— Все правильно: второй БАМ!
В зале захлопали в ладоши, крикнули: «Ура! Даешь второй БАМ!» Варя сжала Константину руку. Рука была горячая, и Варя поняла, что Костя волнуется. У нее самой стоял в горле ком, который она не могла проглотить. Но в пожатии ее руки Костя понял мысль; «Что мы наделали!..» Между тем зал повел на троих за столом перекрестное наступление:
— Что вы разглядели еще?
— Что у вас спрашивали?
— Как были одеты люди?
— Какие еще в газете статьи?…
Из-за стола отвечали, что был ветер, но все равно было жарко, люди одеты по-летнему. Больше ничего не спросили, видимо, не успели. А что в газете — так газета уже пошла по рядам.
— Осторожнее, — предупреждал прораб, — не порвите!
Зал шевелился, гудел, можно было расслышать отдельные реплики: «Вот это здорово! Это — дa! А ведь не врут: правда были!» Варя, наклонившись к уху Константина, шептала:
— Костя!..
Константин ждал газету, она пришла к ним, хотя они с Варей сидели в предпоследнем ряду. В зале между тем возникала дискуссия:
— Что же все это значит?
За столом разводили руками.
— Давайте предположения, — кто-то требовал в зале. — Гипотезы!
Гипотезы появились: — Коллективная галлюцинация?
— Сон?
— Может, в тоннеле усыпляющий газ?…
— Но газета!..
Газета отвергала сны и галлюцинации.
Варя в сотый раз повторила: — Костя!..
Костя чувствовал, что все у него под ногами колеблется, не находил объяснения.
— Надо сказать, — настаивала Варя. — Возьми слово.
Константин медлил.
Но тут шофер автобуса, вчерашний знакомый, перекрыл голоса простуженным басом;
— У нас тут приезжие из Москвы. Может быть, объяснят?
Варя дернула Константина за рукав. Костя поднялся. Боком возле стены пошел к сцене. На него смотрели со всех сторон. На Варю тоже смотрели.
На сцену Костя не поднялся. Прошел в первый ряд, повернулся к залу.
— Я скажу немного, — заговорил он. — Мы поставили опыт. — Он кивнул в сторону Вари, затаившей дыхание: как у него получится, Костя редко выступал перед аудиторией. — Опыт мы провели вдвоем, — продолжал Костя, — и говорить о нем официально мы не уполномочены. Да и сказать еще, по существу, нечего. Мы только открыли первую страницу в исследованиях. Дальше идет область догадок, предположений. Ход науки, — вы об этом знаете со школьной скамьи, — остановить нельзя. Был когда-то век пара, век электричества. Затем пришел век атома, кибернетики, электроники. Сейчас наступает новый век — мыслетехники и покорения времени.
Зал слушал. Варя поглядывала на соседей, на ряды голов впереди — никто не разговаривал, не было шепотков.
— Мы еще не знаем, как это происходит, — говорил Костя. — Пытаемся понять, овладеть этим процессом. Первый шаг показал, что это возможно. И мы очень рады, что этот шаг сделали вместе с вами.
— Что же это получается? — спросил кто-то позади Вари.
На него тотчас шикнули: «Не мешай!»
— Несомненно одно, — продолжал Костя, — что фантастика о времени, начатая еще со знаменитой машины Уэллса, кончилась. Мы побывали в будущем. Это реальный факт.
Костя на секунду остановился. Зал слушал.
— Мысль, — продолжал он, ему надо было вздохнуть, — наверное, можно направить не только во времени, но и в пространство. Тогда она станет средством межзвездной связи, проникнет в области, куда не долетит ни один корабль, куда долететь не хватит тысячи жизней. Может быть, такие сигналы идут к нам из космоса, мы не научились их принимать. Но мы научимся.
Тишина стояла немыслимая. Варя чувствовала ее как жар.
Ей хотелось глотнуть холодного воздуха. По лицам, по глазам она заметила, что и у других такое же состояние, и радостно подумала, что зал воспринял объяснение Кости. Пусть оно было самым информативным. Люди поняли сущность события, почувствовали себя участниками того огромного, необычайного, о чем говорил Костя. Варя не хотела восторженных криков, оваций, хотя в душе она чувствовала восторг. Главное, что эти люди восприняли объяснение, что они захвачены тем огромным, неведомым, к чему они — Варя и Константин — приложили столько труда и усилий.
— И еще несомненно, — продолжал Костя, — то, что мы видели и что здесь написано, — Костя взял со стола газету, развернул перед залом, — это наше завтра, товарищи. Наше непременное завтра!
И тогда зал грянул аплодисментами.
Газету Варя и Константин выпросили у прораба до утра под честное слово и, придя в общежитие, прочитали ее от доски до доски. Рифтовое происхождение озера, новые плавательные бассейны в Тынде, бальнеологический комплекс Саган-Далиня; теннисный чемпионат в Байкальске — победительницей вышла Тоня Дамшаева. Передовицу выучили наизусть. Правительственное постановление выучили. Действительно, второй БАМ — это здорово.
— Я тебе говорила, — сказала Варя, — что на Байкале мы опять встретим необычайное.
— Сбылось предсказание, — сказал Костя. — Но что все-таки произошло?
— Ты сам сказал — страница в исследовании.
— Ты ничего не объясняешь.
— Я ошеломлена, как и ты. Как все. А в технике разберись — почему лопнула лампа?
Константин отошел к приборам, стал проверять соединения, настройку полей.
Варя молча наблюдала за ним. В сознании ее вставал белый город — Саган-Далинь. Мечта в названии и поэзия! Может быть, это город поэтов? Мечтателей и влюбленных?
А ведь Саган-Далинь — это цветок, вспомнила она. В прошлой поездке на гидробиологической станций в Котах они видели этот цветок — сибирский рододендрон. Саган-Далинь — местное название цветка. Прекрасное название. Прекрасный город.
И это совсем недалеко — двадцать лет по времени отделяют город от них. Если даже не удастся второй, третий опыт, они с Константином доживут до 2003 года. Увидят город таким, каким он предстал перед ними тогда на берегу, в Листвянке, и промелькнул сегодня сквозь ветви тополя. Боже мой, а вдруг и им с Костей можно переместиться в будущее?…
— Варя, — окликнул ее Константин. — Здесь не так соединены триоды. Поэтому лопнула лампа.
Варя сделала усилие оторваться от белого города.
Костя вернулся к приборам и к своим мыслям: «Страница в исследовании…» Но то, что случилось сегодня, уже не страница, даже не глава в их исследованиях — революция. Мало того, что воля его и Вари увлекла в будущее группу людей, оттуда удалось выхватить материальный предмет. Это уже качественно новая область. Нужно изучать электронный поток, создать лабораторию, исследовательский институт!
Но что с триодами? Получается новая схема.
Костя достал блокнот, углубился в расчеты. Складывалось что-то совсем другое.
Варя прошлась по комнате. Вернулась, опять пошла. Костя взглянул на нее. Думает, решил он: у Вари над переносицей стояла та же упрямая морщинка.
Строчки в блокноте ложились одна к другой. «Как они вернулись?» — вспомнил Константин троих парней. Пробыли в будущем семь минут. И все это время аппаратура работала на этих… соединенных триодах. А что, если применить именно эту схему? Увеличить число триодов, усилить лампу?…
Юрий МедведевЛЮБОВЬ К ПАГАНИНИ
Еще с вечера Мерва не покидало ощущение чего-то нехорошего, гадливого, предчувствие неких грядущих каверз. Тревога сквозила в мерном подрагивании листьев гиперовощей и дубояблонь в саду за окном. В упорядоченном строю сиреневых, рыжих, фиолетовых квазиоблаков определенно таился подвох. Часам к десяти стал накрапывать дождь, и его шепоты и шорохи будоражили изощренный слух Мерва. Как и всякий закоренелый холостяк, Мера опасался превратностей судьбы: новых знакомств, внезапного закабаления женщиной, приглашений к полетам на другие планеты, равно как и самих полетов, а пуще всего —, инспекторов Лиги Умственного Труда.
Эти твари, подобно микробам, проникали во все щели бытия, и ухо с ними надлежало держать востро.
Мерв включил видеатор кругового обзора, искусно сработанный под древнюю японскую вазу. Картина на экране была вполне заурядной. Пара авиэток вспахивала ночные небеса.
Стая перелетных эвкалиптов кружила над уродливым небоскребом. Вскоре крылатые деревья опустились средь зарослей Висячих Садов. На улицах среди муравьиного потока мобилей, пневмодилижансов, гравикарет сиротливо кувыркались автоперекати-поле.
«Странно, откуда же повеяло бедою? — размышлял Мерв. — А что, если затаиться, отложить нынче ночное бдение… Или махнуть на денек-другой на Землю, в Тибетский заповедник, к примеру, а то и подальше куда. Или, как в прошлый раз, на пляжи старушки Луны»…
Порассуждав таким образом, Мерв все же решил не придавать значения смутным ощущениям, тайным предзнаменованиям и предчувствиям.
И, как выяснилось довольно скоро, тут он и дал промашку.
К десяти часам Мерв вывесил на флагштоке своего бунгало три светящихся шара — красный, голубой, белый. Пусть знают, что и он, Мерв, как и положено добропорядочному поселенцу, участвует в лотерее Невиданных Радостей. Затем Мерв замкнул на пневматические присоски окна и двери, погасил везде свет и потайным ходом из спальни ринулся в святая святых — лабораторию, днем замаскированную под чулан, который был битком набит старьем. Тут громоздились допотопные реокраны, псевдоинтеграторы, гравиякоря, нейрозащелки, торчал заржавленный остов психотрона, висело чучело двуединорога с Плутона, тускло мерцали реторты невообразимых форм, размеров и расцветок. И вся эта рухлядь была увита проводами, обрывками биоканатов, мнемошлангами, утлой паутиной в палец толщиной, непрестанно творимой парой прирученных альдебаранских пауков, беззлобных тварей, чем-то смахивающих на двух престарелых вепрей.
Оказавшись в чулане, Мерв нажал одну из панелей на блоке управления — тотчас все чудесным образом переменилось.
Реторты, якоря, нейроприсоски, вепреобразные пауки провалились в бункер, а на их место явились приборы и аппараты, совершенству которых мог бы позавидовать кое-кто даже из Института Обратимых Пространств. Эх, кабы тамошние горе-академики сочувственно отнеслись в свое время к его, Мерва, идеям, многое изменилось бы нынче.