
— Я знаю, кто заколдовал кровь. Это Альбина Сабурова, подручная Барона… если, конечно, они до сих пор именно в таких отношениях.
— Да, я тоже подозреваю ее. Проблема в том, что Сабурова — великая волшебница, ее очень трудно убить.
Отвожу глаза. У меня такой шанс был. Теперь сложнее — люди Барона знают, что я уязвима для света. Но ведь имею же я право не убивать? Или… уже нет?
— Хоть Сабурова и каторжанка, за ней стоит клан, который не оставит ее смерть без последствий, — продолжает Генрих. — А еще у нее наверняка заряжена «мертвая рука» — заклинание, которое неминуемо настигнет ее убийцу. Нам придется действовать законными методами. Если Сабурова попадется на повторном нарушении запрета на магию крови — казнят даже ее, тут уже никакие связи не помогут.
— И что нам нужно? Вызвать сюда того, кто сможет… как это называется…
— Снять эфирный след. У каждого мага, от Государя до самых зеленых опричных курсантов, есть собственный почерк… вроде отпечатков пальцев, только остаются они при колдовстве.