изительно, хотя не уверен, процесс выглядел так. Устроив тихенький скандал на пороге комнаты Марка, тем самым Аделаида довела его до определенного эмоционального состояния, при котором возможна миграция души, и посредством пощечины в буквальном смысле вывела его из себя, присовокупив его душу к своей. — Соснин посмотрел на Аделаиду. — Поправьте, если ошибаюсь.
Та надсадно и совсем по-звериному рычала, скованная Валдаем и Мироном.
— Я не знаю, ребята, как и почему в одном коллекторе и в одно время собрались все эти души, но этот факт вкупе с моим присутствием говорит о том, что Томесто не лучший выход для человечества в решении некоторых наших проблем. — Борис выдохнул, будто груз с себя сбросил, и сказал Валдаю: — Отправьте меня обратно. Мне противно здесь находиться.
— Опа! Есть контакт! — возбужденно крикнул врач, глядя на монитор. — Давай, родимый, давай! Хоть тебя к жизни верну. Мне же непременно зачтется…
Спасая ЭрикаИгорь Береснев
Игорь Береснев
29 октября 1962 г.
Понедельник, утро.
Рината на службу опоздала — как всегда. Но сделать коллеге замечание Григор не успел, тактика «упреждающей атаки» работала безотказно:
— Как выходные провёл? Наверняка из дому нос не высовывал, просидел со своей ненаглядной. И не скучно тебе так жить?
— Мне с Эвитой никогда не скучно. А ты…
— А я работала на выходных. Плодотворно! — Рината плюхнулась в кресло, хищно потёрла ладони. Придвинулась ближе к столу, включила компьютер. — Всё-таки я добралась до Корвича, теперь его лицензии каюк и надолго. А то ишь, играть со мной вздумал! И пусть радуется, что я ему латентную педофилию не впаяла. Так бы и загремел на профилактическую кастрацию.
Рината сверкнула ослепительно белозубой на смуглом лице улыбкой, склонилась к экрану. А Григор невольно поёжился, отодвинулся в сторону, чтобы между ним и этой улыбкой оказалась тумба с разлапистой опунцией. Не по себе каждый раз становилось, когда коллега так улыбалась. В паху сжалось, будто его самого приговорили к кастрации.
— Так-так-так… — Рината любила разговаривать сама с собой, нимало не заботясь о присутствии соседа по кабинету. — Сейчас мы его из базы вычистим, всё меньше забот. Вот так, и в архивчик…
— А ребёнок? — не удержавшись, спросил Григор. — Его девочке четырнадцать лет, кажется?
— Пятнадцать лет и семь месяцев. Букин, а ты за языком следи. Ты же ювенальный инспектор, какой пример подаёшь? Дети гражданского пола не имеют… Готово! Что тут у меня сегодня по плану?
— Так что с ребёнком?
— А? Я же говорю — плодотворно поработала на выходных. В пятницу вечером устроила внеочередной рейд, поймала на горячем. За субботу оформила лишение лицензии, ребёнка изъяла и — на заморозку, — Рината опять улыбнулась белозубо и хищно.
Григор моргнул.
— Ты отправила её в хранилище, не выставив на тендер? Почему?! Ей же пять месяцев всего до полнолетия.
— И что ты предлагаешь, оставить её с тем извращенцем? Я который год наблюдаю, как и он, и вся их поганая сота слюни пускает. Если бы не закон о латентной педофилии, давно бы ребёнка развратили. Пусть уж лучше в хранилище полежит, пока нормального воспитателя не подыщем.
— Спрос на подростков стабильно низкий, она может так пролежать и год, и два…
— Потому и отправила сразу, что спрос низкий. Зачем ребёнку зря ожиданиями мучиться? А заморозка безвредна. И департаментом демографии одобрена. Что-то не так, Букин?
Возразить Григор не посмел. Практика погружать в анабиоз детей, временно лишившихся опеки, в самом деле была одобрена департаментом и в последние годы получила широкое распространение. Для ребёнка смена семьи проходит почти мгновенно, негативные последствия от «беспризорности» сводятся к нулю. А искусственный анабиоз — процедура безвредная по официальным данным. Правда были и неофициальные…
За четыре года работы в отделе Рината аннулировала девятьсот восемьдесят пять лицензий, отправила в хранилище восемьсот сорок шесть детей, из них семнадцать — повторно. У Григора количество аннуляций было не меньше, но детей он старался в хранилище не отправлять. Хотя приходилось: держать ребёнка на тендере больше двух недель запрещено, вдобавок требуется, чтобы воспитатель и ребёнок понравились друг другу, чтобы курирующий инспектор одобрил сделку. А претендентов не так-то много — получить лицензию на воспитание куда сложнее, чем лицензию на рождение. Что логично: для деторождения достаточно желание и отсутствия патологий. Для воспитания — огромный перечень условий. Хотя желание и здесь на первом месте. Вот Рината лицензию ни на воспитание, ни на рождение получить не стремилась. «Некогда! У меня работа поважнее, чем с пузом ходить да сопли подтирать!» — приводила она всегда один и тот же железный аргумент. Но Григор подозревал, что коллега попросту не любит детей.
Григор детей любил. И доказал это, став лицензированным воспитателем полгода назад. К сожалению, получить «лёгкую» лицензию на рождение ни он, ни Эвита не могли. По объективным причинам.
Рината словно прочла мысли коллеги. Оторвала взгляд от экрана, подмигнула:
— Букин, а ты не хочешь её удетить, у тебя ведь лицензия свободная? Со мной, как куратором, заминки не будет — знаю, что педофилией не страдаешь. А ребёнок миленький. Лови, я тебе её последнее фото скинула.
На экране развернулась, заслоняя листы отчёта, картинка. На Григора глядела девочка-подросток, девушка, можно сказать. Прямые тёмно-каштановые волосы, карие глаза за густыми ресницами, нос с едва заметной горбинкой, резко очерченные скулы. Чем-то девочка походила на Ринату. Интересно, когда вырастет, научится так же хищно улыбаться?
Григор убрал картинку с экрана.
— Спасибо, я не спешу.
Он и правда не спешил с выбором. Во-первых, лицензию выдают на пять лет, времени, чтобы реализовать её, достаточно. А во-вторых и главных — Григор точно знал, какого ребёнка они с Эвитой хотят удетить. Усыновить, чёрт бы побрал эту толерантность!
Понедельник, вторая половина дня.
— Проходите, пожалуйста, инспектор. Рады, что вы нас не забываете!
Ольга Шмидт, родитель-воспитатель, старшая Х-супруг соты, была прямо-таки олицетворением радушия. У Григора скулы сводило от её лживого гостеприимства. Но внешне это не проявилось никак. Инспектор кивнул, отвечая на приветствие, шагнул в распахнутую дверь квартиры.
Всё же дыхание он задержал на несколько секунд. Рефлекс почти — каждый раз, попадая в квартиры-соты, дома-соты, особняки и пентхаузы-соты, ожидал уловить этот запах. Резкий, отвратный, нечеловеческий запах логова. Игра фантазии, разумеется. Жители сот были такими же людьми, как и он сам. Нет, неверно. Именно сотовые были «настоящими людьми». Не верить статистике оснований у Григора не было, а она утверждала, что восемьдесят семь процентов населения цивилизованного мира предпочитает сетевые семьи. Причём две трети состоят в гиперсемьях, насчитывающих десятки тысяч сот, сотни тысяч супругов. Человек стал мобильным, расстояния и государственные границы больше не удерживают его на месте. Сегодня ты живёшь в Заполярье, а завтра неожиданно получаешь работу своей мечты на тропическом острове. И ты не обязан ради мечты расставаться с семьёй, или — ещё хуже! — вынуждать близких следовать за тобой. Сетевая семья всегда рядом. Где бы ты ни оказался, её ячейки-соты радостно встретят тебя в каждом городе, в каждой стране, на каждом континенте. Сетевая семья — выбор мобильного человечества… Григор Букин родился, вырос и прожил свои двадцать девять лет в одном и том же городе. Он никогда не стремился к мобильности. Его семье «соты» не требовались — Эвита всегда рядом.
Инспектор прошёлся по квартире. Ничего нового, тем паче, противозаконного, увидеть он не ожидал — Ольга Шмидт воспитатель опытный. Собственно, сегодняшний визит Григор затеял единственно для того, чтобы…
— Эрик, поздоровайся с господином инспектором!
— Здравствуйте, господин Григор! — шестилетний мальчуган ползал на четвереньках по толстому тёплому паласу, покрывающему пол детской, собирал громадный — метровый, не меньше! — паззл. На миг приподнял голову, улыбнулся радостно, искренне, совсем не так, как его родительница-воспитательница, — и вновь погрузился в работу.
У Григора кольнуло под ложечкой. Как же они похожи! Те же шелковистые льняные волосы до плеч, бездонные голубые глаза, маленький ротик с пухлыми губками. Даже ямочки на щеках! Эрик походил на Эвиту так, словно был её родным сыном. Зато с родительницей, рыжей, плосколицей Ольгой Шмидт, у мальчика нет ничего общего — сразу понятно, что лицензия на деторождение была частичной. Не требовалось усилий представить, что именно из донорской яйцеклетки Эвиты появился на свет этот очаровательный мальчуган… К сожалению, это была всего лишь фантазия.
— Эрик, что же ты такой невежливый? Господин инспектор не часто заходит к нам в гости, — всего второй раз за неделю! — а ты его игнорируешь, — фальшь в голосе Ольги Шмидт звучала всё отчётливее. — Расскажи стишок, спой песенку!
— Нет-нет, не нужно! Не будем мешать! — Григор поспешно попятился прочь из детской. — До свиданья, Эрик!
— До свидания, господин Григор!
Собственно, то, что Григор хотел видеть в этой квартире, он увидел. Больше здесь делать нечего. Он шагнул к входной двери. И едва не столкнулся с выглянувшей из кухни Анри Куц, второй Х-супругой соты.
— Ой… — Анри поспешно прикрыла руками оттопыренный живот. — Добрый день, господин инспектор. Останетесь с нами обедать?
— Вы так поздно обедаете? — Григор нахмурился.
— Только взрослые, — поспешила успокоить наступающая на пятки Ольга Шмидт. — Ребёнок питается строго по расписанию, одобренному департаментом. Не беспокойтесь, инспектор!
— Да, — кивнула Анри, — мы хорошо заботимся о ребёнке. И о втором будем хорошо заботиться, — она нежно погладила живот.
— Скоро ожидаете?
— Врач обещает через две недели.