Смотря по тому, хиреет их дело или процветает, они то поднимаются, то опускаются, но только в пределах отведенных им ста этажей. Вот таков он и есть, Вест-Вестер.
Здесь можно за неделю пропить те полмуллдора пенсии, которые нам щедро отвалил Муллер. Да-а, в этих краях даже зрячему туго приходится, а о слепом и говорить нечего! Нашего брата вечно обманывают. .
Брок тотчас подумал о своем чертеже-плане. И об этом городе, занимающем пятую сотню этажей. Ведь там, среди искателей приключений, он, пожалуй, найдет смелого и надежного товарища, который покажет ему дорогу к Муллеру. Но больше всего он заинтересовался нижней частью здания, против которой было написано «Гедония». Он спросил о ней старика, и тот с готовностью рассказал:
– Гедония – это хрустальный город, расположенный во второй сотне этажей Муллер-дома. Именно здесь чаще всего бывает Он в окружении целой камарильи дипломатов, банкиров и генералов. Говорят, тут испытать вечное блаженство еще на этом свете. Все эти райские уголки искусно укрыты и доступны лишь горстке его любимчиков и подхалимов.
Там существует огромная химико-механическая индустрия духовных и плотских наслаждений и разработана целая шкала состояний блаженства тела и души. Пяти человеческих чувств стало недостаточно, и, чтобы вкусить новых услад, были, говорят, открыты еще пять видов чувств. Любострастие возбуждается с помощью всевозможных бальзамов и лекарств, пилюль и мазей, посредством различных массажей, инъекций и операций, во время которых частично удаляют отдельные органы и железы, перевязывают сосуды, укорачивают нервные волокна...
Говорят, какую-то новую утеху обнаружили в чиханье, определенные хирургические манипуляции придают ему колоссальную интенсивность и даруют блаженную смерть. После особых душей и ванн у человека упоительно зудит кожа – там есть культ зевоты и щекотки, до того изощренной, что вытерпеть ее уже нет мочи...
Когда же все эти средства иссякнут, когда тело падает в полнейшем изнеможении – гаснет свет и наступает черед отдыха. Муллер сам решает, когда в Гедонии должна быть ночь, а когда – день, ибо солнце не властно над Муллердомом.
Строитель, создавший эти райские кущи, навеки заточен Муллером в застенках. И только Муллер знает план своего неприступного рая. Ему известны все потайные ходы и выходы, все невидимые дверцы, все секретные замки.
Они ведут в театры, дворцы, храмы и опочивальни. Звезда на потолке, откуда свисает люстра, распятие в алтаре храма, сдвинутая паркетная дощечка на полу в спальне – вот для Муллера небесные врата. Через них он может подслушивать, подглядывать и, повергнув всех в ужас, в нужный момент внезапно появиться и так же внезапно исчезнуть без следа. .
– А что находится над вами? – спросил Брок. В его плане против этих этажей стояли вопросительные знаки.
– Больницы, богадельни, приюты для престарелых, куда приходят умирать. .
– А выше?
– Сумасшедшие дома, тюрьмы, камеры обреченных на пытки и голодную смерть. .
– А еще выше?
– Крематории. .
– А на самом верху?
– Там, говорят, идет строительство, вечное строительство, этаж лепится к этажу, и нет этому ни конца, ни края.
Город растет лишь ввысь, к небу. Необходимы все новые и новые помещения, и нас мало-помалу, словно поршнем, теснят наверх. . Во время переселения Муллер-дом напоминает растревоженный муравейник. Это дни безумной суеты и ужаса. Администрация, занимающая пятьдесят этажей сразу над Гедонией, не в силах справиться с паникой, которая обуревает всех обитателей дома. .
VI
Молодой старик. О чем рассказало Броку зеркало в конце коридо-
ра. Распыленный
Брок коснулся руки старика и вдруг вспомнил про свой конверт.
– Нет ли здесь случайно зеркала?
Старик невесело покачал головой.
– На что слепому зеркало? Уж десять лет, как я смотрю во мрак.
– А сколько вам лет, дедушка?
– Тридцать три.
Пораженный, Брок воззрился на молодого старика. Не тридцать три, а все восемьдесят лет нужды и отчаяния избороздили морщинами его лицо.
– Так выглядят все, кто питается таблетками Огисфера
Муллера.
Тут Петр Брок впервые почувствовал уверенность в своих силах. И решительно воскликнул:
– Ну, хватит! Уж я сумею найти способ встретиться с вашим Господом лицом к лицу!
Из глаз старика потекли слезы.
– Ты силен, ибо поднялся по лестнице! Десять лет я ждал, когда откроется эта дверь! Ведь лишь таким путем может прийти некто более сильный, чем Муллер! О господин, сделай меня и братьев моих снова людьми! Верни нам имена вместо номеров, дай пищу вместо таблеток, возврати любовь, желания и мечты! Выпусти нас из этой тюрьмы, дай солнце тем, кто потерял его навсегда!
– Клянусь! – сказал Брок.
Их руки соединились в пожатии. И внезапно Брок осознал всю трудность своей задачи. Вправду ли он настолько силен, чтобы тягаться с Муллером? Как проникнуть на заповедные этажи и не выдать себя?
И вновь мелькнула мысль: конверт! Да, в конверте скрыта сила, которую он в себе ощутит, едва посмотрится в первое же зеркало.
– Где найти зеркало? – вновь спросил он старика, когда тот повел его длинным коридором, по обе стороны которого виднелись двери.
– В конце коридора, – сказал старик, – находится железная клеть. Это скоростной подъемник, на нем ты спустишься в Вест-Вестер. За клетью есть ниша, там висит на стене отполированная плита, холодная и гладкая, как змея.
Не знаю, зеркало ли это, но, когда я стою перед ней, мне чудится, будто на меня смотрит моя слепота. . Не знаю.
Может быть, это просто стекло!
До лифта было уже рукой подать. Брок весь дрожал от возбуждения. Вот и клеть, а за нею под тусклой лампочкой действительно блестела широкая гладкая зеркальная поверхность,
Брок с конвертом в руке обогнал старика, бросился к стене и глянул на себя.
Крик изумления сорвался с его губ!
Он стоял перед зеркалом. Махал руками. Подпрыгивал. В общем, всячески показывал, что он здесь, что перед зеркалом стоит человек. Все напрасно. Зеркало его не видело, не замечало. .
Он не отражался в зеркале!
Противоположная стена отражалась в мельчайших подробностях, но человек, стоявший между ней и зеркалом, себя не видел. Какое же это, к черту, зеркало, раз оно не отражает? Внезапно Брок увидел в этом странном омуте старика, который ковылял к нему. Уму непостижимо!
Старик был виден в отполированном квадрате со всеми своими морщинами – но рядом с ним никого не было!
Вот тут-то Петра Брока и осенило. Он торопливо сло-
мал красную печать, развернул сложенный вдвое лист бумаги и прочитал:
Ниже другой рукой было приписано:
Наконец-то Петр Брок понял, в чем его сила! В порыве радости он подхватил старика и закружился с ним в бешеном танце.
Старик тронул пальцем поверхность зеркала и тотчас в испуге отдернул руку.
– О, я боюсь зеркала под своими ладонями! Оно отвечает и незрячему. . Зеркало никогда не ослепнет.
– Бросьте, старина! – вскричал Брок. – Ведь меня вы бы не увидели, даже будь у вас тысяча глаз! Никто меня не увидит...
Брок упивался своей невидимостью. Он приплясывал перед зеркалом, стучал, дышал на него, кокетничал с ним
– все тщетно! Зеркало устало принимать и возвращать человеческие образы! Вернее, оно вдруг взбунтовалось и перестало действовать: отказалось отражать Петра Брока! Но
Брок не сердился: я могуществен, как бог! Я могу все! Я
сотворю чудеса, какие даже Христу не снились. Перетряхну проклятый мир этого высоченного домища! Ну, Муллер-дом, держись!
Он быстро простился с молодым стариком и вошел в клеть. Как только захлопнулась железная решетка, он почувствовал дрожь. Пол как бы начал проваливаться – Броку почудилось, что он летит в пропасть. Он зажмурился.
От резкого падения голова закружилась, едва не лопаясь от боли. Петр Брок потерял сознание.
VII
И снова снится желтый огонек. Окна и люди. Трактир «На краю
света». Продавец снов
Падая, он вновь увидел тот же тягостный, жуткий сон.
Желтый огонек в черепе мерцает неверным светом. Освещает огонек только себя да золотистый ореол пыли вокруг. Броку мерещится, будто он, сверявшись клубком, спрятав голову в коленях, лежит в сыром, промозглом бараке. Он откидывает с лица серый балахон, глаза привыкают к темноте: словно сквозь дымку видны перекрещивающиеся над головой, покрытые трещинами балки. А на висячей площадке, тесно прижавшись друг к другу, чтобы согреться, на правом боку лежат люди. Но он – уже не звено этой цепи, он лежит напротив, у разбитого окна, подернутого бельмом инея. Ему холодно. Поэтому он снова натягивает балахон, снова сворачивается клубком, кутаясь в темноту, которая может означать и ночь, и день...
Петр Брок очнулся от резкого толчка, открыл глаза – и в ту же секунду мучительное видение исчезло. Как долго он спал? Он встал с пола и, сразу же вспомнил вчерашний день, судорожно ухватился за железную решетку клети словно желая в этой реальности спастись от страшного сна с желтым огоньком в пустом черепе. Будущее – вот что отчаянно его влекло, он еще раз поздравил себя с тем, что невидим, и выскочил из клети.
Пройдя коридор, Брок поднялся по лестнице, открыл железную калитку и. . очутился на улице. Два ряда домов, магазины, тротуары. Недоставало лишь одной весьма существенной детали, даром что на нее, как правило, не обращают внимания, – неба. Вместо неба высоко над головой виднелся романский свод, отлитый из цельного стекла. Под ним, как солнце в зените, ослепительно снял огромный белый шар.
Окна и люди. Бесконечные вереницы окон и людей. .
Окна безмолвные и орущие, перепуганные и плачущие, таинственные и зевающие от скуки – окна, окна, окна. Они подмигивают, манят, хохочут, грустят. А под ними толпа.
Яркая, бурлящая, суматошная толпа. Все племена и народы смешались в этом круговороте, меняются цвета одежды, лиц, глаз, волос, тысячеустый гомон гулко разносится вокруг, словно разом играют все трубы органа.