– Нет. Положил карточку на место, повернулся и вышел.
– Он действительно рассматривал карточку Шмидта?
Вы не ошиблись?
– Это была карточка Шмидта. Они лежат по алфавиту.
Шмидта – последняя.
– Когда это случилось?
– В пятницу после обеда. Накануне смерти Шмидта.
– В пятницу... Я бы хотел задать вам еще вопрос. Когда в субботу, незадолго до тревоги, вы поднимались в оранжерею, вам не встретился Маккент?
– Маккент? Нет.
– А по его словам, он был у входа первым. Если вы его не встретили, значит, он должен был прибежать откуда-то из другого места.
– Конечно.
– Вы не заметили, откуда он появился?
– Не помню. Когда я прибежала к базе, он уже был там. Мне как-то не пришло в голову спрашивать, где он был до этого. А в чем дело?
– Так, мы просто проверяем...
– Смотрите-ка, целый арсенал! Вот это был бы фейерверк!
Глац подошел к столу с двумя гроздьями сигнальных пистолетов в руках.
– Здесь все – двадцать две ракетницы. И у каждой бирка. Где будем их проверять?
– Где-нибудь снаружи.
В присутствии врача, командира экипажа и доктора
Гольберга следователь двадцать два раза выстрелил в лунную поверхность. Двадцать два раза вспыхивало едва заметное пламя. Двадцать два раза майор чувствовал отдачу, но не слышал выстрела. Да, на Луне другие акустические условия, другие условия для распространения волн.. и совершения преступлений. В лаборатории следователь двадцать два раза склонялся над микроскопом и наконец отложил в сторону ракетницу. Ту, что была найдена возле трупа Шмидта. Из нее были выстрелены все три ракеты.
– Фальшивка, трюк, обман! – Глаза Гольберга горели от возбуждения. Неплохо придумано, одно колесико цепляется за другое! Шмидту приписывали самоубийство, и действительно все три выстрела произведены из его ракетницы.
– Из его ракетницы? – переспросил Родин.
– То есть, – заколебался доктор, – из пистолета, найденного у трупа. Вы правы, это не обязательно должен был быть пистолет Шмидта. Но ничего, не будь тут коекаких неясностей, я бы, пожалуй, отважился сказать, кто из него трижды выстрелил.
Родин несколько раз подкинул на ладони пистолет.
– Кто же?
– Тот, кто упорно лжет! Почему он не сказал нам, где был в критический момент и откуда прибежал к базе? Видимо, потому, что не может объяснить, где был, ибо камуфляж с самоубийством провалился. То, что он лгал, это ясно. Что он нам говорил? Что надевал скафандр и собирался идти в лабораторию, но в этот момент взвилась ракета и в гермошлеме раздался сигнал тревоги. «Я сразу понял, что случилось, – сказал он, – ракета загорелась над радиотелескопом. А там работал Шмидт. .» Затем он якобы прошел шлюзовую камеру и побежал к базе. .
Родин снова посмотрел в микроскоп:
– А вы уверены, что кто лжет, тот и убивает? В таком случае человечество давно было бы истреблено. Возможно, у Маккента для этого камуфляжа была другая причина.
И, кроме того, как он практически мог это сделать? В
10:53 Нейман заметил его в оранжерее. За шесть минут
Маккент не мог добраться до холма. Но даже если бы и смог, то каким образом он через две минуты оказался у базы? Гольберг взъерошил шевелюру.
– Вот это-то меня и смущает. Тогда зачем же, черт побери, ему понадобилось подслушивать у дверей Шмидта?
Зачем он копался в его медицинской карточке? Накануне убийства!
– Все это так, но скажите, к чему убийце знать, какой группы у Шмидта кровь, какое давление, болел ли он в детстве и какими болезнями и так далее и тому подобное?
– Не знаю. Но разве у нас недостаточно улик для обоснованного подозрения!
– Для подозрения – да. Что же касается обоснований, это мы еще увидим. Посмотрим, что он нам скажет.
ЧРЕЗМЕРНОЕ ЛЮБОПЫТСТВО
Мельхиад стал извиняться еще с порога.
– Я хотел зайти сразу после завтрака. Но вряд ли я могу быть вам полезным, я ровным счетом ничего не знаю.
Он действительно не припоминает ничего заслуживающего внимания. Испорченный кабель? Он же все сказал. Да, разумеется, кабель мог быть испорчен преднамеренно. В свете новых обстоятельств это вполне правдоподобно. Но по характеру поломки такого вывода сделать нельзя. Заметил ли он на кабеле отпечатки пальцев? Вопервых, это невозможно определить, во-вторых, ему и в голову не пришло ничего подобного.
В конце разговора Родин взял в руки гильзы.
– Убийца должен был выстрелить в Шмидта дважды и один раз в воздух, то бишь, я хотел сказать вверх. Следов ракеты, которая взвилась вверх где-то в районе радиотелескопа, нам, естественно, не найти. Но первые две ракеты должны были упасть где-то поблизости. Как по-вашему, не остались ли от них какие-нибудь следы?
Инженер некоторое время раздумывал.
– В ракетах имеются соли стронция, окрашивающие пламя в пурпурный цвет. Взяв в том месте, где был убит
Шмидт, с десяток проб грунта, можно точно определить,
где сгорели ракеты, даже если на первый взгляд от них не осталось и следа.
– Неплохо придумано, – заметил Родин, – но возиться с анализами!
– А для чего существуют манипуляторы? Положитесь на меня, и сегодня же к вечеру у вас будет ответ.
После ухода Мельхиада Гольберг пожал плечами.
– Не пустили ли вы козла в огород. . Держу пари, что следом появится Ирма Дари.
Майор пари не принял. И оказался прав. Не надо было быть ни следователем, ни психологом, чтобы заметить, как напряжена молодая женщина.
– Сегодня здесь у нас все напоминает кабинет зубного врача. – Ее слова звучали не очень естественно. – «Следующий, садитесь в кресло, не бойтесь, больно не будет».
Ну вот, и я здесь.
За ее улыбкой что-то таилось. Но что? Сожаление, страх? Или что-то другое?
– Присаживайтесь.
Несколько секунд в комнате стояла тягостная тишина.
– Вряд ли я смогу быть вам полезной, – сказала наконец радистка, – я думала о субботе, но ни к чему не пришла.
– Когда была объявлена тревога, вы работали в узле связи?
– Да. Только что закончила передачу радиограммы.
Пока я перематывала ленту с текстом – во избежание ошибок мы каждое сообщение передаем дважды, – мне задали несколько вопросов с Земли. Я ответила, и в этот момент прозвучала тревога. Я посмотрела на контрольное табло – откуда тревога – и вызвала Шмидта. Аппарат не отвечал. Я тотчас же связалась с Глацем и после этого сразу снова вставила ленту в радиотелетайп. Вот и все.
– Больше вы ничего не припомните?
– Нет... Простите, я хотела бы... Мельхиад здесь был?
– Да.
– Я. . понимаете. . не знаю, как бы это лучше объяснить. Борис такой.. ну, немного вспыльчивый. Когда я узнала, что Шмидт убит, мне стало страшно. Понимаете, я подумала. . Шмидт и я. . а что, если Мельхиад о чем-то подозревал, вы знаете, что я имею в виду...
– Пока мы не располагаем фактами, свидетельствующими о том, что именно Мельхиад является убийцей. – От холодного тона следователя Ирма Дари сжалась в комок. –
Вы это имеете в виду?
– Да, да. Я бы не перенесла, если бы он попал в беду.
Как только я себе представляю, что из-за меня один мог лишиться жизни, а другой – чести, мне становится страшно! Борис вспылив, может обругать, даже ударить, но он не способен на хладнокровное, заранее обдуманное убийство. Никогда!
– Почему вы думаете, что это было обдуманное убийство?
– Все свидетельствует об этом, – радистка пожала плечами, – по крайней мере мне так кажется. Умышленное повреждение телесвязи, убедительное алиби – невероятно, чтобы все это было результатом неожиданного порыва. .
– Видимо, вы правы, – подтвердил Родин. – Кстати, вы уверены, что Мельхиаду не известно о вашем. . – он заколебался, – о ваших взаимоотношениях с Шмидтом?
– Да, – ответ сорвался с губ молодой женщины прежде, чем Родин закончил свою мысль. – Наверняка да. Он не сумел бы этого скрыть, он не умеет играть. Вы должны были в этом убедиться. . Я никогда не скажу ему о случившемся. Не потому, что боюсь. Он бы позлилсяпозлился, но потом понял бы, что человек не всегда волен в своих поступках. Просто я не хотела напрасно причинять ему боль. Мне ненавистны те, кто испытывает радость оттого, что причиняет другим боль.
Две пары глаз проводили Ирму до двери.
– А теперь – очередь за Маккентом, – сказал Гольберг.
– По-моему, его любопытство испарится, как только речь пойдет о некоторых щекотливых...
Прежде чем доктор успел закончить свою фразу, дверь вновь отворилась и на пороге появился Маккент. Быстро обшарив комнату глазами, он задержал взгляд на Родине.
– У вас есть для нас что-нибудь новое? – спросил тот.
– Да. То есть я так понял, что вы хотите с каждым из нас побеседовать в свете... ну, что ли, новых обстоятельств смерти Шмидта. Нейман сказал, что вы обнаружили какие-то шифрованные сообщения?
Следователь пропустил его вопрос мимо ушей.
– С какой целью вы интересовались медицинской картой Шмидта в пятницу? Что вы в ней искали?
– Я? – Биолог почти подпрыгнул на стуле.
– Именно вы. Итак, что вас интересовало?
– Это, верно. Рея Сантос...
– Оставьте ее в покое и отвечайте на мой вопрос.
Взгляд Маккента беспокойно перебегал со следователя на доктора.
– Это не имеет никакого отношения...
– Имеет, не имеет – позвольте судить нам. Как это произошло?
– В последнее время Шмидт не был похож на себя. Он стал задумчивым, чувствовалось, что его что-то гложет.
Мне это показалось странным, и я подумал, не подскажет ли мне что-либо его медицинская карта. Вот и все.
– Это входит в ваши обязанности?
– Конечно!
– Каким же образом?
– А по-вашему, исследуя влияние здешней обстановки на растения, я могу пройти мимо того, как ее переносят люди?
– Итак, забота о коллеге. Почему же вы не попросили врача показать вам эти карточки?
– Потому что в тот момент ее не оказалось на месте, а карточки можно было посмотреть.