На следующий день народу объявили, что президент Фредерик Кассар стал жертвой покушения, которое тщательно спланировали враги демократии и прогресса.
— Непосредственные исполнители теракта уничтожены на месте, — с гневом и скорбью говорил диктор. — Скоро будут арестованы последние участники заговора. Никто не уйдет от справедливого возмездия!
Великого человека хоронили в закрытом гробу.
Красная СтрелаЕвгений Шиков
23 июня 1988 г.
— А вытереться-то есть чем? — крикнула Эйси и, смеясь, стала смотреть, как голый мужчина бросился из ручья к разложенной на берегу одежде. Наблюдать за этим было забавно.
Натянув, наконец, мокрые штаны, мужчина слегка успокоился и, застёгивая на себе не успевшую высохнуть рубашку, позволял себе неодобрительные взгляды в её сторону. Говорить, однако, не спешил.
— Чего так торопился-то? — Эйси присела на траву и, подтянув к себе колени, положила на них подбородок. — Пускай бы высохло уже, всё равно я всё уже видела.
Мужчина, застегнув рубашку, посмотрел по сторонам и стал обматывать ступню портянкой.
— Ты здесь одна? — спросил он.
— Ага, — с готовностью кивнула Эйси. — А ты что, изнасиловать меня хочешь?
Он застыл, перестав наматывать портянку, и уставился на неё.
— Ты чего? Дурная что ли?
— Дурная, — Эйси засмеялась. — Как ты сейчас правильно сказал: «дурная». Именно что дурная, меня и в деревне так дразнят. То есть, раньше дразнили, а теперь уже вроде фамилии стало. Хотя и фамилия у меня есть, — поспешила добавить она. — Ты не думай, что я какая бесфамильная. Мой отец вообще — чанбыр.
— Чанбыр? Голова, что ли?
— У-у, — протянула Эйси. — А ты интересный, честное слово, если чанбыра головой называешь. Издалека, наверное? С юга?
Мужчина не ответил. Затянув сапоги, он подошёл к костру и стал затаптывать угли. Эйси сорвала травинку и стала её жевать.
— Ты, наверное, солдат беглый, да? — спросила она.
Мужчина посмотрел на неё, но затем вновь продолжил своё занятие.
— Я по сапогам догадалась, — объяснила Эйси. — К нам солдаты в прошлом году заходили, так они так же сапоги затягивали, чтобы, значит, хлопали. Идут такие по деревне, а сапоги «хлоп-хлоп», «шлёп-шлёп». Я у них спрашиваю — зачем так? А они говорят — чтобы слышно было, что солдаты идут, а не тяпичи какие, представляешь? А я им говорю — у нас только продажницы так ходят, только они, значит, ладонью по пузу шлёпают, чтобы мужики слышали. Так они меня палкой ударили, представляешь? Синяк огромный был, прямо здесь вот, — Эйси приподняла платье и показала худую ногу. — А я им говорю — всё равно дураки, потому что солдат должен тихо ходить, а то его пристрелят, правильно?
Мужчина, затоптав костёр, рассматривал Эйси. Затем сплюнул и, подняв сумку, закинул её за плечо.
— Действительно дурная, — он направился в сторону дороги. — Тебя что, родные в лес прогнали, от греха подальше?
— Ага, — Эйси вскочила на ноги. — Только не в лес, а в Бэлль. Нам работник нужен, яму вырыть под колодец, вот меня и послали. А я решила через лес срезать, чтобы быстрее. Слышу — плещется кто-то, вышла — смотрю: ты. Вот и думаю: а чего в Бэлль переться, если ты тут, отощавший такой, пузом своим светишь?
— Дура ты, — он поравнялся с ней и, остановившись, покачал головой. — А если я тебя сейчас схвачу и прирежу? Об этом подумала?
— Не-е, не прирежешь, — махнула рукой Эйси. — Мне Смотрящая сказала, что меня стрела убьёт, а наша Смотрящая ни разу ещё не ошибалась. Даже смерть свою высмотрела, представляешь?
— Ну а если я тебя того… — он осмотрел её с ног до головы. — Вон в тех кустах?
— Ну а если я того, — Эйси, кривляясь, тоже осмотрела его. — И не против совсем?
Некоторое время они молчали.
— Ты дурная, — сказал, наконец, мужчина и зашагал к дороге. — Скажи спасибо, что я детей не трогаю.
Эйси, подобрав юбки, заспешила за ним, — мужчина шагал широко и быстро.
— Ну так что? — закричала она. — Согласен?
— Сказал же, — не буду.
— Да не это, глупый! — Эйси догнала его и пристроилась рядом. — Яму вырыть согласен?
— Нет. Не согласен.
— А отец тебе четыре веса даст. А ещё — кормить едой будет и в баню пустит, и спать на сеновал. А?
Мужчина вышел на дорогу, затем, остановившись, задумался.
— Четыре говоришь?
— Ага. Согласен?
— А чего так много? И что, в деревне у вас больше никто копать не умеет?
— Так колодец-то проклятый! — пояснила Эйси. — Кто ж его копать-то из своих будет! Да ты не бойся! — засмеялась она. — Никакой он не проклятый, это только так говорят, что если Смотрящая кошку дохлую в колодец бросит, то он теперь проклятый. Ничего он не проклятый! То есть, тот, в который я Вилионеру зашвырнула, — он-то проклятый, конечно, а тот, который ты рядом выкопаешь — обычный будет, понятно?
— Чего? — мужчина помотал головой. — Кого ты зашвырнула?
— Виилионеру, кошку мою. Ты что, глупый?
— А зачем ты её туда зашвырнула?
— А чтоб знали, — Эйси нахмурилась. — Сестре пса подарили, тот мою кошку и задрал. Вот я и бросила, чтобы неповадно было.
— Ничего не понимаю. Так ты что, Смотрящая?
— Вот и я им говорю, что нет! Но все же знают, что я четыре года у госпожи Ги в помощницах бегала, вот и устроили переполох в курятнике, ей-боже, дурачьё! Меня отец ей отдал только потому, что у меня глаза разные и потому что больше никто брать не захотел. А не брал никто потому, что дурная. Вот я у неё и бегала, понимаешь? А теперь никто колодец копать не хочет из-за того, что через год потом помрёт, потому что проклятие кошкино настигнет, а я-то и не Смотрящая совсем, откуда тогда проклятие? Но всё равно боятся все, вот отец и послал меня рабочего искать, потому что это я кинула, а я через лес пошла, потому что мне суждено от стрелы умереть, понимаешь?
Мужчина откашлялся. Затем провёл рукой по лицу, посмотрел по сторонам.
— Слушай, — сказал он. — Шла бы ты куда подальше, а?
— Ну ты чего, забоялся что ли? Я же говорю, — всё это не по-настоящему. Я б сама выкопала, да с детства слабая, даже когда госпоже Ги могилу копала, полдня угробила, а колодец целый год буду рыть. Да и не умею. Тебе что, может, деньги не нужны? Ты же бродяга!
— Так, — мужчина поднял ладонь, будто защищаясь от её тирады. — Погоди. Ты хочешь сказать, что кто-то заплатит четыре веса за один колодец, и это потому, что ты в старый колодец кошку кинула?
— Ну да.
— А из старого кошку достать никак?
— Я ж говорю, — он проклятый!
— Но ты же говорила, что ты не…
— Да и засыпали его уже от греха-то…
Мужчина посмотрел на север, где вдалеке виднелась деревня.
— Эта, что ли?
— Ага.
— Четыре веса?
— И еда! И баня!
— А не врёшь?
Эйси задрала подбородок, поджала губы, затем плюнула на ладонь и протянула в его сторону.
— Да чтоб я девкой сдохла, если вру!
— Дурная, — кивнул мужчина и пошёл в сторону деревни. — Точно дурная.
— Эй, ты куда? — Эйси, продолжая держать перед собой руку, зашагала за ним. — Так ты согласен или нет?
— Согласен.
— Тогда пожми руку!
— Не буду я тебе руку жать. Ты на неё плюнула.
— Но ведь это такая традиция бродяжья! — не сдавалась Эйси. — Ты должен, иначе сделка не считается совсем!
— Я сделку с твоим отцом заключать буду, не с тобой.
— А со мной, значит, брезгуешь?
Мужчина вздохнул. Эйси некоторое время шла с вытянутой рукой, затем пожала плечами, вытерла её об юбку и догнала его.
— А тебя как зовут-то? — спросила она. — Меня вот — Эйси.
— Уэспер.
Эйси задумалась.
— Это как Уэйси что ли? — спросила она.
— Нет. Это как Уэспер.
— Знаешь, что я думаю? — спросила Эйси, внимательно его разглядывая, — Я думаю, что ты весьма странный мужик, Уэйси.
Уэспер не ответил, но зашагал чуть быстрее.
— Ты, что ли, Уэйси?
Уэспер, перестав ковырять ногой землю на месте бывшего колодца, повернулся. Дородный мужчина с заросшим рыжей бородой лицом, стоя неподалёку, рассматривал его сквозь полуприкрытые глаза. Заметив висящую у него на шее печать, Уэспер слегка склонил голову.
— Господин Голова…
— Тан чанбыр. — Полуприкрытые глаза резво осмотрели одежду Уэспера. — Южанин? Здесь уже лет десять всех танами называют, не знал, что ли?
— Слышал… но думал, вам будет приятно.
— С чего это? — тяжело ступая, чанбыр подошёл к Уэсперу и, встав рядом, ковырнул носком сапога землю. — Видишь эту кучу? Вчера это был колодец. Ты, конечно, можешь называть эту кучу колодцем ещё лет десять, но от этого ничего не изменится. Думаешь, куче приятно, когда ей напоминают о том, что она когда-то колодцем была?
— Я не думал об этом, — Уэспер улыбнулся. — Может, вы и правы.
— Моя дочь сказала, что в лесу тебя нашла, это правда?
— Правда.
— Беглый?
— Нет. Но служил.
— Сразу видно. С какой стороны?
— А какая разница?
Чанбыр, вздрогнув всем телом, хмыкнул и шлёпнул толстой ладонью по спине Уэспера. Тот еле устоял на ногах.
— Это ты правильно говоришь, очень правильно. Какая теперь разница? — он ткнул пальцем в отмеченный колышками участок земли. — Рыть, значит, будешь здесь. Когда выроешь достаточно — дам в помощь Вука. Он, конечно, слабоумный, но вёдра доставать да обратно спускать сможет. Больше никто не согласится. Спать будешь, — толстый палец переместился вправо, — вон в том сеннике, покрывало тебе туда кинут. Есть будешь прямо здесь. В дом, сам понимаешь, пустить не могу. Захочешь помыться — скажи, воды тебе вскипятят. Расчёт получишь сразу, как яму выкопаешь, — палец вдруг взлетел вверх и ткнулся Уэсперу в грудь. — На дочерей моих даже не смотри, понял? Убью.
Уэспер кивнул. Палец ещё некоторое время упирался ему в грудь, а затем руки чанбыра опали, и он повернулся в сторону дома. С крыльца, крича, сбежала Эйси, с размаху пнула поилку, распугала кур и уселась на землю.