Я и Соль последние полторы недели прилагали недюжинные усилия, чтобы не кивать.
Блогерша-снага сосредоточилась на социальных аспектах тех изменений, которые «Панацея» обещала в подходах. Адекватные трудовые контракты, превращение работных домов из каторжных лагерей в нормальные вахтовые отряды. Я — на том, чтобы клятые корпораты перестали баламутить Хтонь. Тягу обещали добывать аккуратнее, подальше от эпицентра. Преимущественно в тех очагах, что удалены от побережья и конкретно от залива Терпения. Подводную добычу пока свернули — стрелка Жабы всю неделю плавала в зеленой зоне.
Лабораторию, разумеется, закрыли — и это была главная наша победа.
Насчет остального — сложно. Сугроб после того разговора по головизору как в воду канул. С нами общались доброжелательные, энергичные и непонятные замы, которые соглашались со всем, однако… «Вы должны понимать, Макар Ильич, это процессы не быстрые». «Перестройка сложных структур требует времени, нельзя сделать все за одну неделю».
Макар Ильич понимал, но чувство, что наш отчаянный вопль хотят задушить мягкой подушкой — не отпускало.
Беда была в том, что других выходов я не видел. Мы одержали победу над злом и… оно предложило нам стать во главе. Да и то, кажется, эта голова гидры была фальшивой.
Тем не менее, я мчал на «Стриже» по тракту, чтобы принять ключи от Офиса общественного контроля, созданного корпорацией. В качестве руководителя научного отдела этого офиса. Кстати, мне была назначена за это зарплата, на которую можно поставить имплант или, скажем, купить электрокар. Про зарплату меня не спрашивали — видимо, чтобы не отказался.
На окраинах Поронайска сразу стало понятно, что город готовится к празднику — по пробкам и злобным рожам водил, для драндулетов которых перекрыли весь центр. На улицах ближе к главным начали попадаться унылые милиционеры и даже задолбанные опричники, расставленные цепочками вдоль дорог для препятствия любым козням и хулиганствам и создания торжественности. Ну да, ну да. Князь прибудет.
К центральному скверу, где администрация и памятник Грозному, текли группки гуляющих. Вот стайка носатых зеленокожих подростков, хихикающих и орущих невпопад: «Гобла — м-о-ооощь!» Вот две подружки-снага с вырвиглазным макияжем, каждая ловко рулит скрипучей детской коляской: двухместной и трехместной. Дети в колясках орут, дамочки умудряются не замечать этого и трещать друг с дружкой — невероятный навык. Вот почтенное семейство кхазадов — кажется, даже два семейства. У этих дети движутся строем, под присмотром бабусь. Зато у каждого ребенка по шарику и по мороженому. Вот четверка поддатых снага в шортах и резиновых тапках — очень рады празднику. Один в майке, двое в тельняшках, а четвертый — в футболке с надписью «Патриот Кочки», которые тут где-то явно раздают. Гордый.
Оставляю «Стрижа» под обгрызенным тополем — дальше двигаюсь пешком. Офис нам выделили в самом центре — в уродском здании, похожем на полигональный макет кастрюли. Огромное, все в панорамных зеленых стеклах, но какое-то невыразимо диспропорциональное, сплющенное.
И охрана, и, что важно, вахтер без заминок пропускают меня по браслету, выданному три дня назад. Фойе с фикусами, лифт с узкими зеркалами — одиннадцатый этаж. Наш, понимаешь, ли Офис. Везет мне на верхние этажи. Впрочем, это не самый верх — еще есть двенадцатый, «крышка кастрюли», где размещается сам Сугроб. Не небоскреб, конечно — однако лучшее, что мог предложить Поронайск своему щедрому меценату.
Убеждаюсь, что пара вертлявых типов, которых я приметил внизу — журналюги. Там они сплоховали и не пропустили меня, но здесь… сюда я сам пришел. Впрочем, сейчас толпа разнокалиберных репортеров: симпатичная девица с планшетом, решительный пожилой гоблин в коричневом пиджаке и с блокнотом, хлыщ с острой бородкой и микрофоном, за которым флегматик-кхазад тащит камеру — все они были заняты тем, что загоняли Соль.
К стене загоняли — на которой, конечно же, красовался логотип «Панацеи».
Ну и вообще.
— «Портал Земщины», — бормочет девица, с невероятной скоростью тюкая пальчиками по планшету. — Скажите, как вы оцениваете свои первые шаги в должности? Какие проблемы считаете наиболее приоритетными?
— Все проблемы важные! — задушенно вопит Соль. — Все решаем и решим!
Гоблин скрипучим голосом вклинивается:
— «Поронайский рабочий»! Софья Александровна, какие предметно механизмы будут использоваться для общественного контроля, помимо ваших, простите, прекрасных глаз? Как осуществляется контроль ввоза гастарбайтеров и их учет?
— Я прямо сейчас этим занимаюсь! Но это комплексная проблема, нельзя так сходу…
Наши с Соль взгляды встречаются — мы, кажется, оба подумали об одном и то же. Что ответы даем ровно такие же, как и замы Сугроба.
Никакие ответы!
Старичок тоже стреляет глазами в меня и издает, кажется, боевой клич:
— Господин Немцов! Я — Жгун, из «Поронайского рабочего». А вот вы из сотрудника государственной гидрографической службы превратились в сотрудника «Панацеи»? Выходит, что корпорация сама создает угрозу прорыва — и сама же теперь оценивает степень опасности? Как вообще можно доверять такой оценке?
И, кажется, водит носом, обнюхивая меня. От самого Жгуна разит папиросами и чуть-чуть сивухой.
Меж тем щеголь с бородкой по кивку кхазада тычет в Соль микрофоном.
— «Первый Поронайский»! Соль! А что вы думаете об идее мэрии устроить для горожан День Кочки? Хорошая ли это идея — вот так вывернуть ироническое название острова, придуманное жителями Сахалина, — или это, как сейчас модно говорить, кринж?
Начинаю отвечать на вопросы. Соль, едва от нее отвернулись, тенью скользит из фойе в кабинет. Пиу!
У меня получается присоединиться к ней только минут через двадцать. Обливаюсь потом, точно лейки в теплицу таскал.
Соль грызет колпачок ручки, клацая по клавиатуре, на лице — гримаска напряжения и отвращения.
За окном монтируют сцену, из динамиков льется что-то ласково-патриотическое. «Мы город построим с опорой на Твердь», типа такого.
— Макар, я ни хрена не понимаю в этих отчетах про отчеты! Решениях про решения!
— Успокойся, я в тех, которые по моей части — тоже.
— И мы так ни хрена не проконтролируем.
— Это правда. Потому что у нас нет своей команды. Двое в поле — тоже не воины.
— Да где я возьму команду⁈ На мясокомбинате? В детдоме? Нам же не охранники в магазин нужны.
— Ну погоди! У тебя минимум дюжина кандидатов была на важные должности. Я помню!
Соль машет рукой:
— Куда там. «Текущая политика корпорации на Сахалине — внутреннее оздоровление, в том числе через сокращение кадрового состава. Поэтому данная должность упразднена», — зачитывает она мне строчки из электронного письма. — Я на Иллариона Афанасьевича возлагала столько надежд! А мне сказали — ноуп, судимого никак не могут взять. Тебя кое-как утвердили, а других нельзя. И, главное, не подкопаешься! И вправду такое правило у них, головная СБ не дает провести — и все тут. А где я им на Кочке несудимых найду? А-а, как эта музыка достала!
Вскочив, орчанка захлопывает окно, прервав песню о просторах Земщины: «От белорусского княжества до Сахали-и-на…»
— Макар, пошли с Ежом встретимся? Мы же хотели поговорить с ним. Они тут с ребятами рядом, я выяснила. А то ведь… Тогда после Хтони было совсем тяжело, не к месту. А потом… вы хоть на маяке общались, а я даже спасибо никому нормально не сказала. Ну и не поругала. А надо.
— Где-то на площади?
— Ну… в пивной.
— Э-э… А это нормально вообще? То есть я понимаю, что там уже взрослые лбы, в разведку ходили и в Хтонь. Но, может, для такого разговора место не самое подходящее?
— Да понимаю я, что неподходящее! А что делать? Еж меня уже не особо слушает. В детдоме не появляется. Да и я постоянно в делах этих… Хоть так. Пошли, тут недалеко.
— Ладно. Главное — опять на репортеров не нарваться.
— Не, они срулили. Ты чо! День Кочки, прибытие князя! Да что князь! Мих Стасяйлов приехал, выступать будет.
— Ого! Вот это подарочек для ссыльного.
— Макар, — подозрительно спрашивает Соль, пока мы спускаемся по лестнице, — а ты что, Миха Стасяйлова слушаешь?
— Нет, ну там пару песен… «На острие стрелы», например, хорошая… Про жизнь…
— Маг-аристократ, общество которого я заслужила… Капец, почему я не удивлена?
Выходим на площадь. Хотя сцена еще не собрана до конца, пространство понемногу наполняется гуляющими — и коробейниками-продавцами всякого-разного.
Сахарная вата, пирожки на пару, леденцы в виде головы Государя в шапке Мономаха. А вот два ушлых гоблина выкатили ларь с надписью «О, DA!» и желтой пятерней в черном круге — и торгуют морскими гребешками на шпажках и бутербродами с крабом. Вот паразиты! Но пахнет вкусно.
Тут же — майки с принтом опричных доспехов. Урукские мечи-карды, скрученные из длинных, как колбаса, воздушных шариков. «Пап, купи-и тако-ой!» — орет какой-то пацан. Кружки с надписью «Я люблю Поронайск» и видами… видами моего маяка, черт побери!
— Две медных деньги, — пищит продавщица.
— Да мне не нужно! Я просто смотрю, маяк на картинке уже оштукатуренный или еще не оштукатуренный…
— Гос-споди, да пошли уже! — шипит Соль. — Девушка, дайте кружку! Держи, Макар, это тебе! С Днем Кочки!
— Блин, это же старая фотка, я тогда еще не оштукатурил его и сарайку не обшил… Сделали бы нову…
— Пошли!
Пивная, где назначена встреча, обнаруживается неподалеку — на боковой улице, через сквер.
В сквере своя движуха: прогуливаются наряженные джентльмены в костюмах средневековых опричников; есть даже несколько живых лошадей, на сбруе которых висят фактурные муляжи собачьих голов. Народ радостно с ними фотографируется.
— Макар, да не залипай ты! Это ж не настоящие опричники!
— А то я не понимаю! Я на лошадок смотрю! Люблю их…
Огибаем «ристалище», где другие джентльмены, в доспехах, охаживают друг друга тяжелыми фальшионами.