Освещенная снизу скрытыми плошками с маслом, золотая Юмала сидела на низком кубе, обитом пурпуром, на корточках, обхватив длинными тонкими пальцами ноги у колен, раздув ноздри короткого прямого носа и полуприкрыв большие, чуть раскосые глаза. Жирные желтые блики играли на ее худеньком теле. Она сидела, чуть подавшись вперед, крошечный рот ее был полуоткрыт. И вдруг она закричала низким, полным отчаяния всхлипом, как кричала живая Юмала перед смертью, когда пламя яда пожирало ее изнутри. Гипербореи шарахнулись назад, в узком туннеле началась давка. Сам вождь отступил на шаг, но стиснул зубы, по-звериному ощерилоя и пошел к статуе. Он взял статую за узкие плечи, попытался наклонить, но она не поддавалась. Побагровев, вождь продолжал нажимать, что-то хрустнуло, и кусок трубы, проходившей в статую из куба, отломился, и, словно от боли, Юмала крикнула в последний раз.
Когда вождь взвалил себе на грудь статую и, тяжело ступая, зашагал к выходу, старик словно тень отделившийся от одной из колонн, взмахнул рукой, и кривой нож полетел в спину уходящему. Удар был неверен, нож скользнул, прозвенел о мраморный пол, и вождь гипербореев даже не обернулся. Воины заслонили его, и он пошел по лестнице вниз, через парадный двор, ни на кого не глядя, и только за воротами передал тяжелую ношу товарищу. Уже стемнело. Косые тени пожара плясали на улицах, огонь, треща, пожирал дерево и ткани, гул ночного грабежа стоял над Римом. Юмала стонала в могучих руках земляков, а у Саларских ворот их ждали низенькие косматые лошади.
Народ, живший на севере Европы от Скандинавья до Урала, античные географы называли гипербореями. Отдельные племена назывались нервами, аримаспами, позже - биармийцами и югрой. После развала Римской империи была эпоха, называемая великим переселением народов. Южная Югра с предгорий Урала по дороге, проложенной Аларйхом, ушла за Дунай и положила начало Венгерскому государству. Германские племена - норманны вышли через Ютландию в серое, каменистое Скандинавье, тесня финнов и карелов к востоку.
Отсюда норманны - они же викинги и варяги - совершали разбойные набеги на все побережья Европы от Британии и Исландии до Белого моря и Константинополя.
У норманнов долго не было писаной истории, но их поэты и певцы - скальды - в своих сагах сохранили воспоминание о самых успешных походах. По крайней мере три саги из дошедших до нас рассказывают о походах в Биармию за сокровищами богини Юмалы. Две из них - Бос-сага и Орвар-Одд-сага - полны угрюмой фантастики, заимствованной из других саг. Третья - рассказ Снорри о походе Торирасобаки - почти документальна, так что можно определить даже дату похода -1023 год. Обстоятельный разбор саг сделал К. Тиандер в книге “Поездки скандинавов в Белое море” (Записки историко-филологического факультета имп. Санкт-Петербургского университета, вып. 79, СПБ, 1906).
В длинном, похожем на сарай доме, сложенном из исполинских дубов, под закопченным потолком в земляной пол был врыт стол для дружины, а близ очага другой, поменьше - для ярла Торира и его гостей. По правую руку Торира сидел Карли, по левую - Гунстейн, напротив на низенькой скамеечке - скальд Снорри, слепой и полупьяный, весь изрубленный в былых походах.
– Какой ты ярл?-ворчал скальд.- Собакой тебя зовут, собака ты и есть. Ярлы раньше были, когда все народы под луной дрожали, как щенки зимой, завидев наши красные щиты по бортам лодок и наши косые паруса. Нынче король Олаф не велит называть вас ярлами.
– Плохо шутишь, старик,- беззлобно сказал Торир.Убью.
– Столько раз меня убивали,- жалобно отвечал скальд, - что я уже привык. Бритты стрелами, франки мечами, славяне дубиной били, а я, слава Одину, жив. Слышали: датский король Канут пошел на Рим. Ах, много добычи в славном городе Риме, золото, женщины, богатые ткани. А король Канут пошел за попами. Попы любят тепло, в наших фиордах жить не смогут, померзнут. А король Олаф пошел грабить Данию. Ему, жирному, далеко ходить тяжко. Вернется Канут - плохо будет толстяку, ой плохо! Налей мне франкского вина, Торир, я тебе расскажу о богине Юмале. Возьмешь золотую богиню, станешь богаче толстяка, и Канут отдаст тебе норвежскую корону…
И запел, заунывно причитая:
– Пять веков правит в Биармии богиня Юмала, пять веков несут ей люди золото, лучшие меха, всякую добычу, которую не едят. Живет Юмала в горе, которая поднялась до неба, до чертогов Одина, сторожит ее старуха колдунья, седая, одноглазая, один зуб, и тот ядовитый. Варит сонное зелье из жаб, мышей и змей, поит прекрасную дочь короля Годмунда Лейлу, а красавица привязана белокурыми волосами за крюк, вбитый в каменную стену пещеры.
Грузный Карли засопел, глаза налились кровью. Гунстейн хлопал белесыми ресницами, глядел в потолок..
– Все это - вранье, бабьи сказки, не мне бы петь, не вам, воины, слушать,- сказал вдруг Снорри обычным голосом и хрипло захохотал.- Говорили мне старые друиды, которые умеют чертить на шкурах значки, и шкура помнит прошлые дела, что золотую богиню взяли в Риме парни из Биармии с реки Юг, имя племени Югра, и везли они в лодках по Дунаю до моря и по Днепру через пороги до нашего волока, а потом к себе на Юг. И еще везли деньги для богини, гуся бронзового какого-то. Было это пять веков назад. А вам бы, воины, не задирать тут стариков, не смеяться над убожеством, а пойти в Белое море к Холмграду, поискать дороги в Югру и Юмалу пограбить.
– Хорошо бы, - сказал Гунстейн, оскалив редкие зубы. - Наш Торир - сам колдун, он югорских колдунов перехитрит. Карли все боятся: он берсеркьер, от вида вражьей крови в исступление приходит. Да и я в бою не плох, пошли бы вместе. Ты, Снорри, пойдешь с нами?- спросил он, заметив, что викинги одобрительно качают головами.
Снорри согласился, но к отплытию не пришел, и три дубовых лодки без него вышли из фиорда в туманное море и повернули на полночь. Торир понял, что старик действительно сохранил ум, и впервые поверил в удачу предсказанного им похода.
Лодки плыли вдоль пустынных гранитных берегов, все время убегавших к восходу, солнце вставало все ниже, навстречу плыли редкие льдины. К концу третьей недели, когда стало кончаться продовольствие и пресная вода, Торир велел идти у самого берега: начались туманы, и можно было потерять знак, указывающий горло Белого моря.
Косой крест из двух горелых лесин открылся к вечеру.
Лодки решительно повернули и, пересекая горло, поплыли в надвигающуюся ночь. Голодные гребцы выбивались из сил, звезд не было видно. Солнце встало прямо перед ними, осветив низкий серый берег. Викинги повернули вправо и так шли еще три дня до устья Двины. Тут на отлогом холме стоял обнесенный бревенчатым забором варяжский поселок ХолмграД; на кольях белели оленьи и лошадиные черепа.
Местные варяги без радости встретили гостей: пищи сами набрали мало. Мясо и муку Торир чуть не зубами вырвал у местного ярла, цена его была огромная. Биармийцы ушли далеко в леса, к Перми и Вятке, торг не поддерживали.
Карли подрался с одним из своих гребцов, пленным мадьяром, а потом принялся бить остальных, пока его не связали. Он ворочался на дне лодки, бормоча проклятия. Никто из местных дороги на Юг-реку не знал, а про Юмалу Торир не спрашивал.
Через два дня лодки, на носах которых находились золоченые драконы, уже бороздили серебристую Двину. Бежали назад берега в сумрачных лесах, ни дымка, ни следа жизни не было видно. Гунстейн не раз на ночлегах заводил разговор о возвращении, но Торир, поколдовав наспех, говорил коротко:
– Нет.
Как-то посреди реки они увидели крошечную лодочку-долбленку. Две лодки викингов отрезали ее от берегов, а Торир пошел прямо и увидел древнего широколицего старика, который тянул рваные сети. Он лопотал Непонятно, и тогда гребец-мадьяр сказал, что этот язык похож на его собственный, как говорят в Венгерском королевстве, основанном выходцами из Югры. Гребец потолковал с рыбаком и сообщил, что Юг-река недалеко, а на ней живет большая и уважаемая семья Манси. Все обрадовались, особенно Гунстейн, который щедро одарил старика. Впрочем, когда рыбак отплыл, Торир нагнал его, отобрал подарки, сети и рыбу, а самого на всякий случай утопил. Потом Торир велел всем ждать у берега, а сам с мадьяром пошел искать дом семьи Манси.
О дальнейшем сага Снорри умалчивает, но в Бое-саге сохранились некоторые подробности. Торир, когда хотел, умел быть обворожительным, и викингов хорошо приняли в доме Манси, а мадьяр заменял ему язык. Они назвали себя большими шаманами из-за моря, хранителями солнца и луны; хозяин сам был шаман и говорил с ними почтительно, а внучку его Торир соблазнил в первый вечер, и потом ходил к ней три ночи, когда в большом доме все укладывались спать. Девушка, впервые познавшая любовь, была благодарна ему и умоляла остаться навсегда. Но Торир объяснил ей знаками и через мадьяра, что он по своему шаманскому обету несет дары богине Юмале, и если девушка хочет, чтобы он поскорее вернулся к свадьбе, то она должна показать ему самый короткий путь к богине. Девушка советовала ему от устья Юга идти все время на восход до большой реки Сысолы и еще два дня до священного бора, откуда кричит богиня.
– Все, что вы принесете, вешайте на ветки, а в бор не ходите, иначе вас убьют. Потом придут наши, которые живут отдельно, носят красные одежды и сторожат Юмалу, они отнесут ей ваши подарки. И скажи ему, пусть возвращается быстро,- добавила она, прижимаясь к Торйру, хотя с ним был мадьяр.
В ту же ночь мадьяр ушел за Карли и Гунстейном, а Торир еще два восхода солнца встречал вместе с доверчивой биармийкой. Та все время толковала ему, чтобы он не ходил к богине, все равно он ее не увидит, видеть ее нельзя, и даже хранители ее не видят - остального он не понял и отвечал поцелуями. И еще он узнал, что в Биармии никто не целует женщин, хотя это так приятно.
На третью ночь, когда девушка, утомленная, уснула, Торир услышал крики ворона, тихо оделся, взял оружие и встретил спутников. Они пошли, как было указано, на бревнах переплыли Сысолу и увидели бор. Деревья на опушке его были украшены красными тряпочками.