к огрызок за батарею спрятал. Батарея все равно не работала – Братья тепло сделали, чтобы по всей земле, чтобы вода хорошо прогревалась. На глубину-то никто особо не рвался, черно там и страшно. Петрович, к примеру, боялся глубины. В камышах за женой Семенова подглядывать не боялся, а глубины боялся. «Сяду, – говорил Петрович, – в лодку и поплыву, куда глаза глядят. Как Ной в ковчеге. Голубя поймаю, отпущу. Глядишь, приведет меня к новому Арарату». Ничего, поплыл, да только не голубем в небесах. Семенов сам видел, как ему Агрегат во двор вкатывали. А на следующее утро – бац, и нет Петровича, и на месте его дома вода плещется.
Повсюду вокруг избы Семенова теперь плескалась вода. Сидел он, бывало, на крыльце, смотрел, как солнце багряное в воды Мирового Океана опускалось, медленно и величаво. Тут же и жена-русалка на скале пряди золотые чесала, Семенову подмигивала, а под скалой Петрович крутился, увивался, как истинный карп.
У самого Семенова тоже Агрегат стоял. В рамках программы братской гуманитарной помощи. Один ему, один жене. Жена своим Агрегатом давно вон воспользовалась. А Семенов медлил. Думал. Примерялся. Прикидывал. Недаром он зоотехником-то в совхозе работал. Это значит, и в зоо, и в технике не дурак был. У Агрегата окошко есть. В окошко надо вставлять две фиговины – одну братскую, с их рыбьей кровью, а одну с кровью Семенова. Потом ложись в Агрегат и расслабляйся. Жди. Сны водные видь. А как Агрегат распадется, набирай воды полные жабры и плыви себе, куда боковая линия подскажет.
Семенов помудрил с Агрегатом немного. Фиговину с братской кровью выкинул. Вместо нее вложил яблочное семечко. Потом руку иголкой ткнул, все как в ролике рекламном учили, и накапал своей крови во вторую фиговину. И в Агрегат поместил.
Ложась в Агрегат, Семенов думал так: «Братская кровь плюс моя – это, значит, пожалуйте в рыбы. А я в рыбы не хочу. Хотя против них ничего не имею, ну, кроме карпов. Лучше я деревом стану. Яблоней. Корни глубоко пущу, глубенько, так что земля подо мной расползаться не посмеет. А Братья – они же гуманные. Хотя и не гуманоиды. Не будут дерево-человека затапливать, не в ихней это братской манере. Авось, и позволят чуток порасти».
Где ты, разум?
Андрей Таран
09 сентября 1974 г.
Хайс уронил корабль на планетку, и антрацитовый куб эмпузского крейсера вонзился в прибрежный песок так, что скромный атолловый островок скорчился и чуть не затонул в океане.
Команду тряхнуло. Врезаться в поверхность на скорости – занятие рискованное. Толстобрюхий штурман-ветеран Секер прикусил перистый усик, а стажёра Ши, гонявшего паразитов в трюме, завалило ящиками и прищемило левую хватательную ногу. Едва откопали мальчишку.
Но никто не роптал. Капитану Хайсу лучше знать, как сажать крейсер на незнакомую планету: не зря его хитиновые надкрылья украшены пятью орденскими татуировками! Быть может, он хотел показать, насколько серьёзны намерения эмпузов, а может, просто заскучал. В любом случае лучше вытерпеть жёсткую посадку, чем прослыть слюнтяем и отправиться домой, в брачную команду.
Мало кто из эмпузов-отцов сумел пережить сезон любви. Большинство потеряли головы.
Как предписано уставом, Хайс ступил на планету первым. Прогулялся взад-вперёд по мягкому тёплому песку, оглядел пышную стену местной растительности, забрёл в океан по брюшко. Приборы крейсера уже обследовали находку, и капитан знал, что планета не просто хороша – она идеальна для экспансии. Но личное впечатление ничем не заменить. Результаты анализов, физико-химические показатели и выводы по биологической активности? Прекрасно! Пусть они летят сжатым гип-пакетом на далёкую родину. А ему нужно ощутить дыхание нового дома: посмаковать ветер кончиками усиков, насладиться закатом, перебрать запахи…
Вокруг была жизнь. Слишком много жизни, если сравнивать с планетами эмпузов. Под ногами сновали мелкие рачки, потешно грозя миниатюрными клешнями. Целые клубки водорослей колыхались в мелкой волне. Ракушки усеяли влажный песок, а над головой с пронзительными криками носились наглые птицы, примеряясь к гостю. «Ну-ну, – щелкнул челюстями Хайс, – попробуйте! Хорошая разминка – что может быть приятнее после долгого полёта?»
– Капитан! – окликнул молодой биолог Чакаур, спускаясь на песок. – На этой планетке видов больше, чем во всех наших зоопарках. Классификация уже пошла на миллионы. А сколько получится завтра, через неделю?
– Разумные?
– Ничего, кроме брошенных городов. Похоже, что цивилизация погибла давным-давно.
– Славная новость! Не нужно плясать вокруг аборигенских прав на планету. Дайте заявку в Галактопатруль: эмпузы забирают мирок себе!
– Не торопитесь, решительные мои…
Тихий голос раздался сверху, из крон местной растительности. Чакаур вскинул хватательные ноги, готовясь к обороне, но опытный Хайс лишь вздохнул. К ним, переваливаясь на коротких пушистых лапках, спускался по стволу пузатый ленивец в голубом полу скафандре, с шевронами обер-сержанта на рукавах.
– Галактопатруль прибыл, – отдуваясь, пробормотал он.
– Приветствую тебя, Шиншиопай Третий! – сказал Хайс, вежливо приподнимая усики. – Давно не виделись, со времён Искаулового конфликта. Не знал, что тебя перевели в Бюро находок.
– Да вот, тружусь местным резидентом. И у меня две новости. Во-первых, гризи и пти-ок-беи заявились сюда раньше…
– Вонючие медведи и безмозглые птахи!
– Да-да, они вас тоже обожают, любезные богомолы, – обер-сержант хихикнул. – Во-вторых, планета заселена. Только не нужно скрипеть хитином! Аборигенов мало – вернее, остался всего один – и Галактопатруль присмотрит за соблюдением закона: «Друг друга убиваем, планеты – покупаем!» Мелкие стычки не в счёт, но глобальный геноцид и уничтожение ресурсов мне здесь не нужны. Так что удачной сделки: кто первым сторгуется с аборигеном, тот и заселит планету. Гризи и пти-ок-беи пока не преуспели.
Торопливый Чакаур проскрипел с издёвкой:
– Глупцы не сумели подкупить местного? Примитивы!
Хайс с тихим вздохом покосился на биолога. Чакаур несдержан. Трещит раньше, чем думает. Он молод и глуп, а глупость рождает дерзость, а та, как известно, приводит в брачную команду. Или на стол в кают-компанию, потому что горячее блюдо трещать не умеет. Хотя капитан Хайс кушать подчинённых не любил, считал такой исход педагогической ошибкой.
– Проблема в другом, – резидент Патруля улыбнулся биологу ласково, как неразумной личинке. – Никто не обнаружил аборигена. Гризи делали ставку на панд; пти-ок-беи подсунули мне договор со страусами. Обе расы впустую растратили время. Думайте, эмпузы: включаетесь в гонку или улетаете?
Хайс развернулся и зашагал к кораблю. Сбежать с такой чудесной планеты? Ха! Формуляр на заявку он подпишет позже, а сейчас – искать не теряя ни секунды!
Догнавший его биолог прошелестел:
– Капитан, может, того… избавимся от конкурентов, съедим пушистого…
– Я всё слышу! – раздалось из ветвей.
Хайс прищёлкнул ногой в раздражении: «Глупец! Не отыщет аборигена – скормлю команде!»
На крейсере начался аврал. Биологи засели за классификатор – тасовать неимоверное многообразие местной жизни на виды и группы, отсеивать потенциально разумных. Ксенологи захватили шлюпы и улетели к руинам. Инженеры разослали сотни зондов, накрыв всевидящей сетью планету, от горных вершин до глубочайших подводных кратеров. Суперкарго разложил в трюме бусы-смехуны, пятимерные калейдоскопы и прочую бижутерию, прикидывая, на что выменять планету. Десант отрабатывал варианты столкновений с медведями и птахами. Кок точил ножи и пролистывал экзотические рецепты в ожидании пленных.
Капитан обосновался в рубке, с аналитиками.
Первыми объявились ксенологи.
– Капитан, мы обнаружили музей современного искусства. Много картин впередильщиков и подвальников, что бы это ни значило. Судя по названиям, местные обожали рисовать себя. Бросаем в корабельную сеть полный каталог.
Хайс удивился: так просто? Картины загрузятся в классификатор, умная машина сопоставит их с местной фауной, вычислит совпадение – и готово, можно подписывать договор!
Почему гризи с пти-ок-беями не отработали этот вариант?
Впередильщики и подвальники… странные термины.
– Хорошо потрудились, парни, но порыскайте ещё: подсказки нам не помешают.
Аналитики вывели картины на основной экран. По стенам рубки поплыли изображения странных существ. Квадратноголовый урод разглядывал эмпузов двумя хитрыми глазами; отчего-то один расположился над другим, чего не встречалось в известной вселенной. Самка, собранная из выдвижных ящиков, держала на руках такую же личинку. Наборы пирамид и кубов, по-видимому, рассказывали о неких кристаллических созданиях. Встречались стоногие экземпляры и совершенно без конечностей, с внешними органами чувств и с геометрическими узорами вместо лиц, с покровами зелёными, синими, алыми, лиловыми, серыми, жёлтыми…
– Изначальный богомол! Сколько рас обитало на этой планетке?!
Аналитики, почуяв загадку, ринулись в бой, но Хайс вдруг понял: тупик. Опыт или интуиция – неважно, что шептало ему, но капитан отмахнулся от картин и вызвал инженеров:
– Докладывайте!
– Зонды накрыли поверхность планеты, эхолоты сканируют вглубь до семнадцати километров. Зафиксировано шестнадцать тысяч триста семь случаев использования примитивных орудий – палок и камней – но ничего более сложного. Нынешние обитатели городов – случайные жильцы, паразиты. Общий вывод по планете: полное отсутствие интеллектуальной жизнедеятельности.
– Принял, – Хайс вздохнул: а никто не обещал, что будет просто! – Увеличить количество зондов, просвечивать до сорока километров вглубь. Исполняйте!
Следующая неделя результатов не дала. Планету осмотрели, просветили, обнюхали, пощупали и излазили так, как собственный крейсер не изучали. Биологи требовали разрешить сбор трофеев, но Хайс отказал: не хватает случайно убить последнего аборигена! Галактопатруль повесит на них истребление разумной расы, и тогда уже самим эмпузам придётся выживать. Глупый риск, не ради одной-единственной планетки, какой бы симпатичной она ни выглядела.