— Я тоже иначе представлял.
— Тогда начнем.
Делаю глоток.
— Я звоню жене своего друга… погибшего. Стараюсь, ну… как-то поддерживать их семью. Мне на суде разрешили взять в ссылку этот телефон — я специальное прошение писал. Теперь… все, другого такого не выдадут.
Моя собеседница изгибает бровь:
— А звонил ты… дай-ка я угадаю… поскольку с другом что-то случилось, и ты считаешь, что из-за тебя. И, небось, это еще связано с той историей, из-за которой тебя в ссылку поперли?
Улыбаюсь кисло:
— Все настолько очевидно?
— Да, но нет. Давай рассказывай. Ну хотя бы в общих чертах, ну! Не кокетничай!
Я рассказываю, плеская себе коньяк. Закусываю деревянной колбасой, отгрызая прямо от палки.
«Правило четырех „си“! — любил восклицать Сенька. — Cognac, cafe, cigare, chocolat! И несмотря на противодействие снобов, я бы все же добавил пятую „си“ — citron!»
Курить вредно, Сеня, я бросил. Хотя сейчас очень хочется, буду честен.
Ну и оставшиеся две «си» у меня теперь вот такие, неправильные. Не cafe и chocolat, а smoked sausage.
…Рассказываю.
— Кабзда, — резюмирует Соль. — То есть ты все это время ел себя поедом, потому что тогда насморк подхватил?
— Не поэтому.
— Не поэтому, конечно, согласна! А потому что дурак. Ой, я хотела сказать — Макар. «Блаженный». Нет, ты молодец, конечно, что звонишь… звонил им, но… Блин, почему все мужики такие… одинаковые? Маги внутреннего давления, блин. Давления-подавления! Вот Кубик мне говорил, ты его после Хтони посылал к психологу. Ты сам-то ходил к психологу, а? Хоть раз в жизни?
— Дай-ка я уточню. Ты мне рекомендуешь посетить психолога?
— Ну да! Еще как!
— Эм… думаешь, поможет? Сама-то пробовала?
— Блин, да конечно, я сто раз была у психологов, Макар, — я же нормальная! Что тут пробова… — Соль осекается и немного трезвеет, наткнувшись на мой взгляд.
— Понимаешь, я первый раз в жизни вижу снага, которая говорит, что была у психоло… гов. И тем более другим советует!
— Ой, всё! Пива мне дай! И колбасы укусить! Блин, у меня клык застрял! Как ты ее грызешь вообще?
— Челюсти человека могут развивать давление до четырехсот килограммов. Хотя согласен, не лучшая закуска. Знаешь правило четырех «си»?
— Пф, конечно, знаю. Цвет, тело, сердце, жопа.
Настает моя очередь давиться алкоголем:
— Кх… что⁈
— Ну ты же сам спросил? Couleur, corps, coeur, cul. Типа, сперва изучаешь цвет, потом — плотность, потом — запах, а потом остается только выпить. То бишь опрокинуть бокал жопой вверх. Не такова ли и жизнь наша? А что, тебя фрустрирует слово «жопа»?
— А ты это откуда все знаешь?
— Что тебя жопа фрустрирует?
— Нет! Вот эту версию про четыре «си». Я ее раньше не слышал.
— Ну нам на дегустации рассказывали. Сказали, это для коньяка, но и к вину можно применять.
— Сомнительная история, сдается мне, ваш дегустатор сам это и придумал.
— Не душни!
На здоровенных напольных часах кхазадской работы, стоящих в углу — третий час ночи.
Коньяк Генриха заходит отлично, спасибо ему. Вторая бутылка «Старинного сервитута» пошла. Да и рядок алюминиевой тары вдоль бочка дивана, где на месте хозяина сидит Соль — все растет.
— Макар, будь дружочком, кинь еще банку пива… Да, хоть я и не человек, а ничто человеческое, то есть свинское, мне не ч-чуждо… Ай, черт, пролилось. Помнишь, где тут кухня? Там должны быть тряпки какие-нибудь…
— Это же твой дом, але! Ты как можешь не знать, где кухня? Да подожди, без тряпки обойдемся…
Втягиваю разлитое пиво в горлышко пустой бутылки. Соль иронически аплодирует:
— Вот это я понимаю — магия на службе у человечества!.. А я здесь не живу. Есть диванчик в мастерской у кхазадов одних, я обычно там остаюсь. А, да ты же уже знаешь Ленни, точно! Или у деток первых своих ночую, там кладовка бывшая, даже с окном. А это место не люблю… Думаю все время здесь, как у нас все могло бы быть с Генрихом. Мы же встречались, ты уже понял?
— Угу. И он оставил тебе… наследство. А можешь рассказать, что с ним случилось? Я так понял, был… прорыв Хтони?
— Да. И Генрих — он пожертвовал собой, чтобы меня спасти. Я долго потом ни с кем не хотела… до Дайсона. А он тоже пожертвовал… мной ради своего сраного карьерного трека. Видишь, никто из них рядом не остался. Вот что со мной не так? П-почему кто-нибудь не может просто взять и остаться со мной? Я сегодня с тоски чуть было Мотю не трахнула… это эльф, который приходил нам морды латать. Но у него же чувства, судьба, какие-то их эльфийские заморочки… нельзя так, от нехрен делать.
Киваю: нельзя. От нехрен делать точно нельзя. Понимаемо.
— Слушай, я о другом вот хотел спросить. Я выяснил, что у тебя принцип «не убий». То есть… я понял, что Кей хотел киллера из тебя сделать, когда еще работал на Скоморохов… На них же, да? Офигеть. Ну вот. Получается, план просто с треском провалился? Почему ты не убиваешь?
Мне пофиг на «карьерный трек» Кея, хотя его якобы работа на полумифических мемных киллеров (если они вообще существуют! — мне кажется, именем Скоморохов прикрывается целая куча ОПГ и контор) — интригующая тема. Но даже если и существуют — плевать я хотел на Кея.
Для меня очень важно сейчас, что скажет… по-прежнему возможный контактер.
Соль ковыряет кожаную обивку дивана:
— Не знаю, так… сложилось исторически. Теперь уже из-за браслета в основном. Авалонские алгоритмы не любят насилие, предпочитают несиловое решение проблем… Когда-то мне это все казалось мудрым — сильные не убивают, всякое такое. Многие-де из живущих заслуживают смерти, а многие из умерших — жизни, но мы не можем им ее вернуть, бла-бла-бла. Теперь, думаю, чухня это все.
— Когда-то казалось — а сейчас нет?
— А сейчас нет, Макар. Чо ты пристал⁈ Сейчас — нет, но убивать все равно плохо. И я этого не делаю.
Гляжу на девушку. Насупилась, черты лица стали резкими. «Чухня», ага. Вижу. Ответ получен.
— Я вообще с самого начала одного хотела: маме позвонить, — бессвязно и с досадой перескакивает Соль. — Сказать, что все со мной в порядке. И каких только целей с тех пор не выполнила — а от этой становлюсь только дальше. А я бы всю эту Кочку с ее разборками бесконечными отдала за возможность позвонить маме. А твои родители живы? Звонишь им?
— Нет. Некуда им звонить. Разве что в мир иной. Ты правильно про сестру сказала: нету у меня семьи. Меня бабушка с дедом воспитывали, они померли давно. А в чем для тебя сложность позвонить маме?..
— На Авалон надо плыть… Да, вот так! Вот такая вот сложность! Все, твоя очередь отвечать!
Теперь Соль глядит на меня в упор:
— Семьи нет — и не было? Женат не был?
— Так… сложилось исторически, — повторяю я. — Суд. Ссылка. Никто за мной сюда не поехал.
— Не декабрист, значит. Ясно.
— Что?
— Ничего, забей. Я говорю, жениться вам надо, барин. В смысле — бабу бы тебе, Макар Ильич. А не старые раны на маяке ковырять.
Усмехаюсь:
— Ага. А тебе — мужчину. Чтобы на Авалон свозил, а не тут свои проблемы решал. Так?
— Так. Блин, зачем я с тобой напилась⁈ Душнила, капец душнила! Еще из тех, которые всегда правы! Бесите! Худшая пьянка в моей жизни, Макар!
Пару мгновений мы глядим друг другу в глаза.
— Но спасибо, — заканчивает Соль невпопад.
— Ага. Ну, давай тогда последний тост. За другие миры.
— М-м?
— Где все может складываться иначе. Говорят, есть такие. Вот за них — как за символ надежды.
Мы чокаемся почти пустой банкой и бокалом с остатками коньяка. Удерживаюсь, чтобы не ляпнуть «прикинь, я ведь тебя убить собирался» — не настолько я бухой все-таки. Вместо этого…
— Я на кухне лягу, — говорю я. — Ты же все равно не знаешь, где она. А там диванчик. Кстати, джакузи я починил: просто систему продуть надо было. Утром — пользуйся. И… тебе тоже спасибо.
— Cal, — постановляет Соль, запрокидывая донце банки. — «Жопа».
Глава 18Соль. Кто-то должен запачкать ручки
Меня вырывает из сна каким-то садистским будильником, который вместо звонка использует дрель прямо в висок. Глаза открывать страшно — вдруг там, снаружи, уже наступил конец света, а я его проспала? Или, что хуже, утро.
Мир приобрел запах, вкус и даже, кажется, цвет моего любимого бледного эля. В смысле прежде любимого… больше никогда! Идея, что надо встать с дивана, кажется невыносимой, однако природа неумолимо зовет.
'— Что вас вдохновляет?
— Не понял…
— Ну, что вас заставляет вставать по утрам?
— А, понял. Меня вдохновляет поссать'.
Вот-вот.
Подняться с надежного кожаного дивана в этот провонявший пивом, бессовестно кружащийся перед глазами мир оказалось самым невыносимым. А там где туалет, там и умывальник: сперва напиться холодной воды, потом почистить зубы — кто-то заботливо оставил в ванной пачку новеньких зубных щеток. Душ, зараза, оказался умнее меня — что и безо всякого похмелья не так уж трудно — но с пятой попытки я совладала с набором переключателей.
Божечки-кошечки, так я еще не накидывалась — по крайней мере, в этой жизни. Сначала не хотела провоцировать Токс, а потом… не чувствовала себя в безопасности. Самое смешное, теперь я в безопасности, насколько это возможно в принципе — после того эхони Сугроб будет защищать меня, как родное дитя… бери выше — как цифры с оборотной стороны своей карты. А если корпорация все-таки решит, что смерть отважной разоблачительницы обойдется не так уж дорого — тут не поможет, даже если я буду трезва, как сорок тысяч братьев — посвященных Илюватара. Вот, я взглянула на вещи трезво — и наклюкалась в зюзю. Хотелось, если честно, перестать наконец думать о царапающей стекло руке с перепонками между пальцев… Вчера ни черта не помогло — только вконец расклеилась. Но сегодня все-таки попустило.
Вообще у похмелья есть один-единственный плюс: тебе быстро становится лучше. Со всеми остальными состояниями чаще бывает наоборот.