Спрыгивает. Снага, настороженно глядя друг на друга и на нее, начинают понемногу оттягиваться прочь от крыльца. Но далеко не уходят.
— Мы с Мотей тут посторожим, — говорит Клара.
А мы с Соль спускаемся в подвал. Керосин хлюпает под подошвами.
— Так, ну эти нас не убили, — рассуждает Соль, сбегая по ступенькам. — Теперь надо, чтобы те тоже не убили. Такое неблагодарное дело — спасать разумных, только и успевай уворачиваться от спасуемых… спасомых… ну ты понял.
Притормаживаю ее за плечо:
— Слушай. Ты говоришь, у тебя, ну… близкий чело… короче, близкий погиб.
Вспоминаю здоровенного снага на мотоцикле. «Вон с моего комбината!» Мощный был дядька… и про что сказать? Сильно не расстраивайся? «Жизнь собиралась прожить», — надо же.
— Я так понял, это сегодня случилось? Сочувствую, — слово «соболезную» вылетело из головы напрочь, но хоть так.
Соль кивает:
— Да… Генрих… многое для меня значил. Меньше, чем они все думают… но больше, чем думала я сама. Наверное… Наверное, я и правда мутант без сердца, потому что не чувствую… ничего, словно ледышка какая-то внутри. Хочу только как-то уже всех развести краями. Генрих делал бы именно это. Прикроешь мне спину?
— Конечно, — говорю я.
Мы стоим уже на нижней ступеньке, и я пытаюсь понять, что происходит в подвале и как бы не получить в лоб, например, кирпич от Горюновича. Или просто пулю. От кого угодно.
Дверь — деревянная, но тяжелая, обитая по краям жестью. Глухая.
— Эй! — кричу. — Пацаны!
Ответа нет.
— Они там глубже забились, нах, — любезно подсказывает снага сверху.
Ладно… Со всей силы дергаю дверь, одновременно пытаясь укрыться сбоку, за косяком… ага, щас! Чуть не брякнулся, поскользнувшись на невидимом льду: видать, Буран швырялся.
Отмычки Соль тут тоже не помогут: засов внутри. Значит… кладу руку на дверь. Чувствую засов… Крепкий, падла… Опять накатывает странное чувство преходящести. Наверно, не то чувство, которое должен испытывать парень в семнадцать лет. Ну ничего не попишешь, инициация меня не спросила… Готово. Засов сгнил. Еще рывок! Дверь со стоном распахивается.
По-прежнему ни водяных стрел, ни выстрелов… ничего. В подвале темно. Я и Соль — слева от входа, за стенкой.
— Пацаны, это я! Андрей.
— Ну что, осажденные, уже всех крыс доели? — одновременно со мной кричит Соль. Этакая искусственная бодрость в голосе.
И ее реплика вызывает движение, звук, шорох…
— Пока не надо! — голос Федьки.
Что «не надо»? Все-таки стрелять собрались?
— Я говорю, это я!!
— Андрюха? Тебя парламентером послали? — Сицкий.
— Переговоров не будет! — Долгоруков. — Эти ублюдки за нападение на опричников понесут наказание по закону!!
— Так, пацаны, без паники, — Соль еще улыбается. — Если вы выйдете спокойно по одному, сложив оружие — я гарантирую, что ничего вам не сделают!
— Да какие переговоры⁈ Просто — выходите! — ору я, и одновременно пихаю Соль: не мешай, мол! — Можно!
— Кому мы должны верить, Усольцев? Тебе? Ты заодно со снага!! — яростно кричит из темноты Лев.
— Что ты несешь? — спрашиваю я. — Пацаны, выходите!
И…
— Нет! — рычит Лев кому-то там, в подвале. — Это подстава! Вы же слышали: с ним она!
Снова наезды на Соль?..
— Она нормальная! — ору я. — Она, блин, пытается вытащить вас живыми! Пацаны, все, я захожу! Не стреляйте!
— Стой, Андрей, — неожиданно жестко говорит Федька Суворин. — Или буду дышать.
— Федька, ты сдурел?..
— Где старшие по званию? — мертвым голосом спрашивает Федор. — Почему ты опять один? Почему с тобой только снага, намеревавшаяся нас уничтожить?
Я открываю рот, чтобы ляпнуть «так получилось», и понимаю, что это не те слова. А что сказать еще?
— Бросили вас ваши старшие! — кричит Соль. — Эту ситуацию разрулим сейчас мы с вами — или те, наверху, с керосином и жаждой мести! Ясно?
— Ну ты же видел, я случайно от вас откололся, — рычу из-за косяка. — Потом… случайно встретил Соль. И вот мы здесь. Блин, да мы ритуал крови прервали!.. Остановили это вот все!
Повисает странная пауза. Может, зря я про ритуал…
— Дай-ка я повторю, как понял, — говорит Ганя, голос непривычно усталый. — Ты случайно встретил мутанта, вместе с которым чего-то там сделал в ритуале магии крови? Ритуал вы тоже случайно нашли, а? А нас? Может, вы нас теперь в жертву собрались принести… случайно?
Понимаю, что Долгоруков зря времени не терял. Покуда они здесь были заперты — снова прокомпостировал всем мозги насчет опасной мутантки, мутящей опасные мутки. И главное… с определенной стороны все звучит логично!
— Что ты несешь, Ганя? Да вас до сих пор не сожгли только потому, что Соль сюда к вам спустилась! И то… Пацаны, вам нельзя тут сидеть, понимаете?.. Надо уходить. Давайте без глупостей?
— Давай без глупостей, — хрипло и громко говорит Лев из темноты. — Без глупостей будет так. Эта снажья девка сейчас выйдет в центр комнаты. И я ее арестую — придержу светом. Что конкретно за мутант, что за делишки с магией крови — трибунал разберется. Ты с нами? Тогда скажи ей это сделать. А она пускай скажет всем снага сверху, чтобы тоже сложили оружие. Всех арестуем! Всех!
— Но ведь…
— Но ведь он прав, Усольцев, — говорит Федька. — Именно так — правильно. По закону.
— Да задрали уже выкобениваться! — не выдерживает Соль. — В жопу себе засуньте свой закон! Не хотят спасаться — путь горят, нах. Мы им предложили нормальное решение — выйти по одному. Они отказались. Уходим.
«Ну конечно! — доносится из подвала. — Вид делает!» Кажется, один Славик — другому.
— Уходим, Андрюха!
Ска, и эта еще психанула… Их же таки сожгут!
Отметаю мысль ляпнуть «я не уйду», чтобы и она не ушла.
— Соль! Подожди. Я сейчас с ними нормально договорюсь.
Мгновение она на меня смотрит, потом кивает. Рычу:
— Вы понимаете, что залиты керосином? Носом понюхайте! Если уйдем — сгорите. Какие вам, нах, аресты⁈ Живыми хотите остаться? Головами думайте!
В подвале молчат, соображаю судорожно, что им предложить. Ведь было же моделирование переговоров на «Решете»!.. Только не таких.
— Значит так: мы сейчас к вам заходим спокойно, все нас хорошо видят. Не дергаясь. После этого… кто-то из вас идет и выглядывает наверх. Оцени́те цистерну горючки — она там рядом стоит. И вообще ситуацию. И потом нормально поговорим. И вы тогда согласитесь: чтобы Соль нас всех вывела — это единственное решение. Единственно для вас… то есть для нас верное. Договорились?
В подвале шушукаются, Соль пожимает плечами — ну посмотрим. Кажется, голоса разума принадлежат Сицкому и Тургеневу, Буран тупит, Долгоруков стоит на своем. Остальные хотят от меня и Соль каких-то гарантий, но не понимают, каких.
Наконец…
— Винтарь оставь! — кричит Сицкий. — Без него заходи. И она — без оружия. Такое условие.
— У меня тоже условие, — говорю я, глядя на Соль. Всю замученную. — Никакого Света. Вы должны поручиться за Льва.
По голосу Долгорукова слышно, что он уязвлен:
— Я сам за себя поручусь! Ну что же. Вижу, меня снова не хотят слушать. Ладно, господа. Воля ваша! Пускай эта… снага спускается. Я не применю магию и вообще не причиню ей вреда, если, — он усмехается, — все так, как нам говорит Усольцев. Слово дворянина, слышишь… Соль?
— Теперь твое решение, — говорю я ей.
Соль закатывает глаза:
— Ладно, Мясопродукт. Только ради тебя. Эй, Мотя, катану подержи! Береги, как уши бережешь.
Пока Соль поднимается, чтобы передать меч, я вхожу, прислонив винтовку внизу. Лучше, если я войду первым.
Воздух внутри спертый, кислый, «болотный». Темно. Кто-то из Славиков включает фонарик. Вижу темные силуэты: кто за рассохшимся деревянным шкафом, кто за жестяной коробкой с проводами. Один силуэт — девятый — не движется. Это что…
— Тещин, — говорит Федька.
— Как?
— Убит снага. Не Хтонью. Но об этом потом.
— Не при других снага, — бросает Долгоруков.
Вахмистр без шлема, комбез в пыли, голова разбита. И все-таки…
— Его шилом пырнули, — злобно поясняет мне Ганя, — между пластин. Он не сразу заметил, не сразу упал. Потому уж, когда упал — добили. Мы тоже не сразу поняли, что к чему. И не успели вытащить.
— Ганя! — обрывает Федор.
— А что? Пусть знает. И она тоже пусть знает.
Соль как раз входит в подвал. Без катаны, пустые руки — перед собой, ладонями вперед. Тещина она не видит.
— Ну, успокоились наконец-то? — Соль усмехается, но в усмешке сквозят раздражение и усталость. — Давайте уже заканчивать этот балаган, нах…
— Давай, снага, — произносит Лев.
У него в руке — тот самый жезл, что он использовал на Ристалище. Фамильная реликвия. И струя света, что слетает с его вершины, бьет в Соль.
Прямо в спину, в лямку идиотского бронелифчика — сжигает его, кожу, мясо.
Дыра — с жуткими краями, обугленная — возникает мгновенно.
И этому нельзя помешать.
Отдачи нет, толчка нет. Соль не отбрасывает, она просто валится на пол сломанной куклой. Просто с дырой в груди, с пустыми глазами.
И я понимаю: все. Она… мертва. Окончательно, бесповоротно… мгновенно. Сразу.
Сверху, с лестницы, доносится восклицание «Laë!..», и, кажется, бежит Мотя. Поздно.
Горюнович с вытаращенными глазами делает пасс — дверь захлопывается, другим роняет в пазы засова, которого больше нет, какую-то железяку.
— Что за⁈. Лев? Зачем⁇
— Надеюсь, вы, господа, не будете мне внушать, что якобы мое слово, данное тому, кто опричь, может иметь значение? — брезгливо говорит Лев. — И ты, Усоль…
Он ждет, что я на него брошусь. Только вот… и вправду — зачем⁈
Зачем.
Теперь.
Это.
Все.
Он меня переиграл. Я привел сюда друга — он убил его. Убил Соль. Убил мир. Теперь снага не выпустят никого — не простят нам смерти своей любимицы. И Ожегин «не простит» смерти нас, и погибнет сначала идиот Долгоруков — и еще восемь дураков, считая Усольцева — и потом еще много, много, много… разумных. Вот она, настоящая магия крови, а не эти запрещенные законом фокусы.