— Хорошо.
— Они немного сумасшедшие. Сочиняют покойникам жизнь. Девушка, у которой родители при жизни ругались, ненавидели друг друга, а теперь лежат рядом, придумывает им любовь, романтические приключения. Женщина, потерявшая ребёнка, приносит ему учебники за следующий класс, советует в какой институт поступать. Мужчина, который тяготился женой-инвалидом при жизни, теперь находит ей клинику, придумывает излечение и счастливую жизнь…
Они размышляют вслух, говорят с мертвецами, а потом монологи начинают постепенно перерастать в диалоги. Они замечают друг друга, знакомятся. И вдруг выясняется, что судьбы, как усопших, так и живых крепко переплетены.
Воодушевлённый гений метался по комнате и пересказывал ещё не написанную пьесу. Он строил гримасы, размахивал руками, нагонял жуть и заставлял смеяться. Да, гений умел плести кружева сюжета, а скелеты из шкафов так и валились. И, конечно, любовь. Всё явно шло к финальному поцелую, но…
— И вот! Он и она стоят лицом к лицу. Между их губами не больше дюйма, — гений рубанул рукой. — Занавес!
— Именно дюйма?
— Дюйма, — заверил гений.
— Знаете что? Я бы вырезал в занавесе огромную дыру, чтобы зритель мог увидеть этот вот поцелуй.
— Хм. В этом что-то есть. Капелька постмодернизма не повредит, думаю. Но знаете…
— Да?
— Это всё режиссура, а у меня — занавес!
Зазвонил телефон.
— Не могли бы вы взять трубку, — попросил Алексей.
Лопарёву он позвонил ночью.
— Что с площадкой Серёга?
— Малый театр тебе подойдёт? — буркнул тот. — Не такой большой, как Большой, но с историей.
— Что там сейчас, какое-нибудь казино?
— Не угадал. Там живёт министр образования.
— Что, прямо так и живёт в театре?
— Жил. Но теперь ему стало тесно. Похоже, ворованные школьные завтраки во все комнаты уже не помещаются.
— Ну да, он же Малый. И сколько просит министр?
— Двенадцать миллионов.
— Покупай.
— На фирму?
— Нет. Это не наш профиль. Зарегистрирую другую. Возьми в уставной капитал из моих личных средств.
— Твоих личных хватит только на вешалку. Вот с неё и начни. По завету Константина Сергеевича, так сказать.
— Можешь продать мои акции? Только так, исподволь.
— Сколько?
— Десять процентов.
— Исподволь? Десять процентов?
— Постарайся.
— Уйдём в красную зону.
— Мне почему-то кажется, что не уйдём.
— Только в том случае, если кто-то будет их активно скупать.
— Вот именно. И тогда ты продашь ещё десять.
— Хорошо. Но должен тебя предупредить Лёша, что ты играешь с огнём. Ты теряешь контрольный пакет. Пусть формально акции на рынке распылены, но у каждого из твоих компаньонов в руках окажется судьба фирмы. Не стоит вводить людей в искушение. Это Воронья Слободка, Лёша.
— Не дрейфь, Серый! Ты всегда доверял моей интуиции, поверь ещё раз.
Несколько дней он занимался рутиной. Встречался с местным коммерсами и заключал контракты на продакт плейсмент. Отказов не было. Шум в прессе подогревал интерес к проекту. Вадик работал, как на конвейере, вставляя в фильм образцы продукции и лейблы.
Наконец, гений закончил работу. Старый косматый медведь выбрался из берлоги и щурился от яркого света. В руках он держал пухлую распечатку.
На этот раз Алексей подготовился. Он изучил репертуар и заранее прочёл «Клетку» Марио Фратти. Предполагая проблемы, позвонил Чебурашке. А ещё — надел смокинг и повязал бабочку.
С тем же успехом он мог явиться в костюме пингвина. Никакой реакции публики. Однако зал был почти полон. Заряженная пресса создала нешуточный ажиотаж.
Анна играла великолепно. Она просто источала флюиды соблазна и порока. Под песенки Челентано её героиня соблазняла простака Крестьяно. Очень символично в свете предстоящих событий. И томики Чехова в качестве библии. Замечательно. Декорации добавили пьесе чуточку авангарда. Вместо клетки на сцене стоял большой шкаф — стенка. Там, за сдвижными стёклами и обитал сумасшедший Крестьяно, передвигаясь как буквализированный книжный червь из секции в секцию.
— Я теперь свободна, я могу уйти… — произнесла Кьяра в финале.
Предвкушая хороший вечер, Алексй направился к выходу. На лестнице его смокинг чуть не испортил какой-то шизик. Яйцо пролетело мимо и украсило соплёй барельеф бородатого заводчика.
— Прочь грязные руки от нашей Анечки! — выкрикнул театральный фанатик из-за сошедшихся плеч двух крепких парней в серых костюмах.
Блеснула фотовспышка. Какой-то шустрый репортёр или блогер попытался задать пару вопросов.
— Без комментариев.
Репортёра оттёрли всё те же нанятые Чебурашкой серые типы.
Они же сделали так, чтобы кафе оказалось пустым.
Анна переоделась, но в джинсах и футболке стала только более соблазнительной.
— Что это за бред пишут в газетах, будто я запросила с вас какую-то умопомрачительную сумму?
— Журналисты. Что вы от них хотите.
— Я от них ничего. Но они настаивают на интервью, даже внесли пожертвования.
— Я перебил их взнос, — ухмыльнулся Алексей. — И к тому же внёс его ещё утром. Так что щелкопёрам придётся подождать.
— Решили объявить на меня монополию?
— Мне нужна актриса.
— Вы уже говорили. И получили однозначный ответ.
— Нет. Мне не нужен профиль. Мне нужна живая актриса для настоящего театра.
— Вот как?
— Да. И поскольку у нас в запасе только час, а приглашение на свидание вы отвергаете, то вот вам рукопись. Прочтите.
Он пил вино и любовался, как на её лице сменяют друг друга эмоции. Вот пробежали морщинки, вот улыбка, вот недоумение. Ах, как это замечательно! Не нужен никакой театр. Так бы и просмотрел всю пьесу на её лице.
У него даже промелькнула идея, что неплохо бы замутить вот такой вот театр одного актёра, только читающего не вслух, не по ролям, а про себя. И зритель следил бы лишь за эмоциями. Но потом пришла ревность и накостыляла идее по шее. Нет, он не желает делить с кем-то подобное наслаждение.
— Я почитала. Занятно, там очень много длинных пауз, где нет ни диалогов, ни действия. Их не заполнит даже мелодия или шум?
— Абсолютная тишина. Чтобы слышен был хруст пожираемого попкорна.
— Это у вас пожирают попкорн. Ваши профили ведь всё равно ничего не чувствуют, пусть публика хоть барбекю в зале жарит. А у нас даже покашливание считается моветоном.
— Хорошо. Пусть зал надрывается как туберкулёзный диспансер. Шучу. Но вы уклоняетесь от главного вопроса. Как вам пьеса?
— Пьеса просто чудесна. Кто автор?
— Там вроде бы написано.
— Там указан Лещина, но я так понимаю, вы просто купили имя, как привыкли покупать профили. Лещина давно не пишет, никто не знает, где он вообще.
— Самый настоящий Лещина, поверьте. Он действительно не писал некоторое время, потому что был занят поиском еды на помойках. Мой друг разыскал его среди бомжей на одном из парижских бульваров. Я предложил гению написать то, что он жаждет. И, знаете, он согласился.
— Да, вы умеете соблазнить.
— Ну что вы, я всего лишь чертёнок с туристическим котелком.
— Сейчас вы больше похожи на трикстера.
— Перед сном посмотрю в словаре это слово. Но, увы, мой час истекает. Можем продолжить завтра, если хотите.
Он поднялся со стула.
— Нет. Не уходите.
— Неужели вы соглашаетесь на свидание?
Она улыбнулась так, что у Алексея защекотало где-то под солнечным сплетением. Почему не в области сердца, кстати?
— Вы славный, — сказала она. — Зачем это вам?
— Я влюбился.
— Ну, допустим. Но есть же способы и попроще. Цветы, например.
— Женщине нужно дарить мечту. Сами же говорили — хочешь завоевать женщину — полюби её детище. У меня нет цветов, но есть театр. Императорский.
— Если так, то боюсь, у вас ничего не выйдет.
— Ваше сердце отдано другому?
— Я имею в виду, не выйдет с театром. Вы относитесь к этому… механически что ли. Взять драматурга, актрису, купить здание, набрать труппу. Свалить всё в кучу и ждать, что зрелище родится само собой.
— Я что-то упустил?
— Дело нужно знать и любить.
— Я знаю и люблю своё дело. Знаете в чём его суть? Создать работоспособную систему. Алгоритм прост — взять талантливых людей с мечтой, с замыслом и предложить воплощение. Тогда не нужно будет никого подгонять…
— И как актёры, каждый из которых считает себя талантом, будут разрабатывать мизансцену? Как минимум нужен режиссёр.
— Нет. С режиссёром придётся делиться властью, а я этого не люблю. Я не меценат, чтобы наблюдать с умилением, как мои деньги тратят другие.
— Н-да, вам бы родиться лет на триста раньше. Тогда в театр загоняли крепостных девок и никаких проблем с мотивацией. Да и ухаживать за ними особо не требовалось.
— Отнеситесь к этому как к гастролям.
Чебурашка вёз Джейн в соседнем вагоне. А в соседнем купе спала Анна. Или не спала? Алексей вот не спал. Нервничал. Подумывал уже, не разбудить ли по обычаю Серёгу? Но мобильник вдруг сам пискнул вызовом.
— Это моя прерогатива будить тебя по ночам. Это ты на меня работаешь, а не я на тебя.
— Новости срочные. Вадик продал свои акции «Параллаксу». Они поглотят фирму, если соберут ещё хотя бы пару процентов.
— Вадика осуждать сложно. Он-то знает, какую куклу вместо актрисы мы приготовили на позицию девушки Бонда. Мисс растворимый кофе.
— Вопрос в том, почему я об этом узнаю только теперь?
— Не обижайся.
— Ко мне придут через час. Предлагают двойную цену.
— Продавай.
— Что?
— Что слышал. Но продавай всё что есть. И твоё и моё. Мы меняем профиль!
Разбирая сумку, он наткнулся на пластмассовый телефон из гостиницы. Вот чёрт! Спрятал и забыл вытащить. Интересно добрый ли это знак?
Презентация локальной версии фильма и ёё изюминки — «девушки Бонда», проходила в здании Малого театра. В фойе стояла «Шкода», натёртая воском до зеркального блеска, висели гирлянды шаров, логотипы компаний, стояли стенды, у которых никто не задерживался, если только там не раздавали бутерброды. Алексей вёл Анну сквозь толчею, кивая предпринимателям и улыбаясь прессе, пока путь не заступила троица из «Параллакса».